Семь деревянных цилиндров или археологическое дополнение к «Русской правде». Часть третья.
Ну и что же? — вправе спросить читатель. Тайна деревянных цилиндров разгадана, но так ли это важно для изучения истории? Стоило ли тридцать лет ломать голову, ожидать новых находок, чтобы догадаться, как запирали мешки с доходами? Стоило. Потому что за разгадкой назначения цилиндров стоит целый круг проблем, первостепенных для понимания особенностей раннефеодального общества. Рассмотрим сейчас две из них.
Исследователи спорят о том, когда впервые был составлен письменный свод древнерусских законов — краткая редакция «Русской правды» — в 1016 или в 1036 году. Разные летописи рассказ о том, как Ярослав Мудрый «дал» новгородцам «Правду и Устав», сказав «по ним ходите», относят к одной из этих дат. Никто не сомневается в том, что основой писаного закона является обычное право восточных славян, нормы которого формировались еще в предгосударственный период, но в не меньшей степени среди историков распространена мысль о сравнительной молодости многих статей «Русской правды». В частности, еще договоры русов с греками середины X века фиксируют непотревоженность обычая кровной мести. Договор русов с греками 944 года, заключенный при князе Игоре, демонстрирует полное признание права кровной мести: «аще убьеть Хрестьянин (грек-византиец) Русина или Русин Хрестьянина да держим будеть створивый убийство от ближних убьенаго, да убьют и» (его).
Другие статьи (даю их в переводе) утверждают: «Если же убийца убежит, а окажется имущим, то пусть его имущество возьмут родичи убитого. Если же он окажется неимущим и (при этом) он убежал, то пусть его разыскивают, пока не будет найден; если же будет найден, то да будет он убит».
Договор предусматривает и случаи оскорбления действием, членовредительства, кражи — в таких случаях должно быть выплачено возмещение «по закону русскому». И выплачивается оно, судя по всему, самому потерпевшему. Говоря иными словами, получается, что русское государство следит уже в ту пору за тем, как регулируются конфликты, но не делает еще эту свою функцию источником доходов, имущество неразысканных убийц, штрафы с преступников помельче идут в пользу родственников убитых или самих пострадавших. Между тем сбор штрафов служил в XI веке одной из важных экономических основ государства. Возникновение такой судебной системы — важный показатель определенной ступени развития государственности.
Если государство начинает уже, так сказать, брать себе материальное возмещение за обиды своих подданных, это весьма далеко ведущий шаг в его развитии. Когда такой шаг был сделан в Древней Руси, когда совершился переход от древнейших норм «Закона русского», упомянутого в договоре 944 года, к нормам, зафиксированным в «Русской правде», где кровная месть заменяется штрафами в пользу князя и церкви? Эта замена обычно связывается с принятием христианства, то есть считается, что появилась она не ранее самого конца X века.
Древнейшие цилиндры относятся к семидесятым годам X века, но они отражают тот же принцип эксплуатации судебных доходов, который известен нам по «Русской правде» XI века. Возник он, следовательно, еще до принятия христианства. На несколько десятилетий отодвигается в прошлое начало присвоения древнерусским государством таких доходов. А эта функция государства тесно связана со многими другими.
Надо добавить, что если кровная месть в ограниченных пределах допускается и в более позднее время, это касается только случаев убийства привилегированных членов общества. В Новгороде и по закону Ярослава в XI веке она была разрешена боярам, получившим таким образом право неподсудности князю. Судьбу виновных в тяжких преступлениях против бояр решал в Новгороде собственный боярский вечевой суд, отнюдь не склонный заменять казнь штрафом. Однако другие преступления, менее тяжкие, и в X веке наказывались денежным штрафом, а получателем таких штрафов были, как, в частности, показывают наши цилиндры, не потерпевшие, а само государство.
Вторая проблема. Мы привыкли видеть княжеских дружинников в должностных лицах княжеского аппарата — в сборщиках «вир и продаж». А как обстояло дело в Новгороде, там, где на протяжении X—XI веков княжеская власть постепенно слабела в непрекращающейся борьбе с местной аристократией — боярами, а бояре от десятилетия к десятилетию укрепляли свое могущество, чтобы к концу XI века возобладать над князем, создать свои собственные органы государственного управления и в первой половине XII века превратить князя в чиновника, родившейся тогда боярской республики? Что, наконец, служило экономической базой боярства в Новгороде в X—XI веках? По более поздним источникам мы хорошо знаем, что могущество бояр зиждилось на владении громадными вотчинами — селами и сельскохозяйственными угодьями на всей территории Новгородской земли, но ведь вотчинная система начинает формироваться лишь на рубеже XI—XII веков. А чем было сильно боярство в более раннее время?
И на этот вопрос весьма существенный ответ дают цилиндры, уже переставшие быть загадочными. Если бы сборщиками государственных доходов Новгорода X—XI веках были княжеские дружинники, жившие на княжеском дворе, то и цилиндры вирников находились бы на территории княжеской резиденции — на Ярославском дворище, где жил князь со своей дружиной. Между тем эти цилиндры найдены при раскопках в разных районах Новгорода; на Неревском конце — в нижних слоях усадеб, которые в дальнейшем принадлежали крупнейшим боярам Мишичам; на Словенском конце — в нижних слоях усадьбы крупнейшего боярина пока не известного нам по имени; в Людином конце, там, где впоследствии зафиксирован комплекс боярских усадеб; в Загородском конце, весьма удаленном от княжеской резиденции.
Надо полагать, сбор государственных доходов в Новгороде и Новгородской земле X—XI веков осуществлялся силами самих местных бояр, которые уже тогда представляли собой сословие, претендующее на часть государственных финансов. Наивно было бы думать, что это относилось только к судебным штрафам. Те же люди собирали с назначенных им территорий и основные государственные доходы — подати.
В свете этих наблюдений становятся понятными некоторые берестяные грамоты, которые своим содержанием как бы противоречат устоявшемуся представлению о безраздельном господстве натурального хозяйства на Руси столь раннего времени. На Черницыной улице в 1975 году была, к примеру, найдена грамота (N9 526), написанная в восьмидесятых годах XI века и отражающая деятельность некоего богатого новгородца, собирающего долги со своих должников, которые жили на Луге, в Старой Руссе, на Шелони, на Селигере, в районе Валдая, то есть в разных концах Новгородской земли. Относись эта грамота к XII или к XIIІ векам, мы говорили бы, что она рисует хозяйство крупнейшего вотчинника, владения которого располагались в далеко отстоящих один от другого районах. Поскольку документ относится к XI веку, столь высокую мобильность этого новгородца можно объяснить лишь участием его в сборе государственных доходов на разных территориях, причем он находил и возможности для разветвленной ростовщической деятельности.
Деньги и способы их извлечения — вот главная тема, пронизывающая ранние берестяные документы, подобно тому, как позднее главной такой темой стала вотчина и ее эксплуатация. Участие в дележе государственных доходов уже в X веке стало условием экономического укрепления новгородских бояр, средством его торжества над княжеской властью.
Семь деревянных цилиндров, семь «замков», стали ключом к открытию новых сторон экономико-политической жизни древнего Новгорода.
Автор: В. Янин.