Чжан Цянь: его биография и приключения
Когда произносятся имена Колумба или Магеллана, у каждого из нас всплывают в памяти знакомые картины. Мы видим паруса кастильских каравелл и синие дали Атлантики; пальмы на берегах тропических морей и угрюмые, едва различимые в плотной пелене тумана утесы Огненной Земли. Перед нами раскрываются захватывающие страницы многовековой летописи географических открытий.
На песчаную отмель небольшого островка в октябрьское утро 1492 года сходит седой генуэзский мореплаватель. Отлив. Волны смывают в море бурые жгуты водорослей, шуршит мокрая галька. На влажном, плотном песке ложится четкий след. Этот песок, на который еще никогда не ступала нога европейца, — первая земля Нового Света. Потрепанный бурями корабль входит в гавань Сан-Лукара. Один за другим сходят на испанский берег тощие, изможденные, черные от тропического солнца оборванцы. Их восемнадцать. Восемнадцать спутников великого Магеллана, двадцатая часть экипажа большой флотилии, которая четыре с лишним года назад ушла на запад в поисках нового пути к островам Пряностей. Они открыли не только путь к вожделенным островам, но и обошли кругом весь земной шар.
Да, эти страницы летописи открытий нам хорошо известны. Мы снова и снова перечитываем их, нас вдохновляет спокойное мужество, железная стойкость, беззаветная отвага великих искателей новых путей и новых земель. Но в этой летописи есть имена, незаслуженно забытые. Мы не встречаем их ни в школьных учебниках, ни в исследованиях, ни в поэмах, очерках, романах, посвященных землепроходцам и мореходам минувших веков.
Когда редко, вскользь, скороговоркой называют эти имена, наша память молчит. Мы не знаем, под какими звездами жили эти люди, какие подвиги они совершали. К числу таких имен относится и имя Чжан Цяня — величайшего китайского землепроходца, который 2100 лет назад проложил путь в дальние, до той поры неведомые Китаю страны Средней Азии, дошел до ворот Индии и открыл для своей родины мир великих и древних культур азиатского Запада.
Имя Чжан Цяня известно далеко не в меру его поистине грандиозных открытий. И это тем более досадно, что для нас давно уже доступны труды древних китайских историков, в которых описано замечательное путешествие Чжан Цяня в западные страны. Более ста лет назад отрывки из этих трудов,- посвященные Чжан Цяню, перевел выдающийся русский китаист Иакинф Бичурин, и совсем недавно переводы эти были вторично переизданы. А между тем немного найдется в истории географических открытий деяний, которые по своему величию могли бы сравниться с походом Чжана.
Это было более чем двадцать столетий назад — во II веке до нашей эры. В Европе в это время происходило быстрое возвышение Рима. Римляне захватывают Афины и Коринф, дотла разрушают Карфаген, твердо обосновываются в Испании, в Африке и на Балканском полуострове.
В Азии около 150 года до н. э. картина была такова: на востоке, в бассейне многоводных рек Хуанхе и Янцзы, за мощным обводом Великой Стены — линии укреплений, лишь незадолго перед тем возведенных для защиты от кочевников, лежали земли Китая, страны с многовековой культурой, цветущими городами, густой сетью оросительных каналов, многомиллионным трудолюбивым населением. На противоположном краю азиатского материка, в его юго-западной части, между Средиземным морем и могучими горными узлами Гиндукуша и Памира, протянулся пояс больших и малых государств — обломков недолговечной империи Александра Македонского. Завоеватели-греки жили бок о бок с коренными обитателями этих стран: сирийцами, арабами, иудеями — в землях к западу от Тигра, с персами и парфянами — в Иране, с бактрийцами (пращурами нынешних афганцев) и согдийцами (предками современных таджиков и узбеков) — в благодатных долинах Кабула, Вахша, Зеравшана, и Сыр-Дарьи.
На восточной оконечности этого пояса, в скрещении больших торговых дорог, лежали очаги древних культур, богатые города Бактра, Мараканда (Самарканд), Александрия Крайняя (Ходжент), откуда шли караваны в Индию и Вавилон, Малую Азию и Закавказье. Согдийское и Бактрийское царства, где у власти стояли греческие выходцы, поддерживали оживленные сношения с Сирией, Египтом, землями Римской державы. К северу от цветущей Согдианы, в низовьях Аму-Дарьи располагалось Хорезмийское царство, огромный оазис в сухих приаральских степях, страна, у границ которой некогда остановились войска Александра Македонского.
К югу от перевалов Памира и Гиндукуша лежала Индия, целое созвездие стран, культура которых восходила к временам глубочайшей древности. В то время, в середине II века до н. э., рубежи Бактрийского царства глубоко врезывались в индийскую землю и доходили до среднего течения Ганга.
Итак, на карте Азии II века до н.э. четко выделялись контуры двух областей древних цивилизаций — Китая и Западной Азии, причем эта западноазиатская область являла в ту пору необычайно пеструю и сложную картину, и в ее пределах причудливо переплетались элементы греческой, вавилонской, персидской, среднеазиатской и индийской культур. Но эти области не соприкасались друг с другом, и между ними не было прямого и постоянного контакта. Пять тысяч километров пустынь и гор отделяли Согдиану и Бактрию от Китая. То был великий центрально-азиатской барьер.
На юге каменный хаос Тибета и Куэнь-Луня, на севере пески Ордоса, Гоби, Джунгарии, сухие монгольские степи. Между Монголией и Тибетом — мертвая Цайдамская впадина, перевалы Алтын-Тага, воды блуждающего озера Лобнор, исполинская кашгарская котловина, где ручьи, стекающие с каменистых склонов Тянь-Шаня и Куэнь-Луня, терялись в зыбучих песках и солончаковых болотах, где лениво катил свои мутные, желтые воды Тарим — странная река, впадающая в непролазные прилобнорские трясины. Казалось, сама природа немало потрудилась, чтобы изолировать Китай от стран, лежащих по ту сторону Тянь-Шаня и Гималаев. На сотни дней пути раскинулись бескрайние земли, где летом от палящего зноя камни покрывались бурой коркой загара, где зимой дули, взметая сухую морозную пыль, свирепые бураны.
Безрадостна была эта страна, тяжел был путь через пустыни, солончаковые болота и высокие перевалы. Однако опасности, куда более грозные, чем бескормица, вьюга и зной подстерегали в этих землях всякого, кто вступал в их пределы.
На первый взгляд пустыни, степи и горы казались безлюдными. Но опытный следопыт легко находил признаки жизни даже в самых отдаленных и суровых уголках Ордоса и Цайдама. Звериные тропы вели к источникам, ключам, к мочажинам с солоноватой водой, и на этих тропах нередко волчьи и лисьи следы перекрывались глубокими отпечатками конских копыт. У источников кучки холодной золы, кости, тряпки, обрывки кожи, затоптанные в осклизлую желтую землю, отмечали места недавних кочевий. Порой из-за каменистого гребня вылетала стремительная стайка всадников. Они проносились широким, ровным наметом, оставляя за собой острый запах конского пота и сбруи.
Сюн-ну — так называли в Китае этих неукротимых и быстрых кочевников, истинных хозяев центрально- азиатских земель. И китайцы не знали врага более сильного, коварного и жестокого. Подобно опустошительному урагану, врывались сюн-ну в пограничные области Китая. Все разоряя и выжигая на своем пути, они проникали на сотни ли (ли – 0,6 километра) вглубь страны и уводили в далекие монгольские степи десятки тысяч пленных. Где-то между рекой Керуленом и Хангайскими горами лежала бродячая столица этой могучей державы степных варваров, и на призывы шаньюя — верховного вождя сюн-ну — мгновенно откликались все кочевья этого народа на всем пространстве от Саян до Тибета. (Видимо война была единственной достойной забавой для этих суровых мужей).
Добавим, что спустя шесть столетий потомки сюн-ну – монголы, обрушились на Европу и прошли ее из конца в конец от Карпат до полей Шампани. В Европе эти воины-кочевники приобрели печальную известность под именем гуннов, и гуннами мы будем называть в дальнейшем их центрально-азиатских предков — сюн-ну.
Гунны держали в страхе великую китайскую державу. Они плотно обложили западные рубежи Китая. Торговые дороги, ведущие из Китая на Запад, обрывались сразу же за Великой Стеной в стране кочевников. В земли, лежащие по ту сторону кочевой империи гуннов, пути китайцам были заказаны. Таким образом, двойная преграда наглухо отделяла Китай от Запада: природный барьер из пустынь, болот и гор и враждебная сила кочевников.
Разумеется, кое-какие сведения о западных странах проникали в Китай и через эту двойную преграду. Сами гунны охотно перепродавали китайским купцам товары из среднеазиатских стран, и через их руки шли на запад различные китайские изделия. В результате некие смутные и неопределенные представления о землях, лежащих где-то далеко в краю солнечного захода, китайцы имели. А в середине II века до н. э. до двора китайского императора дошла весть о весьма знаменательном событии. Стало известно, что враждебные гуннам кочевые племена «больших юэч-жи», дважды разбитые гуннами в степях, лежащих к западу от Великой Стены, обосновались где-то за далекими горами. И в 140 или 139 году до н. э. император У-ди решил направить к этим юэч-жи посольство, чтобы заключить с ними союз против гуннов и затем нанести исконным врагам Китая сокрушительный удар с востока и запада.
В 138 году до н. э. к большим юэч-жи было отправлено посольство. Трудные и деликатные задачи предстояло ему разрешить. Во-первых, от западных рубежей Китая до земель больших юэ-чжи путь проходил через неведомые и мертвые Пространства. Путь этот был немереный и нехоженый; никто доподлинно не знал, сколь далека страна юэ-чжи. Известно только было, что от западных границ Китая пройти придется не менее восьми тысяч ли — расстояние фантастически огромное.
Во-вторых, идти надо было через владения гуннов, а у их вождя было много глаз и много ушей и длинные, цепкие руки. Послы направлялись к старым врагам гуннов, и, естественно, что на содействие гуннов им никоим образом рассчитывать было нельзя. Напротив. Заранее можно было предвидеть, что со стороны гуннов будет предпринято все возможное, чтобы не пропустить посольство через свои земли. Естественно, что во главе такого посольства следовало поставить человека опытного, физически выносливого, мужественного и хорошо знающего обычаи и повадки гуннов. Выбор пал на Чжан Цяня.
Немного известно о деятельности Чжан Цяня до этого посольства. Китайский историк Сыма Цянь, который писал свои знаменитые «Исторические записки» спустя несколько десятилетий после путешествия Чжан Цяня, говорит, что Чжан Цянь был уроженцем области Ханьчжун (южная часть нынешней провинции Шэнь-си) и что в молодости ему довелось бывать за рубежами Китая, где он «приобрел общую доверенность». Должно быть до 138 года до н. э. Чжан Цянь состоял на дипломатической службе и достаточно уже успел зарекомендовать себя.
Сыма Цянь и другой китайский историк Бань Гу отмечают, что Чжан Цянь был силен, щедр, великодушен, обладал сильным характером и беспредельной отвагой. С Чжан Цянем вышли в дальний путь сто человек, и правой его рукой был искусный охотник Ганьфу, родом гунн, меткий стрелок из лука. Это было удивительное путешествие.
Чжан Цянь и его спутники отправились в путь из пограничного городка Лунси на западных рубежах Китая. Но вскоре дозоры гуннов захватили китайское посольство в плен и доставили его к шаньюю. Шаньюй, отлично понимая, ради чего Чжан Цянь направляется в западные страны, велел задержать посольство. Десять долгих лет Чжан Цянь пробыл в плену у гуннов. Слуги шаньюя зорко следили за каждым шагом китайского посла. Чжан Цянь поневоле должен был следовать от кочевья к кочевью, от стана к стану в свите шаньюя. Казалось, что все потеряно. Далеко на востоке осталась родная земля, далеко на западе лежала страна больших юэ-чжи, неведомый край за Небесными горами — Тянь-Шанем. Пути шаньюя, длинные и извилистые, не приближали Чжан Цяня ни к Китаю, ни к стране больших юэ-чжи. Сегодня ставка шаньюя была где-нибудь на окраине Гобийской пустыни, завтра центр кочевой державы уже переносился к берегам озера Кукунор или на склоны Тянь-шаньских гор.
Шли годы… Терпеливо, ни одним словом, ни одним жестом не выдавая своих сокровенных помыслов, обдумывал Чжан Цянь план бегства из плена. Как зеницу ока хранил он свой посольский бунчук. Он знал: рано или поздно путь на запад будет продолжен. И на одиннадцатом году плена Чжан Цянь; бежал из ставки гуннов. Много дней двигался он на запад. Студеные ветры пробирали его до костей на перевалах Алтын-Тага и в ущельях Памира. Нестерпимо палило солнце в Такла-Маканской котловине, где на сотни ли простирались желтые и красноватые горячие пески. Наконец наступил день, когда с Сарыкольского перевала, с высот Восточного Памира Чжан Цянь увидел зеленую, уходящую далеко на запад долину. Перед ним лежала страна Давань — ферганская земля, откуда десятки дорог вели в Согдиану, Бактрию, Хорезм — в дотоле неведомые китайцам страны Запада.
Чжан Цянь явился к властителю Даваня. «Даваньский властитель, — говорит Сыма Цянь, — давно слышал о богатствах дома Хань (правящая династия в Китае) и желал открыть сообщение с ним, но не мог. Увидев Чжан Цяня, он обрадовался и спросил: каким образом можно ему достигнуть своего желания? Чжан Цянь сказал на это: «Быв отправлен к юэ-чжи посланником от дома Хань, а задержан гуннами и ныне бежал от них; прикажи, государь, вожакам проводить меня (к юэ-чжи). И если я сверх чаяния вернусь в отечество, то дом Хань пришлет тебе несметное количество даров».
И даваньский властитель приказал проводить Чжан Цяня в страну Канцзюй — так китайский путешественник называл Хорезм, а оттуда Чжан Цянь направился в Согдиану и Бактрию, где незадолго до того осели большие юэ-чжи, смешавшиеся впоследствии с местным населением. Склонить их вождя к союзу с Китаем ему не удалось. Около года пробыл Чжан Цянь в Бактрии, а затем отправился в обратный путь. И снова захватили его в плен гунны, и снова бежал он от них, на этот раз уже направляясь не на запад, а на восток, и на тринадцатом году странствований добрался, наконец, до рубежей Китая. О невероятных трудностях этого пути, о тяжелых испытаниях десятилетнего плена красноречиво говорит короткая запись Сыма Цяня: отправилось на запад более ста человек, вернулось в Китай только двое.
Даже если бы ничего, кроме описания маршрута Чжан Цяня, не сохранилось бы в китайских летописях, эти тринадцатилетние скитания по неведомым землям следовало оценить как величайший географический подвиг. Но Чжан Цянь вошел в историю не только как бесстрашный скиталец-пионер. Его донесения были рапортом об открытии нового мира.
Всего лишь две-три странички печатного текста занимают эти донесения в изложении Сыма Цяня, но в них дается исключительно ясная картина той части Среднего Востока и Передней Азии, куда до Чжан Цяня, вероятно, никогда еще не проникал ни один китаец. Расстояния, реки, царства, правления, армии, род занятий жителей — вот что интересует Чжан Цяня, и он отсеивает все второстепенное, мелкое, чтобы дать единый обзор новооткрытых земель.
Вот Чжан Цянь описывает страну Давань, и мы видим цветущий край, где насчитывается семьдесят больших и малых городов, где сеют рис и пшеницу, возделывают виноград, разводят изумительных «небесных» коней. Далее он пишет о Канцзюе — Хорезме, о стране Усунь — нынешнем Семиречье, о земле больших юэ-чжи — Согдиане, о странах Дася — Бактрии и Аньси — парфянском царстве. Он упоминает о странах, что лежат на запад от парфянской державы — на рубежах римских владений, и о землях к северу от Хорезма и Парфии, где в бескрайних степях обитают кочевники. В столице Бактрии встречает Чжан Цянь купцов из страны Шэньду — Индии. Чжан Цянь осматривает их товары и к величайшему своему удивлению обнаруживает у этих индийских торговых гостей бамбуковые изделия из Южного Китая. И Чжан Цянь выказывает гениальную догадку: изделия эти через руки неведомых посредников поступают из Китая в страну слонов — Шэньду южным путем. Существует, следовательно, еще одна дорога из Китая на запад, и эту дорогу необходимо в будущем освоить.
Таким образом, Чжан Цянь правильно намечает трассу пути в Индию через Бирму и Ассам, через моря юго-восточной Азии. Пройдет несколько веков, и эти маршруты станут важнейшими путями, связывающими Китай с долиной Ганга.
Чжан Цянь внимательно изучает быт и нравы далеких западных народов. Его интересуют их поля, города, государственное устройство, обычаи, языки. Он стремится описать все полезное, ценное, разумное, все, что может найти применение в Китае. И он вывозит на родину семена винограда — культуры, до тех пор неизвестной на его родине, разводит на берегах Хуанхэ среднеазиатские кормовые травы.
То немногое, что сообщает о деятельности Чжан Цяня в Средней Азии Сыма Цянь, позволяет заключить, что замечательный китайский землепроходец был мудрым политиком и тонким, исключительно умелым дипломатом. Чжан Цянь не только наблюдал и советовал, он действовал и действовал энергично, проявляя при этом огромную инициативу и исключительный такт. Чжан Цянь великолепно ощущал реальную обстановку: в чужой, дотоле не знакомой китайцам стороне, он с изумительным искусством вел дипломатические переговоры, умел внушить местным властителям уважение к себе и к той великой державе, послом которой он был. И именно Чжан Цяню принадлежал грандиозный план, основанный на результатах его великих открытий, план, который был претворен в жизнь и оказал огромное влияние на последующую историю Китая.
Чжан Цянь предлагал пробиться на запад в направлении, которого он придерживался в своем путешествии, оттеснить гуннов к северу и установить прямой и непосредственный контакт с Даванем, юэ-чжи и Бактрией.
Если явится случай, — склонить эти страны в подданство Китаю и таким образом «распространить китайские владения на 10 000 ли; тогда с переводчиками девяти языков легко узнать обыкновения, отличные от китайских, и распространить влияние Китая до четырех морей».
Одновременно прокладывать пути на юг и юго-запад, в обход Тибета — в Индию.
Сыма Цянь говорит, что император пришел в восхищение от донесения Чжан Цяня и приказал ему четырьмя разными дорогами направить посольства на север, на запад и на юг. Это была рекогносцировка и притом неудачная, ибо послам не удалось пробиться через «варварские» земли. Но характерно другое: совсем иное направление и иной масштаб приняла вся внешняя политика Китая после возвращения Чжан Цяня. В 138 году до н. э. император мечтал лишь о союзе с вождем больших юэ-чжи, не имея представления ни о силах этого далекого властителя, ни о том, где собственно расположены его земли.
В 125 году до н. э. на очереди стоял «план 10 000 ли», Китай готовился к кампании, которая должна была при удаче расширить сферу влияния Срединной империи до «четырех морей». В 123—119 годах до н. э. Чжан Цянь участвовал в успешных походах против гуннов, в походах, в которых китайские войска жестоко разгромили самого шаньюя и прогнали его за Хангайские горы, в северную Монголию. Отныне гунны уже не могли грозить Китаю опустошительными вторжениями; путь на Запад был очищен, и Чжан Цянь снова отправился в далекие края, в землю Усунь, откуда рукой подать было до Даваня и владений больших юэ-чжи.
Из Усуня Чжан Цянь направил послов в различные области Средней Азии, в Парфию и Индию, и с этими послами усуньский вождь снарядил своих толмачей. В 114 году до н. э. китайские послы возвратились в Усунь и с ними явились вестники из многих западных стран. Чжан Цянь отправился на родину, и этот переход через Центральную Азию от Тянь-Шаня к границам Китая был его последним путешествием. Вероятно в 112 году до н. э. Чжан Цянь умер. А спустя десять лет границы Китая расширились до Усуня и Даваня, и четырнадцать новых провинций основано было на землях, открытых Чжан Цянем. Те едва заметные тропы, по которым некогда шел на запад Чжан Цянь, стали трассой сквозного пути от Китая к берегам Средиземного моря — «великой шелковой дороги». По этой дороге на протяжении многих веков шли на запад — в Иран, Сирию, Хорезм, Причерноморье — караваны с китайским шелком.
В городах на «великой шелковой дороге» встречались уроженцы многих азиатских стран, здесь скрещивались десятки путей, ведущих в самые глухие уголки Тибета, Джунгарии, Ордоса. Это была дорога неразрывных культурных связей. По ней шли в Индию китайские купцы, ученые, ремесленники, зодчие, монахи. По ней направлялись в Китай их индийские, иранские, среднеазиатские собратья, и на востоке этот путь доходил до Великого океана, а на западе до Персидского залива, Босфора и Черного моря. Таковы были итоги путешествий и открытий настоящего китайского «Марко Поло» – Чжан Цяня.
Автор: Я. Свет.