Тимошка – сын бездетного царя. Часть третья.

Охота на самозванца

Где теперь искать удачи самозванцу? Обратиться ко дворам других европейских государей? Но все они заняты своими собственными проблемами, и настолько серьезными, что в сторону смотреть невозможно: в Англии — революция, во Франции — Фронда, до самозванца ли тут, хоть и русского. Акундинов на своем опыте понял, что, пребывая на другом конце Европы, именем князя Иоанна Шуйского прокормиться трудно. Надо было пробираться поближе к своим границам, и Тимошка покидает Рим.

В 1650 году он уже в ставке украинского гетмана Богдана Хмельницкого, боровшегося в это время с Польшей за независимость. Вот здесь-то он и нашел то, что искал; военный конфликт в непосредственной близости от русских границ с реальной перспективой вступления в него Московии. Такая ситуация открывала большое поле для политического маневра самозванца. Кроме того, Хмельницкий воздал Акундинову честь «по княжескому достоинству» и приблизил к себе. Пользуясь расположением могущественного гетмана, самозванец пытается воплотить в жизнь свои планы. Он намекает Хмельницкому, что если казаки помогут «государичу» восстановить его права на русский престол, то и Украина (еще с 1648 года просившая Москву о помощи) в обиде не останется. Гетман, ничем, впрочем, не рискуя, предложил Акундинову набрать среди казаков «охочих людей» и идти с ними бунтовать донцов, которые были русскими подданными, поднимать их против «самозванного» Алексея Михайловича.

В первый раз самозванец получил, казалось, возможность вооруженной силой действовать непосредственно на территории московского царства. Но авантюра Акундинова в очередной раз сорвалась: слишком мало оказалось добровольцев. Честолюбивые планы Тимошки опять рухнули и, что любопытно, снова по не зависящим от него обстоятельствам. Всегда готовые к войне запорожцы на этот раз не захотели ввязываться в конфликт с единоверной и уже достаточно сильной державой. Да и подавляющее большинство украинцев в тот момент желало видеть в лице России друга, а не врага.

Ставка Хмелницкого

Новая крупная неудача заставила самозванца сменить тактику. Он покидает Хмельницкого, поселяется в лубенском Мгарском монастыре и… начинает писать письма. Пишет он воеводе русского пограничного города Путивля, князю Прозоровскому. Теперь самозванец отказывается от притязаний на престол и «кланяется и покоряется ясносидящему царю и великому князю Алексею Михайловичу». Но от имени Иоанна Шуйского Тимошка не отрекается и требует «положенный» ему «по породе» чин боярина. Разумеется, Москва не пошла на компромисс с преступником. Но Прозоровскому приказано продолжать переписку в надежде заманить Акундинова в Москву.

А между тем предприятие Лжешуйского вполне могло бесславно закончиться еще осенью 1650 года: к польскому королю и Богдану Хмельницкому были направлены посольства с требованием выдать «подыменщика». Одним из организаторов поимки самозванца был влиятельнейший боярин, фактический глава московского правительства того времени — Борис Иванович Морозов, пользовавшийся особым расположением царя. Понятно, что вельможа этот был особенно заинтересован в том, чтобы Алексей Романов крепко сидел на троне. Морозов лично инструктировал отправлявшегося в Украину посла Унковского, одним из заданий которого было привезти Тимошку в Москву или убить его.

Однако тогда, почувствовав, что русские открыли на него настоящую охоту, умный самозванец успел сбежать. В Швецию. Когда русский дворянин Протасьев и подьячий Богданов прибыли в Лубны, чтобы арестовать Тимошку, вора они там «не заехали». Он в это время уже пробирался на север Европы, заручившись рекомендательным письмом к шведской королеве Христине от своего старого доброхота трансильванского князя Дьердя II Ракоци. Несмотря на то, что королева и высшие сановники отнеслись к Иоанну Синенсу (так на европейский манер переделал Тимошка «свою» фамилию) участливо и даже покровительственно, почти двухгодичное пребывание в Швеции обернулось для самозванца трагедией.

Русские очень быстро узнали, что Акундинов находится в Стокгольме, и борьба за его выдачу возобновилась с новой силой. Швецию наводнили московские сыщики и «узнавальщики», русские купцы в Стокгольме тоже подключились к розыскам самозванца. Царские гонцы и посланники стали самыми частыми гостями при дворе Христины. Требование одно: «Поймать и выдать государственного преступника!» Тогда Христина — уж больно обаятелен был самозванец! — решила спрятать его в Ревеле, но московские агенты узнали и об этом. Спасающийся от стокгольмских преследователей вор благополучно попал в руки преследователей ревельских. И снова бегство. По пути из Ревеля в Нарву Тимошке едва удалось вырваться из русской засады, устроенной в придорожной корчме шпионом Микляевым.

И все-таки шведам пришлось арестовать Тимошку, чтобы не осложнять отношений с Россией. Он был посажен в ревельский Вышгородский замок, Россия получила официальное предложение забрать «злостного бунтовщика». Но посольству, прибывшему за самозванцем, представители шведских властей вежливо сообщили, что вор бежал из тюрьмы, «подговорив стражу». Даже на аудиенции у королевы посол Челищев не мог скрыть свою ярость. Он заявил, что бегство Лже-Шуйского подготовлено вельможами шведского двора, и это «есть прямое оскорбление государю». И все же Челищев не с пустыми руками уехал из Швеции: он получил верного «каморника» и спутника Акундинова Костку Конюхова, которого доставил в Москву весной 1652 года.

Тимошка же тайно покинул Швецию и еще целый год скитался по Европе, пытаясь оторваться от наступавших на пятки русских преследователей. И все-таки Петр Микляев его выследил, и он был схвачен. Это случилось в Голштинии. Помогли Микляеву два любекских купца. Царь впоследствии щедро наградил их, а городу Любеку были дарованы широкие привилегии в торговле с Московией. Немалую финансовую выгоду получил и голштинский герцог, согласившись выдать преступника московским властям.

На сей раз Тимошка понял, что все кончено. В Москве его ждали только мучения и плаха. Несколько раз в пути он пытался покончить с собой, то бросаясь под колеса телеги, то отказываясь от еды. Но русскому правительству Акундинов был нужен живой, и его спасали для пытки.

В середине декабря 1653 года вор был посажен на цепь в застенках Земского приказа. Вот и сбылась мечта Тимошки: перед ним сидели московские бояре и жадно ловили каждое его слово, но только «принимал» «князь Шуйский» вельмож не в Грановитой палате, а в пыточном подвале. Вор понимал, что не попадет на плаху до тех пор, пока не признается в самозванстве. Сомнений в том, что казнимый — действительно государственный преступник, не должно было остаться ни у кого. Пока он молчал, он оставался жив, но запирательство только продлевало его страдания, и 28 декабря Акундинов «учал говорить»…

Вот вкратце и вся история с Акундиновым. Но остается вопрос. Он обладал опытом предшествующих самозванцев, был гораздо способнее, образованнее и дипломатичнее многих из них, умел убеждать людей, наконец был обаятелен и привлекателен, и все же авантюра его полностью провалилась. Почему?

Русские люди XVII века разделяли царей на «правильных», то есть получивших престол по промыслу Божьему, и «неправильных», захвативших власть самозвано. Узурпатора терпеть было не должно, и восстание против него с целью передачи трона «правильному», «Богоизбранному» претенденту считалось делом справедливым. Именно поэтому Отрепьев в свое время получил народную поддержку в борьбе против типичного самозванного царя Бориса Годунова.

Акундинов же действовал совершенно в иной ситуации. Он противопоставил себя Михаилу и Алексею Романовым, которых общество уже признало «истинными» царями, «Богопоставленными» покровителями и защитниками всей русской земли. Так что главным препятствием для Тимошки на пути к трону вероятнее всего стало несоответствие его предприятия объективной логике развития России. По сути дела, самозванец вел себя так, как если бы была Смута, он сеял ее своими действиями и, разумеется, терпел одно поражение за другим. Смута осталась в прошлом, а новая династия быстро набирала силу, и все попытки отнять у нее престол были обречены на провал.

Автор: Андрей Бурдин.