Князь Игорь – волк в овцах. Часть вторая.
Русь начинала ославяниваться, причем процесс этот захватывал все общество, начиная с княжеской семьи и распространяясь книзу. Возникает резонный вопрос: какое отношение имеет эта русь со своими германскими именами к восточнославянскому государству на берегах Днепра? Никакая «норманнская теория» не может объяснить тот факт, что на протяжении полувека (а то и больше) весь высший «администратианый аппарат» на Руси, все военное дело, а главное — вся торговля были сосредоточены, если верить текстам договоров Игоря и Олега, исключительно в руках варягов. А ведь это так. Но так никогда и нигде не было. Значит, этого не могло быть.
Князь-иноземец мог захватить власть в стране, но закрепиться он мог только в контакте с местной земельной знатью — именно она была естественной и надежной опорой его трона. Он мог набирать свою личную гвардию (дружину) исключительно из иноземцев (варяги), но войско должно было быть туземным. И уже совершенно невероятно, чтобы иноземцам принадлежала вся торговля в стране!
Между тем именно такую картину нам предлагали историки, отечественные и зарубежные, апеллирующие к текстам договоров. Должен ли исследователь смириться с исторической фантастикой, освященной авторитетами? Или он вправе предположить, что и сюжеты, и документы, использованные «Повестью временных лет», изначально относились не к Поднепровью, а к какой-то иной территории, на которой русь (варяги) составляли хотя и пришлый, но достаточно единый этносоциальный массив, историками «потерянный».
Впрочем, здесь не место вдаваться в этот сложный и требующий специального рассмотрения вопрос, который предельно четко сформулировал некогда С. Лесной (Парамонов), поставив его названием одной из своих книг — «Русь, откуда ты? ». Но следует помнить об этом вопиющем несоответствии фактов и последующего осмысления историками. Помнить тем более, что договор Игоря с Византией представляет для нас чрезвычайный интерес и с точки зрения историко-географической. Он впервые говорит о территориальных притязаниях руси и об ограничении их другой договаривающейся стороной — греками.
Большинство статей, определяющих порядок выдачи беглых рабов, выкупа пленных, защиты имущества терпящих кораблекрушение, спорные вопросы между обидчиком и обиженным, «русином» и «гречином», в целом следует духу и букве предшествующего договора 911 года. Действительно, новыми оказываются статьи о «Корсунской стране», то есть о территории Херсонеса Таврического, а более широко — О разграничении «сфер влияния» в Северном Причерноморье.
Так, мы узнаем, что русский князь должен «не пускать» в Крым «черных болгар», а в случае нужды может просить у императора помощь, которую тот обязан ему предоставить. Вместе с тем власть его не распространяется на крымские города, «сколько их там ни есть». Русь не имеет права зимовать в устье Днепра, на острове святого Елферия (ныне — остров Березань) и в Белобережье, как именовалась территория, примыкавшая к устью Днестра. Если же русские отряды или караваны застанет там осень, они должны немедленно вернуться «в Русь».
Ситуация очерчена интересная, хотя и не совсем понятная. Вторжения в пределы Крымского полуострова «черных болгар», обитающих, насколько известно, на северном побережье Азовского моря, могли происходить через два пункта — Перекоп и Керченский пролив (в то время Босфор Киммерийский). Договором закреплялось, что русь может пропускать, а может и не пропускать «черных болгар». Из чего следует, что русь занимала Керченские берега, север и северо-запад Крыма, где генуэзские карты-портоланы указывают залив «Варанголимен» — «бухту варягов» (сейчас здесь город Черноморск). Об ограничении руси в восточном направлении, где обитали племена, подчиненные Хазарскому каганату, договор ничего не говорит, зато резко ограничивает свободу ее продвижения на запад и северо-запад, в сторону «нашей» Руси.
Все это заставляет вспомнить о «черноморской руси» и о собственно «Руси», находившейся в Х-ХІ веке, на Керченском полуострове, о которой нам до сих пор известно очень мало, разве только что ее князья имели византийский титул «архонта». Судя по всему, на берегах Керченского пролива и в самой Керчи в это время существовал оплот морских разбойников, известных своими набегами на хазар вверх по Дону, перетаскивавших свои суда с Дона на Волгу, спускавшихся в Каспий и доходивших до Абесгуна и Шемахи. Они торговали, грабили, захватывали города, гибли под объединенными ударами хазар и мусульман и потому не могли закрепиться на побережье Каспия. Восточные историки и географы сообщают об их кровавых набегах, оставляя в недоумении относительно того, откуда они появились и куда ушли.
Существование в Северо-Восточном Причерноморье подобного центра (сравнимого, быть может, со знаменитой Биркой в Швеции, одним из центров викингов), носившего имя Русь, — то же, что и восточнославянское государство на Днепре (а возможно и на Дунае!), давно мешает историкам установить место многих событий той эпохи и выяснить значение самого слова «русь» в применении как к народу, так и к государству. Какую роль мог играть в черноморской Руси киевский князь? В каком случае «Повесть,,.» говорит о руси днепровской, а в каком — о черноморской? Как сообщались между собой государственные образования славян на Днепре и росов в Керчи? Ведь между ними пролегли тысячи километров степей, непроходимых из-за кочевников, пересеченных к тому же многими реками и речками… Ответить на все эти вопросы крайне сложно.
Между тем уже следующее за Игорем поколение византийцев, к которому принадлежал историк Лев Диакон, нисколько не сомневалось, что русский флот в 941 году отправился на Константинополь именно из Боспора Киммерийского. Вот почему в цитируемом этим историком послании Иоанна Цимисхия Святославу говорится: «Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды…».
Если это действительно так, становится понятным и замечание «Повести…» о херсонеситах, которые могли увидеть флот русов и упредить Константинополь о его движении. Русы с Боспора Киммерийского неминуемо должны были идти мимо Херсонеса. Они следовали западной ветви течения, которое зарождается возле Синопа и идет на север, к мысу Фиолент, чтобы у берегов Крыма разделиться на две ветви — восточную и западную, а те, в свою очередь, обойдя берега Черного моря, вновь соединяются у северной точки побережья Анатолии. Именно этими двумя течениями во многом определялись и плавания древних греков, их торговые пути, военные экспедиции и основание городов и колоний в Северном Причерноморье.
Однако вернемся к Игорю. Свидетельство Льва Диакона, которое многие историки пытаются игнорировать, как «ошибку» (почему-то никто из его современников и последователей не обратил на нее внимания!), заставляет крайне осторожно оценивать и многие другие факты, сообщаемые «Повестью…» об Игоре. В ней, как я уже говорил, договор 944 года лишен даты, и это позволяет предположить, следуя указанию Иоанна Цимисхия о «клятвенном договоре», что набег состоялся уже после его заключения. В его тексте, приведенном в «Повести…», подробно зафиксирован церемониал взаимных клятв, в том числе и языческой клятвы оружием, после чего живописуется принесение клятвы самим Игорем:
«Утром Игорь позвал послов, пришел на холм, где стоял Перун, положил оружие свое, щиты и золото, и он и его люди принесли присягу все, сколько у него было язычников; христианская же русь ходила присягать в церковь святого Ильи, что над ручьем…» Так что же было раньше — поход или договор? Скорее всего, договоров было несколько, но текст предыдущих до нас не дошел, и нам приходится принять вариант, указанный «Повестью…». Если переносить дату заключения этого договора на время, предшествующее походу, то мы вынуждены будем увеличивать возраст Святослава и разрушать согласованную в целом хронологию последующих событий, относящихся к правлению Ольги. Я не утверждаю, что подобное невозможно, однако прямой необходимости в этом нет. Единственным поводом мог послужить лишь роковой рефрен «Повести…»— «и приспе осень…», — как если бы за данью с древлян Игорь отправился сразу после возвращения из набега.
Продолжение следует.
Автор: А. Никитин.