Семь деревянных цилиндров или археологическое дополнение к «Русской правде». Часть первая.

В своих путешествиях по средневековым городам археологи чаще всего встречают предметы, поражающие воображение своей древностью, но не формой. Форма и назначение их почти всегда понятны, многие окружающие нас вещи не имеют принципиальных, бросающихся в глаза отличий от прототипов, которыми пользовались наши предки. Напротив, взяв в руки молоток-гвоздодер XII века, прежде всего удивляешься его сходству с молотком современным. И в берестяной грамоте необычен для нас материал для письма, но что это такое — сомнений не вызывает. Трудными для истолкования остаются лишь предметы, назначение которых целиком связано с ушедшими навсегда особенностями быта, но и в таких случаях многое проясняют этнографические аналогии, обращение к опыту тех обществ, которые сохранили эти особенности и в сравнительно позднее время.

Но бывает и так, что понять смысл находки очень трудно, порою путь к разгадке оказывается необычайно длинным, занимает не одно десятилетие, а сама разгадка ставит новые трудные проблемы, внешне совсем не похожие на первоначальную.

Так вот, летом 1951 года в Новгороде из пластов XI века был извлечен «загадочный деревянный цилиндр с взаимно перпендикулярными каналами, изображением княжеской тамги и надписью».

Лето 1951 года вообще было удивительным. Именно тогда при раскопках Новгорода были обнаружены первые десять берестяных грамот, и написанное слово впервые стало здесь «массовым материалом» средневековой археологии. Грамоты вводили нас — первых их читателей — в подробности древнего быта, сделали их авторов и адресатов лично знакомыми нам людьми, заставив вместе с Гостятой переживать его семейные несчастья, желать вместе с Давидом и Есифом помощи «нашему сироте» и сочувствовать Грикше, который никак не хотел варить пиво для своего господина. Но цилиндр с четкой, прекрасно вырезанной надписью оставался лежать в коллекции загадкой, вещью в себе, не склонной раскрывать перед нами своих тайн. А их было несколько.

Прежде всего — форма. Восемь сантиметров в длину, пять с половиной в диаметре. Два про ходящих насквозь внутренних нала — один поперек, как у рукоятки лопаты или посоха, другой вдоль. Чем мог быть этот предмет?

Посмотрим, что дает изображение и надпись. Изображен княжеский знак, тамга. Значит, предмет имел какое-то отношение к княжескому хозяйству. Надпись;» «Емьця гривны» Емець — такое слово встретилось только в древнейшем памятнике русского законодательства, и краткой редакции «Русской правды», памятнике того XI века, к которому относится и наш цилиндр. «А от 12 гривну – емьцью 70 кун»,— говорится в древнейшей «Правде». Под емцом исследователи, как правило, понимают княжеского дружинника, который принимал участие в поимке преступника, «емал», «имал» преступника, за что ему и полагалось вознаграждение. Другое толкование связано с тем, что в Договоре Смоленска с Ригой и Готским берегом (первая половина XIII века) упомянут «куноемец», то есть тот же емец, но, согласно этой форме написания термина, емец «имал» не преступника, а «куны», деньги, вероятнее всего — разного рода поборы с населения.

Итак, у некоего емца было три гривны. Но какое отношение все это имеет к цилиндру? Спустя лет десять после находки применение метода дендрохронологии помогло уточнить, к какому времени относится слой, в котором обнаружен цилиндр. Выяснилось, что деревянный цилиндр попал в землю между 1055 и 1076 годом. В эту пору в Новгородской земле деньгами служили западноевропейские серебряные монеты денарии. На гривну их шло не менее пятидесяти. В трех гривнах (около 150 граммов серебра) было, следовательно, сто пятьдесят монет. Как эту серебряную россыпь связать с цилиндром? Не мог ведь он быть вместилищем для монет. Точно так же связь цилиндра с гривнами останется непонятной, если допустить, что в качестве денег могли быть использованы ценные меха, пушнина.

Весь этот клубок загадок, казалось, мог быть распутан находкой еще одного такого цилиндра. И в 1955 году он был найден, причем на той же усадьбе и почти в тех же самых слоях, что первый. Второй цилиндр попал в землю между 1076 и 1096 годами. Он был точно таким же, как первый,— такие же каналы встречались и пересекались в нем. Только не было здесь изображения княжеского знака. Зато надпись вполне заменяла княжескую тамгу. Она гласила: «Къняж (…)». Последняя буква не сохранилась, но это не мешало понять, что надпись (и цилиндр) снова имела отношение к княжескому хозяйству. Как ни восстанавливай надпись — «княжа», «княже», «княжо», «княжн»,— она дает слово «князь» в притяжательной форме. Если в первом случае речь шла о гривнах принадлежавших емцу, то здесь что-то принадлежит князю.

Третий цилиндр попал нам в руки в 1970 году при раскопках древней усадьбы на Михайловой, улице. Он снова был извлечен из слоев XI века: попал в землю он между 1059 и 1083 годами. Надписей новая находка не имела, но на ней был дважды тщательно вырезан княжеский знак. Он имел иную форму, чем на первом цилиндре, и, следовательно, принадлежал другому князю второй половины XI века. И размеры, и общее устройство предмета были теми же, однако «Михайловский цилиндр» имел немаловажную деталь, обнаруженную впервые. Оказалось, что поперечный, короткий канал в нем прочно забит деревянной пробкой, заколоченной так, что ее в древности нельзя было из цилиндра извлечь. Она была заточена немного на конус, а уже после того, как ее вставили в цилиндр, относительно узкий конец пробки расклинили: в специально сделанный расщеп забили деревянный клинышек, намертво закрепив пробку в канале цилиндра.

Эта деталь уже окончательно способна была поставить в тупик: ведь пробка перегородила и продольный канал. Как «работал» цилиндр, становилось совсем непонятным. Оставалось думать, что пробка — случайность, скажем, результат детских игр с выброшенным за ненадобностью, отслужившим цилиндром. Чему же он служил, по-прежнему составляло тайну.

Спустя два года, в 1972 году, раскопки велись уже на новом месте, на усадьбе у древней Легощей улицы Новгорода. Раскоп дал очень мало находок, что в сильнейшей степени затрудняло датировку слоев, но в предматериковом слое встретились несомненные древности XI века — и среди них снова деревянный цилиндр. На этот раз он был даже немного побольше, около 10 сантиметров в длину. Надпись на нем сохранилась посредственно, отсутствовали первые две буквы, разрушенные временем, но восстанавливалась эта надпись однозначно: «(Ем)ьча 10 гривънъ». Снова емец, снова гривны. У «легощенского» емца гривен оказалось побольше, не три, а целых десять (это соответствует половине килограмма серебра). А устройство цилиндра такое же, как у всех предыдущих. Более того, и здесь поперечный канал прочно забит расклиненной пробкой. Значит, пробка не была забавой игравшего с уже ненужным цилиндром ребенка. Она была присуща цилиндру как необходимая функциональная деталь непонятным для нас образом работавшей системы.

Таким было состояние коллекции «загадочных деревянных цилиндров» к началу полевого сезона 1980 года. За тридцать лет раскопок найдено четыре таинственных предмета; значит, цилиндры были распространены в новгородском быту XI века. Новые находки лишь подтверждали характеристику, данную первому предмету в этой серии. Да, все они связаны с княжеским хозяйством. Да, они имеют отношение к фиксации каких-то денежных сумм. Да, они своими текстами соприкасаются с текстами «Русской правды». Но на вопрос, как эти цилиндры употреблялись, по-прежнему ответа не было.

Продолжение следует.

Автор: В. Янин.