Климат и история
Хозяйственная жизнь народов, населяющих и населявших Землю, связана с ландшафтами и климатом занятых ими территорий. Однако климат не остается неизменным. Всего 17—20 тысяч лет тому назад ледники доходили до Валдайской возвышенности, а после того как они растаяли, наступили новые климатические эпохи: сухая и холодная — Бореальная, теплая и влажная — Атлантическая, теплая и сухая — Ксеротермическая и, наконец, современная, о которой и пойдет речь в статье. На протяжении этих эпох, охватывающих вместе около 6 тысяч лет, географическая карта земной поверхности менялась подчас до неузнаваемости. Например, Сахара в V—IV тысячелетиях до н. э. была цветущей степью с островками леса; пустыней она сделалась уже на глазах историков. Останки мамонтов и других степных зверей находят теперь в северной Сибири, поросшей густым лесом. Во II тысячелетии до н. э. вокруг Онежского озера росли буковые леса, сменившиеся потом хвойными.
Но, может быть, эти климатические перемены происходят в столь огромные промежутки времени, что не имеют заметного значения для истории человечества? Нет, все эти перемены произошли в периоды неолита и бронзы, они совпадают по времени с образованием древних Египта и Шумеро-Аккада и продолжаются в наши дни. Но как, в какой степени и каким образом?
Так меняется ли климат планеты Земля? Вот вопрос, который задавался неоднократно и на который невозможно ответить, потому что поставлен он неправильно. Если бы, допустим, кто-нибудь задал вопрос: становится ли вообще более сухим климат в те дни, когда ветер с Финского залива проносит тучи над Васильевским островом Петербурга и позволяет им изливаться только в Павловске? Надо было бы ответить, что климат Петербурга стал суше, климат Павловска — влажнее, но для системы Петербург—Павловск положение осталось без изменений.
Этот простой пример применим для всей земной поверхности. Каждый год на Евразийский континент падает примерно одно и то же количество влаги, но распределение осадков изменяется значительно, и эти изменения сказываются на всей поверхности великого континента, от Ледовитого океана до Гималаев.
Голубая масса воздушного океана кажется нашему глазу удивительно однородной и однообразной, но это только ошибка восприятия. В воздушном пространстве есть свои горы и ущелья, которые называются областями высокого и низкого давления, антициклонами и циклонами. Например, над полюсом нередко возникает башня холодного воздуха — полярный максимум. Этот воздух иногда, стекая с «башни», попадает на территорию России и несет с собой сухую холодную погоду, впрочем, значительно менее неприятную, нежели влажный и холодный арктический воздух, попадающий из северной части Атлантического океана и приносящий промозглые моросящие дожди.
Другая воздушная башня — ее называют затропическим максимумом — высится над Сахарой и Аравией.
В отличие от полярной, эта воздушная громадина подвижна. Она-то сдвигается к северу, то возвращается на старое место, причем меняется и направление того «воздушного ущелья», по которому влажный воздух Атлантического океана течет от Азорских островов к середине Евразийского континента. Если «ущелье» работает хорошо, в Красноярске выпадает столько же осадков в год, сколько в Тарту, несмотря на то, что эти города лежат один далеко, а другой — близко от моря.
Когда солнечная активность относительно мала, циклоны проносятся над Средиземным и Черным морями, над Северным Кавказом и Казахстаном и задерживаются горными вершинами Алтая и Тянь-Шаня, где влага выпадает дождями. В этом случае — орошаются и зеленеют степи, зарастают травой пустыни, наполняются водой озеро Балхаш и Аральское море, питаемые стегаными реками, и сохнет Каспийское море, питаемое на 81 процент Волгой. В лесной полосе мелеют реки, зарастают травой и превращаются в поляны болота, там стоят крепкие, малоснежные зимы, а летом царит зной. На севере накрепко замерзают Белое и Баренцево моря, укрепляется вечная мерзлота, поднимая уровень тундровых озер, и солнечные лучи, проникая сквозь холодный воздух, разогревают поверхность земли (ведь облаков-то нет).
Но вот солнечная деятельность усилилась, ложбина циклонов сдвинулась к северу и проходит уже над Францией, Германией, Средней Россией и Сибирью. Тогда сохнут степи, мелеют Балхаш и Арал, набухает Каспийское море, Волга превращается в мутный, бурный поток. В Волго-Окском междуречье заболачиваются леса, зимой выпадают обильные снега и часты оттепели; летом постоянно сеет мелкий дождик, несущий неурожаи и болезни.
Солнечная активность возросла еще, — и вот циклоны несутся уже через Шотландию, Скандинавию к Белому и Карскому морям. Степь превращается в пустыню, и только остатки полузасыпанных песком городов наводят на мысль, что здесь некогда цвела культура. Суховеи из высохшей степи врываются в лесную зону и заносят ее пылью. Снова мелеет Волга, и Каспийское море входит в свои берега, оставляя на обсыхающем дне слой черной, липкой грязи. На севере тают льды на Белом, Баренцевом и также Карском морях, с них поднимаются испарения, заслоняющие Солнце от Земли, на которой становится холодно, сыро и неуютно. Отступает вглубь земли вечная мерзлота, и вслед за нею впитывается в оттаявшую землю вода из тундровых озер. Озера мелеют, рыба в них гибнет, и в тундру приходит голод.
Что колебания эти чередуются — несомненно, но ведь, кроме того, необходимо установить даты перемен и продолжительность описанных периодов, и тут географическая наука оказалась бессильной. В географии нет столь точной методики определения абсолютных дат. Ошибка в тысячу лет считается здесь вполне допустимой. Легко установить, например, что в таком-то районе наносы ила перекрыли слои суглинка, и невозможно сказать, когда именно сюда пришла вода: 400 или 4000 лет назад. Анализ пыльцы показывает, что сухолюбивые растения росли там, где ныне растут влаголюбивые, но нет никакой гарантии, что заболачивание долины объясняется только переменой климата, а не тем, что ближняя река сменила русло.
В степях Монголии и Казахстана обнаружены остатки рощ, про которые нельзя сказать: погибли они от засухи или были вырублены людьми, а если даже будет доказано последнее, то все равно останется неизвестной дата расправы человека над ландшафтом.
Но тут вступает в свои права история. Письменные источники иногда сообщают о явлениях природы, поразивших воображение древних авторов. Так, по поводу подъема уровня Каспийского моря персидские географы XIV века писали, что оно покрыло волнами порт Абаскун, и объясняли это изменением течения Аму-Дарьи, которая стала впадать в Каспий. Факт отмечен правильно, но объяснение никуда не годится. Воды Аму-Дарьи попадали в Каспий через ныне сухое русло — Узбой, а размеры русла Узбоя способны пропустить не более 100 куб. метров воды в секунду. А этого слишком мало, чтобы сколько-нибудь заметно поднять уровень Каспийского моря с его огромным зеркалом испарения. Изменение уровня Каспия зависит только от многоводия северных рек (этого-то и не знали персидские географы XIV века).
Древние летописцы упоминали о явлениях природы от случая к случаю. Они были людьми своего времени и воспринимали грозы, наводнения и засухи то, как страшные предзнаменования бед грядущих, то как наказание за грехи, а в последних никогда не ощущалось недостатка. При этом явления природы описывались выборочно, в зависимости от вкусов и настроений летописца. Тот же всегда стремился отметить нечто необычное, и потому упоминания дождей и гроз попадали в летописи чаще в засушливые эпохи, нежели во влажные. Кроме того, стихийные бедствия часто не упоминались вовсе, и поэтому исторические источники никак не отражают действительную картину колебаний климата.
Может быть, поможет археология? Памятники материальной культуры четко отмечают периоды расцвета и упадка народов и поддаются довольно точной датировке. Найденные в земле вещи и старинные могилы не стремятся ввести исследователя в заблуждение или исказить факты. Так, но ведь вещи молчат, предоставляя полный простор воображению археолога.
В наше время развилась слепая вера в могущество археологических раскопок, основанная на действительно удачных находках в Египте, Вавилонии, Индии и даже в горном Алтае, благодаря которым удалось открыть и исследовать позабытые страницы древней истории. Но ведь это исключения, а по большей части археолог должен довольствоваться черепками, поднятыми из сухой пыли раскаленных степей, обломками костей в разграбленных могилах и остатками стен. А при этом еще надо помнить, что найденное — ничтожная часть пропавшего; не сохраняются почти все нестойкие материалы: дерево, меха, ткани, бумага (или заменявшая ее береста) и т. п. Никогда не известно, что именно пропало, а считать пропавшее не существовавшим — ошибка, приводящая к заведомо неправильным выводам. Нет, археология далеко не всесильна.
Итак, все научные дисциплины, имеющие прямое отношение к поставленной проблеме, не могут дать сколько-нибудь точного ответа на вопрос. Значит ли это, что можно умыть руки? Нет, не так-то просто! Мы ведь можем создать новую науку, специально приспособленную для решения поставленных вопросов и использующую комплексные данные истории и географии.
Евразийский континент имеет одну важную особенность — зональность. На севере полоса тундры тянется от Мурманска до Чукотки. Лес простирается от Онежского озера до берегов Охотского моря. Степь, ограничивающая тайгу с юга, идет полосой от Карпат до Маньчжурии. Некоторое исключение составляет пустыня, которая на западе ограничена Каспийским морем и не захватывает восточно-европейские территории, доходя на востоке Азии до Великой Китайской стены. Южнее полосы пустынь расположены субтропики (и горная область Тибета, по природным условиям близкая к степной зоне Евразии). Южнее Гималаев — тропики.
Из всех этих зон для решения нашей проблемы важнее всего степь. Тундра находится так далеко от центров культуры, что история ее была неизвестна иноземцам, а сами обитатели Арктики не изобрели письменности и ничего не могут сообщить о своем далеком прошлом. Тайга населена крайне редко, потому что условия жизни в ней еще более тяжелы, чем в тундре. Глубокий снег лишает почти всех травоядных животных, кроме оленя и зайца, корма на зиму, а летом гнус заставляет мечтать о возвращении зимы.
Мужественные эвенки освоили таежные просторы, но жизнь их — сплошной ряд повседневных подвигов. Ни о каком накоплении экономических благ не может быть и речи: люди трудятся только для того, чтобы прокормить себя и семью. Некоторое исключение составляют речные долины, где можно ловить рыбу, а иногда разводить скот, но площадь этих долин невелика. Там живут якуты, кеты и ханты.
Зато степь как нельзя лучше приспособлена для жизни человека. Зеленый ковер сухих и, значит, наиболее калорийных трав поедается скотом, превращаясь в жирное мясо и мягкую шерсть. Охрана стад от хищников поручается обученным собакам, которые охотно выполняют эту обязанность. Кочевой быт позволил степнякам использовать все богатства природы и экономить силы, которые шли на создание оригинальной культуры, фольклора, мифологии и разнообразных социальных организаций, способных противостоять агрессивным тенденциям цивилизованных земледельческих государств, в первую очередь Китая. Полоса пустынь отделяет степь от Китая и в древности служила барьером против китайских войск, врывавшихся в степи. Несмотря на грандиозные усилия китайского правительства династий Хань, Суй и Тан, истощивших в войнах свою богатую и многолюдную страну, гунны, тюрки и уйгуры смогли отстоять свою независимость и родные степи, а монголы в XIII веке перенесли войну в Китай и одержали полную победу.
Однако победы кочевников сменялись поражениями, подъемы культуры и экономики — упадками, и вообще история кочевых народов была не менее богата событиями, чем история их оседлых соседей. На первый взгляд, это странно: способ производства — кочевое скотоводство — на протяжении трех тысячелетий был неизменен, что дало некоторым европейским историкам возможность рассуждать о «застойности» кочевого мира. Но вся история Центральной Азии говорит о другом. Народность, сложившаяся в определенных географических условиях, имеет форму хозяйства, приспособленную к ним. Если форма хозяйства не меняется (как в степи), но народность претерпевает значительные изменения, то, значит, меняются географические условия на той территории, где она обитает. И вот тут-то легко проследить изменения климата, используя, как чуткий барометр, историю кочевников.
Чтобы избежать ошибок, мы будем исследовать не детали исторических событий, не старинные тексты и отдельные памятники, а всю сумму исторических явлений, сам процесс появления, развития, упадка и исчезновения кочевых народов. Но об этом уже читайте в нашей следующей статье.
Автор: Л. И. Гумилев.