Тайна убийства на улице Фероннери. Продолжение.

14 майя 1610 года король Франции Генрих IV прослушал мессу в одном из парижских монастырей («Париж стоит мессы!»), после — пообедал в Лувре, а затем решил навестить приболевшего друга, герцога де Сюлли. Король любил прогулки в карете. В четыре часа пополудни Генрих в сопровождении нескольких выездных лакеев и небольшой свиты, состоящей из герцогов де Монбазона и д’Эпернона, маршала де Левердена и еще нескольких придворных, уместившихся в королевской карете, выехал из Лувра.

Когда карета выехала с улицы Сент-Оноре на уже известную нам улицу Ферронери, она оказалась зажатой между двумя фурами: одной, груженной бочками с вином, и другой, груженной сеном. Королевской карете пришлось остановиться, так как возник затор, не позволявший двигаться дальше по столь узкой улочке. В создавшемся замешательстве часть лакеев попыталась пробраться сквозь толпу, чтобы встретить карету на другом конце улочки, другая часть пыталась расчистить дорогу королевскому экипажу. Именно в этот момент из толпы вынырнул огромного роста детина, который вскочил на колесо кареты и нанес сидящему у окна Генриху один за другим три удара кинжалом… Второй удар оказался смертельным. «Первый Бурбон» скончался мгновенно, не успев проронить ни слова.

Пока сопровождавшие короля вельможи поняли, что произошло, пока пытались оказать уже бесполезную помощь своему монарху, пока выскакивали из кареты, прошло достаточно времени, чтобы любой не потерявший рассудок злоумышленник успел скрыться, растворившись в толпе. Однако рыжеволосый парень все еще стоял на колесе королевской кареты, изумленным взглядом озирая толпу, которая, кажется, начинала догадываться о случившемся несчастье. Свита едва успела спасти убийцу от рук разгневанных, обезумевших парижан. Под охраной лакеев он был препровожден в тюрьму, чтобы вскоре дать первые показания по делу об убийстве короля… Окна королевской кареты задернули портьерами, и карета покатилась в Лувр, везя безжизненное тело Беарнца.

Сама того не зная, Франция прощалась со своим прошлым. Заканчивалась эпоха феодальных мятежей, гражданских войн и религиозных смут. Начиналось время возвышения уже навсегда единого и сплоченного под монаршей властью Французского королевства. На взращенной Генрихом IV почве вскоре начнут пожинать замечательные политические всходы такие фигуры, как кардинал Ришелье и Людовик XIV. Но это — в будущем… А пока король Франции и Наварры, столь страстно почитаемый теми, кто его любил, и так же страстно ненавидимый «ненавидящими его», совершал прощальный проезд по парижским улочкам…

Допросы Равальяка (так звали убийцу), сопровождавшиеся всеми приличествующими средневековому «процессуальному кодексу» «мерами воздействия», начались уже с вечера 14 мая. На следствии этот человек показал, что он — Франсуа Равальяк, тридцати с небольшим лет, ангулемец, действительно убил короля, считая, что смерть этого монарха освободит французов от власти «короля-еретика, короля-распутника, короля-узурпатора». Ни герцог д’Эпернон, ни палач, поочередно допрашивавшие Равальяка, не смогли добиться от убийцы каких-либо сведений о возможных сообщниках преступления. Даже под угрозой не получить отпущения грехов, что по средневековым представлениям грозило попаданием в ад, ревностный католик Равальяк не смог ничего добавить к сказанному…

Через двенадцать дней, 26 мая 1610 года, его казнили. Гревская площадь, где была установлена плаха, была буквально затоплена народом, который требовал казни преступника. Приняв страшную смерть — четвертование, Равальяк унес в могилу все возможные тайны убийства французского короля. Следствие было приостановлено.

Официальной считалась версия об убийстве католиком-фанатиком, действовавшем в одиночку. А через несколько дней после казни Равальяка появился «Истинный манифест по поводу смерти Генриха IV», подписанный госпожой Жаклин д’Эскоман, и официальной версии был положен конец.

Госпожа д’Эскоман в этом документе доводила до сведения суда, что ей известны люди, непосредственно подготовившие убийство короля, известны и причины, толкнувшие их на преступный путь. Интересно, что госпожа д’Эскоман «озвучила» носившуюся в жарком воздухе Парижа версию о причастности к убийству Габсбургов, указав тем самым возможную отправную точку преступного замысла. Более того, она указала и «звенья», соединившие, по ее мнению, Мадрид и бедолагу Равальяка.

В центре заговора, по мнению д’Эскоман, стояли госпожа Генриетта д’Антрэг, бывшая фаворитка Генриха IV, и уже упомянутый нами герцог д’Эпернон, один из наиболее влиятельных и высокопоставленных людей в ближайшем окружении последних двух королей Франции. (Впервые д’Энернон появляется при дворе в середине семидесятых годов XVI века в качестве фаворита — «тиньона», как тогда их называли, Генриха III Валуа.)

Версия госпожи д’Эскоман несмотря на масштабность ее обвинений, представляется наиболее логичной из всех представленных по этому делу. И вот почему.

Жаклин д’Эскоман несколько лет прожила в доме госпожи д’Антрэг, будучи в услужении у последней. Начав с мелких поручений, она становится доверенным лицом королевской фаворитки. Взору удивленной девушки открывается тайная жизнь дома д’Антрэг: постоянные «гости», разговаривающие с явным испанским акцентом, подозрительные личности, посещающие ее госпожу, но самое главное — разговоры… Однажды ее госпожа говорила с мужчиной средних лет, в котором любой парижанин узнал бы сиятельного герцога д’Эпернона, а разговор касался… будущего убийства короля, и д’Эскоман стала невольной свидетельницей этого разговора.

Поняв, что дом, в котором она служит, является перевалочным пунктом для французских изменников и испанских шпионов, д’Эскоман безуспешно пытается предупредить короля о надвигающейся опасности. Ее попытки оказываются тщетными, а подозрительная д’Антрэг все меньше доверяет ей. И вот наступает 14 мая…

Госпожа д’Эскоман показала, что в один из вечеров за год до убийства среди многочисленной мрачной публики, посещавшей дом ее госпожи, был и молодой ангулемец, имевший рекомендательное письмо от самого герцога д’Эпернона и представившийся Франсуа Равальяком.

Но «посягнув на великих мира сего во имя общего блага, схлопочешь лишь побои!» — так философски прокомментировал современник дальнейшую судьбу д’Эскоман, окончившей жизнь в одном из сырых казематов королевства.

Тем не менее, ее версия была принята к рассмотрению. Особый «вес» версии придавал ряд свидетельств, подтверждавших показания д’Эскоман. Так, один из слуг д’Антрэг показал, что видел ближайшую подругу своей госпожи, также обвиненную Жаклин в соучастии, в компании с Равальяком. Другой слуга сам проболтался об убийстве Генриха… за несколько часов до трагедии на улице Ферронери. Будучи арестован, он умер загадочной смертью в тюремной камере. Кроме того, сам факт добровольных показаний госпож и д’Эскоман косвенно свидетельствовал в ее пользу: по законам того времени лжесвидетельство каралось смертной казнью. Вряд ли женщина посягнула бы на честь столь высокопоставленных особ, будучи не уверена в своей правоте.

Судебное разбирательство явно зашло в тупик. Во-первых, показания д’Эскоман разоблачали несостоятельность официальной версии об убийстве короля: Равальяк оказывался лишь последним звеном преступной цепочки, а не фанатиком-одиночкой. Во-вторых, сама эта «цепочка» вела к людям столь влиятельным и значительным, что обвинение их в таком преступлении могло повлечь за собой самые непредсказуемые последствия. И, в-третьих, по утверждению д’Эскоман, нити заговора тянулись в Испанию, а после смерти Генриха IV мало кто из придворных хотел идти на разрыв налаживающихся с ней отношений. Было принято решение отложить дело «с учетом высокопоставленного положения обвиняемых».

Продолжение следует.

Автор: Владимир Рудаков.