Что такое авункулат? Или история одного обычая.

Может ли так случиться, чтобы брат матери заботился о племянниках больше, чем о собственных детях, а те, в свою очередь, любили бы и почитали его больше родного отца? «Конечно, может», — скажет читатель и будет совершенно прав. Жизнь сложна, и мало ли что случается в отдельных семьях. Ну, а если я уточню, что это не исключение, а общее правило, более того, у многих народов — закон, обязательный для всех, норма поведения, отступление от которой карается? Что племянники и племянницы всегда и во всех случаях имеют преимущество перед родными детьми: именно их, а не своих детей, воспитывает брат матери, их он женит и выдает замуж, наконец, они, а не родные дети, наследуют его имущество?

Начнем с Африки. Когда бельгийские колонизаторы захватили Конго, они учредили там свои суды, которые должны были разрешать тяжбы местного населения. Но судьи только разводили руками в недоумении. И действительно, как отнестись к такой претензии: «Отец задерживает моих племянников, а им давно пора перейти ко мне на жительство», или «Дети работают на своего отца, вместо того, чтобы помогать мне». Между тем, с точки зрения конголезца, все было ясно: дети, подрастая, покидают семью отца и уходят к брату матери. В его семье они женятся и остаются жить навсегда. Воспрепятствовать этому отец не имеет права.

В XI веке знатный араб ал-Бекри, уроженец Кордовы, описал великое средневековое государство Западной Африки — Гану. Многое в ней поражало писателя. В том числе и следующее: «Их обычай таков, что царская власть может принадлежать только сыну сестры царя, так как относительно него нет сомнения в том, что он действительно сын его сестры. А в своем сыне царь сомневается: он не уверен в истинности родства своего с ним».

Объяснение ал-Бекри, конечно, весьма наивно. Но суть дела араб схватил верно. Ведь до недавнего времени по всей Западной Африке пост вождя наследовался сыном сестры. У африканской народности эве и других народов законными наследниками считаются не сыновья, а племянники. Но зато у тех же эве запутавшийся в долгах дядюшка имел право заложить и даже продать племянников и племянниц. У туарегов, суровых и воинственных кочевников Сахары, все добытое воином в боях и набегах переходит к сыну старшей сестры.

Естественно, такой порядок нравится далеко не всем. У гереро в Южной Африке имущество по традиции делилось на две части: одну получали сыновья и братья покойника, другую — племянники. Но нередко бывало, что умирающий строго-настрого наказывал сыновьям не делить имущества и гнать в шею племянников, когда они явятся за своей долей. Однако это уже явление нашего времени, когда старые традиции стали мало-помалу исчезать.

Теперь перенесемся в Океанию. На Тробриандских островах ребенок уже в раннем детстве узнает, что живет пока не у себя. В доме своего отца, в его деревне, он чужак, лишенный всяких прав. Его «када», его подлинно родная деревня — это та, где живет дядя, брат матери. С нею связан его патриотизм, все его будущее, там находится его имущество. Для человека наших представлений это могло бы оказаться трагедией, не правда ли? Но для тробрианца все это совершенно естественно.

Поэтому и на Новой Каледонии ребенка с раннего детства приучают любить своего «каниа» — дядю. «Учись идти в страну твоих канна», — говорит мать едва научившемуся ползать ребенку и поворачивает его в ту сторону, где живут ее братья.

В Америке русский миссионер И. Е. Вениаминов немало дивился непонятным для него обычаям алеутов. Подумайте только! Дело доходило до того, что безутешные дяди часто кончали самоубийством в случае смерти племянника. После таких чудес остальное — вроде того, что племянник наследовал имущество дяди или, что он не мог жениться без его разрешения, уже не так удивляло.

Среди эскимосов иногда не только сам дядя, но и дети его часто становились буквально жертвами племянников. Те безвозмездно брали вещи у своих кузенов и даже могли «превратить их в рабов», то есть заставить работать на себя.

У индейцев тлинкитов дядя был воспитателем племянника, заботился об его общественном положении, оставлял ему свое имущество. То же — в Азии.

У народов Алтая еще совсем недавно племянники были обязаны проявлять особую почтительность по отношению к брату матери, даже если племянник уже взрослый человек, а дядя — ребенок. Ходила даже поговорка: «Племянник, будь хоть с землю, — все равно маленький; дядя, будь он со щепку,— все равно большой». Но зато и дядям приходилось несладко. Племянники могли потребовать от них любую приглянувшуюся вещь, и те обязаны были отдать. Отсюда еще одна поговорка, и притом весьма колоритная: «Лучше иметь семь волков, чем одного племянника».

Обратите внимание, до взаимной любви здесь далеко. Очевидно, перед нами уже пережиток, причинявший массу неудобств и дядям и племянникам. Да, занятная это вещь — этнографические пережитки. Люди давным-давно позабыли о причинах того или иного обычая, а сам он еще живет. Многие ли знают, зачем завешивают зеркала в доме покойника? Затем, что, по старому поверью, душа его может войти в зеркало и причинить вред живущим родственникам. Кто в это верит? А ведь завешивают до сих пор.

Но для этнографа пережитки — один из способов заглянуть в прошлое. Понять и объяснить пережитки часто очень трудно.

Ну, теперь Европа. Вот что писал умный и наблюдательный римский историк Тацит: «У германцев дяди относятся к своим сестриным племянникам, как отцы к детям, и порой эта связь считается у них священнее и ближе, чем кровное родство; вследствие этого, когда они берут заложников, то требуют скорей племянников, чем сыновей».

Круг замыкается. Особые отношения дяди с племянником существовали по всему земному шару. В этнографии их называют авункулатом — от латинского слова avunculus, дядя, брат матери. Ясно, что раз они были так широко распространены, значит для этого были очень серьезные основания. Какие же? Ответить нелегко, не все здесь ясно и ученым.

Читатель, наверное, уже обратил внимание — я все время говорил только об одном дяде — брате матери. Брата отца я не касался не по забывчивости — просто он никогда не выделялся из общего круга родственников. Для этнографов это послужило безошибочным компасом. Он указывал на матриархат.

О матриархате слышали все, но, как правило, лишь что-то и где-то. Иногда он представляется следующим образом: женщины полностью и безраздельно господствуют в обществе, мужчины униженно и покорно им подчиняются. На самом деле все гораздо сложнее.

Древние люди жили родами, основу которых, ядро, составляли несколько поколений кровных родственников. Браки внутри рода были категорически запрещены, женились и выходили замуж только за представителей других родов. Так вот, в эпоху матриархата мужчины, женившись, уходили жить в род жены. Дети принадлежали роду матери, наследовали ее родовое имя и все права, отсюда вытекающие. Отец же этими правами не пользовался, он был чужим. Но в целом первобытная эпоха — время всеобщего равенства, в том числе и между полами.

Итак, ядро рода в эпоху матриархата составляли не просто несколько поколений родственников, но родственников по женской линии, то есть женщин с их детьми. Вот здесь-то многие ученые и ищут истоки авункулата.

Подрастающий ребенок нуждается в воспитателе, покровителе и защитнике, в примере для подражанья, наконец. Кто возьмет на себя эту роль? Отец? Но ведь он чужой. Его патриотизм принадлежит другому роду, связь с которым у него не прерывается. Да и сам брак непрочен и непостоянен. Для развода не требовалось решение суда, и алименты еще не были изобретены.

Воспитателем и покровителем мог быть только родственник матери, принадлежавший к одному роду с ней и ее детьми. Наиболее удачной кандидатурой и по возрасту и по положению, занимаемому в роде, оказался брат матери. Так зародился авункулат.

Убедительно? В чем-то, пожалуй, да. И довольно стройно. Недаром эта гипотеза привлекала и привлекает ученых. Однако у нее есть своя ахиллесова пята. Если браки внутри рода запрещены и мужья должны уходить в рода жен, то и брат матери должен покинуть свой род. Не холостяком же ему оставаться из-за племянников. А раз так, то какой он воспитатель и защитник? Концы с концами не сходятся.

Другое объяснение авункулата предложил профессор М. О. Косвен. Это верно, — утверждал он, — брат матери может быть племяннику ближе отца, если он одного с ним рода. Но этого мало. Он еще должен и жить вместе с ним. Только тогда он будет надежной опорой. При матриархате этого, как правило, быть не могло. Следовательно, авункулат зародился в более позднюю эпоху, но такую, когда традиции матриархата были еще живы.

Как известно, матриархат сменился патриархатом. Сменился не сразу, не вдруг, а постепенно, исподволь. Ученые выделяют особую переходную эпоху, когда уже жена переходила на жительство к мужу, а не наоборот. Но родство еще считалось по женской линии. Поэтому дети принадлежали роду матери и рано или поздно должны были в него вернуться.

Воспитывая детей, женщина внушала им верность своим сородичам. Скажем, когда между родами отца и матери у туарегов возникала усобица, дети бежали к материнским родственникам и сражались против родного отца.

Но когда дети возвращались в род матери, то их ближайший родственник там — брат матери, становился их опекуном и защитником. Тем более, что, хотя сам он теперь не покидал свой род, но собственные-то дети тоже ведь от него уходили. А живучесть таких особых отношений доказывает, как важны они были в прошлом.

Теперь последнее. Наверное, каждый слышал о крестном отце. Но мало кто знает, что крестный по своей роли в жизни крестника — прямой наследник дяди, брата матери. Согласно канонам христианской церкви, крестный отец является «восприемником» при крещении ребенка. В народе роль крестного понималась гораздо шире. В течение всей жизни крестника он был его воспитателем, опекуном и советчиком. В древности крестный обычно был родственником ребенка, причем часто именно его дядей со стороны матери. Христианская церковь восприняла народную традицию, приспособив ее для своих целей. Вот пример того, как седая древность, меняя обличия, ухитряется доживать до наших дней.

Автор: А. Хазанов.