Новое об опричнине

Опричина

Трудно сейчас назвать имя хотя бы одного более или менее видного ученого прошлого, который при построении многоэтажного здания истории не остановил бы свой взор на опричнине, этом любимом детище царя Ивана IV. Но позвольте, если все это так, то зачем же еще раз возвращаться к такому банальному сюжету, хорошо известному всем по учебникам истории? Оказывается, стоит. У опричнины удивительная судьба. Долгое время она была темой полупублицистических споров и социологических обобщений, но только не специальных исследований; работ исследовательского характера об опричнине не было.

Случилось так, что крупнейшие знатоки истории России XVI века академик С. Б. Веселовский, профессора И. И. Полосин и П. А. Садиков, приступившие к монографическим изысканиям по истории опричной политики Ивана Грозного, так и не закончили своих многолетних трудов. Об историческом значении опричных преобразований велись и ведутся жаркие споры. Одни еще со времен Н. М. Карамзина видели в опричнине лишь проявление злой воли царя-маньяка, другие (особенно историк С. Ф. Платонов) старались оправдать чуть ли не каждое его деяние, считая, что борьба в эти годы проходила за возвышение дворянства, пришедшего на смену исторически обреченному боярству. Обе эти точки зрения бытуют до сих пор в трудах ученых историков.

Еще в прошлом веке, в советской исторической литературе получила хождение платоновская оценка опричнины, а образ царя Ивана IV, приукрашенный писателями и историками, приобретал черты некоего правителя-исполина, якобы пользовавшегося в своих кровавых злодеяниях полной поддержкой народа. Этому в немалой степени содействовали высказывания И. В. Сталина, безудержно восхвалявшего Грозного и вместе с тем забывавшего о тех неисчислимых бедствиях, которые несли за собою утверждение крепостничества и бесчинства опричников (весьма показательно, что Сталин, не менее кровавый тиран хвалил Ивана Грозного, не правда ли?).

Хотя нельзя сказать, чтобы и в те годы все историки разделяли подобный взгляд на опричнину Ивана Грозного. Так, академик С. Б. Веселовский (1875—1952) неоднократно выступал против идеализации деятельности Ивана IV, остро критикуя и произведения некоторых писателей (А. Н. Толстого и В. Костылева) и ошибки, допускавшиеся отдельными историками. Правда, при оценке событий опричных лет сам С. Б. Веселовский отдавал дань субъективно-идеалистическому (хотя и негативному) представлению о роли Ивана Грозного.

Только после того, как на XX и XXII съездах КПСС был нанесен сокрушительный удар по культу личности Сталина и раскрыты были широкие перспективы для развития исторической науки, стала возможна и переоценка событий, связанных с опричными преобразованиями, их социальной сущностью. В этой области много было сделано академиком М. Н. Тихомировым и молодыми учеными — С. М. Каштановым, В. Б. Кобриным, В. И. Корецким и другими.

Опричнина была введена в январе 1564 года, вскоре после отстранения от власти когда-то всесильных временщиков Адашева и Сильвестра и после побега за границу видного военачальника и талантливого писателя князя Андрея Курбского (1564 год). Уже при учреждении опричнины вскрылась ее противоречивая сущность. Для борьбы с «изменой» царь создавал себе «особый» государев двор — опричнину, на содержание которого он забирал многие земли в различных районах Русского государства. Во главе же Земщины, то есть основной государственной территории России, он поставил Боярскую думу. Получалось, следовательно, так, что для борьбы с «крамолой» и удельной децентрализацией царь создавал новый удел. Борьба со старыми порядками проходила под флагом воскрешения старины.

Концепция опричнины, созданная С. Ф. Платоновым, покоилась на двух столбах: 1. Опричнина проводилась в интересах дворянства, так как опричники в основном представляли дворянскую мелкоту; 2. Опричнина своим острием была направлена против боярства, так как именно у бояр отнимались земли, шедшие опричникам, и бояр казнил суровый царь Иван IV. Однако, как показали позднейшие исследования, все эти посылки С. Ф. Платонова оказались ошибочными. В большой работе, посвященной социальному составу опричнины, сотрудник Института истории В. Б. Кобрин установил, что среди опричников были и представители многих знатнейших княжеско-боярских фамилий (Романовы-Юрьевы, князья Трубецкие, Одоевские, Вяземские и другие). Состав опричнины был не менее аристократичен, чем Земщины. К тому же, как выяснил С. Б. Веселовский, крупнейшие княжеские и боярские владения не были отписаны в опричнину. Туда попали большие массивы черносошных (общинные земли крестьян) и дворцовых земель, а также районы служилого землевладения, на которые опирался в своих реформах Иван IV. Но отсюда следует, что опорой его опричнины являлись широкие круги господствующего класса, а не только дворянство.

Неверно и то, что опричнина повела к подрыву политического значения боярства. Политическая роль Боярской думы в годы опричнины даже возросла, а ее состав ко времени отмены опричнины был не менее аристократичен, чем накануне его введения. Среди тысяч и тысяч жертв опричного террора встречаются и представители княжеско-боярских фамилий. Но виднейшие боярские роды в опричнину – не пострадали (Романовы, Мстиславские, Глинские, Шуйские, Вельские, Воротынские).

Так в чем же тогда сущность опричнины? Быть может, прав Н. М, Карамзин, считавший ее проявлением безумного нрава царя. Действительно, незаурядная личность Грозно царя, сочетавшая в себе черты дальновидного политического деятеля и мстительного деспота, накладывала отпечаток на все мероприятия этого трудного времени. Жестокий правитель упорно шел к своей цели через море крови, не считаясь с гибелью многих тысяч людей из среды крестьян и горожан, из дворян и бояр.

Апофеозом безграничного самовластия звучал четко сформулированный тезис царя, явившийся как бы программой опричнины; «жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же».

Но содержание опричнины нельзя сводить к проявлениям деспотизма царя Ивана. Речь шла о решительной борьбе с последними оплотами удельной децентрализации. В самом деле, значение боярства после опричнины не только не упало, но даже возросло, а в XVII веке Русское государство можно характеризовать как самодержавие с Боярской думой. В то же время уделам опричнина нанесла сокрушающий удар, после которого они не могли оправиться и к концу XVI века уже перестали существовать. Все это наглядно прослеживается на самом ходе опричнины.

Первые опричные казни и опалы 1565 года обрушились на тех представителей вельможной знати, которые во время болезни царя в 1553 году осмелились выдвигать на русский престол двоюродного брата Ивана, слабоумного князя Владимира Андреевича. Эти репрессии были отнюдь не запоздалым возмездием крамольным боярам, а скорее превентивным мероприятием, имевшим целью подорвать опору Старицкого князя среди московской знати. На следующий год царь нанес удар и по самому князю: у Владимира был отобран его старый удел, вместо которого он получил Дмитров и другие земли, разбросанные в разных частях государства.

Русская церковь, защищавшая свое обособленное положение в государстве, встретила недовольством введение Иваном опричнины. Открытое столкновение с нею произошло после того, как в 1566 году митрополитом стал властный и несговорчивый Филипп Колычев. Только в 1563 году царю удалось добиться лишения Филиппа митрополичьего сана. Через год он был задушен, согласно преданию, лично Малютой Скуратовым. Тяжелые и бесперспективные войны на западе и юге, бесчинства опричной гвардии в обстановке не прекращавшихся эпидемий и голодовок создавали гнетущую обстановку в стране.

Подозрительный и садистски жестокий царь был готов видеть измену в любой оплошности своих воевод, в каждом долетавшем до него слухе или извете на своих сподвижников, решавшихся перечить его безграничному самоуправству. Так, по подозрению в сношениях с Литвою был казнен глава мнимого «заговора» старейший политический деятель боярин И. П. Федоров.

Раздававшиеся в это время «непригожие речи» о необходимости замены Ивана Грозного Владимиром Старицким переполнили чашу терпения царя, который обвинил своего двоюродного брата в покушении на его жизнь и заставил 9 октября 1569 года выпить яд. Гибель князя Владимира Андреевича завершила длительную агонию последнего сколько-нибудь значительного удельного властелина на Руси.

Как в 1537 году ликвидация Старицкого уезда повлекла за собою репрессии против новгородских сторонников князя Андрея Ивановича, так и теперь, после гибели его сына Владимира Андреевича, Иван IV обрушил свой гнев на Великий Новгород. Новгородцам предъявлялись обвинения в том, что они хотели «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси хотели злым умышленьем извести, а на государство посадити князя Володимера Ондреевича».

Карательная экспедиция на Новгород, которую должны были осуществить опричные полки, готовилась тщательно и в полной тайне. В начале января 1570 года передовые отряды опричников достигли Новгорода. «Целых шесть недель без перерыва длились ужас и несчастье в этом городе… Ни в городе, ни в монастырях ничего не должно было оставаться. Все, что воинские люди не могли увезти с собою, то кидалось в воду или сжигалось. Если кто-нибудь из земских пытался вытащить что-либо из воды, того вешали. Были снесены все высокие постройки, было иссечено все красивое; ворота, лестницы, окна». Этот отрывок взят из книги иноземного авантюриста Генриха Штадена, который некоторое время служил в опричных войсках Ивана Грозного. Сам Штаден вернулся из новгородского похода «с 49 лошадьми, из них 22 были запряжены в сани, нагруженные всяким добром».

Предприимчивые опричные дельцы использовали также пребывание в Новгороде для вывоза крестьян в свои поместья и вотчины. Во время этого истребления погибло не менее 40 тысяч человек. Такова была сущность феодального разбоя в Московии. После погрома 1570 года Новгород превращался из соперника Москвы в рядовой город, подчиненный московской администрации.

Искоренение очагов феодальной раздробленности, драматические страницы столкновения царя Ивана с его вчерашними друзьями не должны от нас скрывать главного: опричная дубина, ударяя по вельможному барину, наносила другим концом еще более сильный удар по русскому мужику. Тяжелые последствия для страны, которые принесла с собою опричнина, во многом объясняются тем обстоятельством, что в силу своей классовой сущности опричный аппарат мог выполнять свою историческую задачу только за счет слез и крови.

Изучение остатков писцовых книг и других источников позволяет датировать начало разорения страны уже 60-ми годами XVI века. Сведения писцовых книг и обысков основную причину запустения деревень и сел называют единодушно. Это рост податей, то есть усиление феодального гнета, осложненное насилиями опричников, военными действиями и стихийными бедствиями. С 1565 до 1571 года не было ни одного года, когда бы население России не страдало от недорода, вызывавшего страшные голодовки, или от моровых поветрий (сыпного тифа).

Разорение крестьянства, обремененного двойным гнетом (феодала и государства), дополнялось усилением помещичьего произвола, что подготавливало окончательное торжество крепостного права. Таков был один из результатов опричнины. В борьбе московских «панов» чубы трещали у русских крестьян и посадских людей.

Новгородская трагедия нагляднее, чем любая другая страница русской истории 1565—1572 годов, показала противоречивую сущность, заложенную в опричнине еще при ее создании. Задачу завершения централизации государственного аппарата правительство Ивана Грозного хотело осуществить старыми методами, возвращаясь к формам дворцово-вотчинного управления. Ликвидировав удел князя Владимира Старицкого, покончив с остатками новгородских вольностей и добившись полного подчинения церкви государству, опричнина выполнила свои основные задачи. Дальнейшее ее существование теряло уже всякий исторический смысл. Ярко вскрылось тревожное явление — опричное войско все более и более перерождалось в разнузданную гвардию янычар, живших грабежом и убийствами мирного населения.

Продолжение следует.

Автор: А. Зимин.

2 комментария

  • Если опричнина имела политический характер (Иван Грозный не считался определенной частью аристократии законнорожденным), то причем тут “виднейшие боярские роды не пострадали”? Видимо под виднейшими имеются ввиду те, которые служили при дворе, т.е. были полностью лояльны отцу Ивана, и во многом получали земли в кормление от великого князя. Несколько придворных фамилий вообще не аргумент! Придворный – это человек лояльный монарху, в т.ч. получивший бенефицию в вотчинное владение от монарха, т.е. его проверенный вассал. А земство – это свободная аристократия. Возможно, именно с “крамолой”, т.е. свободой земельной аристократии, значительная часть которой имела вотчины, Иван и боролся, дабы земское боярство не учинило госпереворот, т.к. Иван не признавался законным наследником престола. Именно по причине нелегитимности, он изобрел титул “царя”, тем самым как бы отделив свой статус и власть от феодальной системы, т.к. великий князь – это глава феодальной пирамиды, а значит без поддержки аристократии – ее основания – он просто падет, как правитель. А “царь” – это, типа, деспот, который “сам себе хозяин”. Иванов интерес к Елизавете английской был, возможно, не столь экономическим, сколь связан с тем, что они имели общего – проблемой законности рождения, которая была чревата в феодальном обществе.
    У нас часто в качестве аргумента ссылаются на известные дворянские фамилии, но при этом, как то, не удосуживаются вникнуть в суть московского феодального общества. На момент жизни Ивана Грозного Московское Государство фактически только образовалось из Московского княжества. А в чем различие? А в том, что, когда Московия была княжеством, помимо нее, существовал еще ряд других княжеств, пусть и вассальных на тот момент. В этих княжествах уже был сложившийся слой земельной аристократии, пресловутой “земщины” (а кто сказал, что “земщина” – это лапотные крестьяне? это земские бояре, прежде всего). Мало того, что эта аристократия не шибко-то хотела подчиняться Москве. Особенно доставляла беспокойство рязанская аристократия. Ведь Рязанское княжество вышло из состава Черниговского и изначально отношения к Москве не имело. В этом княжестве сформировался слой очень независимой аристократии, значительная часть которой была княжеского татарского происхождения. При включении княжеств в состав Московского государства, местная аристократия теряла статус придворного боярства и превращалась в “служилых людей”. Эти служилые люди были источником всевозможной “крамолы”, т.е. протестных настроений и вооруженных восстаний (что позже проявилось). Московский великий князь привык к деспотизму и быть “видным боярином” в Москве значило быть ближайшим рабом московского правителя. Например, Михаил Глинский, будучи виднейшим магнатом и гетманом в Литве, в Москве стал всего лишь слугой, которого запросто можно было заключить или казнить, если того желал монарх. Тот факт, что земли каких-то бояр не трогали, говорит не об их знатности, а о том, что они не представляли политической угрозы, ибо были слугами и кормились с царского стола. А земщина представляла угрозу, ибо земское боярство помнило еще о былых вольностях и не желало лишаться давних привилегий. Для вооруженного восстания против незаконнорожденного правителя быть придворным не нужно было. Служилые люди и земское боярство вполне могли это организовать. Отсюда и политика Ивана Грозного. Другими словами, на момент его жизни Московия как государство только формировалась. Аристократия княжеств, которые только стали частью Московии, не считала себя слугами московского царя, а считало себя “земщиной”, т.е. вольными вотчинниками. В условиях проблемной легитимности, такое положение дел не способствовало укреплению власти Москвы. Поэтому и опричнина. То, что в опричнине имеются фамилии княжеских династий не говорит о ее престиже. Это относится лишь к удельным княжествам, потомки правящих династий которых, стали простыми служилыми князьями и от других служилых людей отличались лишь титулом. Да и потом за участие в опричнине они получали кормление, ну и потом конкретные князья могли быть вовсе безземельными или малоземельными и готовы были на все ради карьеры.

  • Ольга за спасибо за ваше конструктивное дополнение к статье об опричине.