Книга в древней Руси

Низкая сводчатая келья или простая деревянная изба. Тусклый свет падает из крохотного оконца, а вечерами и по ночам льется от маленькой лампадки. На небольшом низком столике лежит все, что надо для письма: чернильница и киноварница, песочница с мелким речным леском для присыпания только что написанного (вместо промокашки), два ножа — один для затачивания перьев, другой — для подчисток ошибок, для этой же цели лежит пемза и губка; тут же для разлиновки страницы линейка, циркуль, цепочка и специальное металлическое или костяное шильце, которым надавливают линию строки. А рядом сидит человек. На коленях у него рукопись. В руках гусиное перо. Он пишет. Пишет книгу. Это древнерусский писец, или списатель. Он весь ушел в свою трудную, кропотливую и напряженную работу. Текст, с которого он списывает, тут же, на столе. Вот писец оторвался от лежащей на коленях рукописи, посмотрел на текст, отыскал нужное место, прочитал его и снова склонился над своей работой, повторяя вслух слова, которые выводит в это время его рука. И так буква за буквой, слово за словом, строка за строкой, страница за страницей.

Внимательно следит он, чтобы не пропустить букву или (не дай Бог!) строку, — бывает и такое, если ослабнет внимание и глаз невзначай перескочит с нужного места на другое. Если ошибка обнаружена тут же, в ход идет ножик, и неправильная буква или строка выскребается, пропущенное слово надписывается. В конце книги писец обращается к будущему читателю с просьбой простить его за допущенные ошибки: «А писал Козьма Попович, а чи буду где помялся (ошибся) в своей грубости и пьянстве, отцы и братия, исправяче чтете…, а мене не кленете».

Уставший переписчик бывал не прочь напомнить будущему читателю книги о своем существовании, рассказать о той обстановке, в которой появилась на свет книга. Так на полях появлялись приписки, по которым легко вообразить себе жизнь и труд книжного списателя.

За окном уже ночь. Все давно уснули. И только два человека склонились над своими рукописями: «Все люди спят, а мы, два нас писца, не спим». Но сон одолевает и их, внимание ослабевает, и на полях появляется приписка: «О Господи, помози, о господи, поспеши! Дремота неприменная, и в сем ряде (строке) помешахся (ошибся)». И так всю ночь, а под утро усталый писец снова напомнит о себе на полях своего труда: «нощь успе, а день приближися». Затопили печку, надымили, а писец сообщает: «Уже дымно, полезем в другую избу».

Многие приписки напоминают об аппетите переписчика: «Сварите, бога деля, рыбки осетринки да свежие щучинки», — записывает он на полях; или: «Како ми не объестися, коли поставят кисель с молоком».

А бывало и такое: «С похмелья голова болит, да не хочется писати». Долгие дни, недели, месяцы продолжался этот труд. Зато какой вздох облегчения, когда он закончен! И писец спешит снова поделиться с читателем своей радостью.

«Радуется купец, прикуп сотворив, и кормчий в отишье пристав, и странник в отечество свое пришед; тако же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам; тако же и аз, худый, недостойный и многогрешный раб Божий Лаврентий мних. Начал есмь писати книги сия, глаголемый летописец, месяца января в 14,.., а кончал есм марта в 20…» Такую запись найдем мы на самом древнем из дошедших до нас списков летописи, которая так и называется по своему «списателю» Лаврентьевской.

Бывали записи и короче, но не менее выразительные: «Якоже радуется жених о невесте, тако радуется писец, видя последний лист»; или: «…Якоже рад заяц сети избег, тако рад писец последнюю строку написав».

В большинстве случаев переписчиками книг были миряне — ремесленники, посвятившие себя всецело этому нелегкому труду. Бывали случаи, когда такой писец уходил в монастырь, продолжая и там заниматься своим ремеслом. Возможно, в XVI—XVII веках существовали особые мастерские по переписке книг. Иногда писцов можно было встретить среди боярской дворни: крепостной писец переписывал книги для своего просвещенного книжника-господина.

Писали перьями — гусиными, лебедиными, даже павлиньими. Последними, конечно, гораздо реже, и в таких случаях писец не упускал возможности похвалиться: «Писал есмь павьим пером». Но чаще он с горечью констатировал совсем другое: «Лихое перо, не вольно им писати». Уже сам процесс подготовки пера к письму требовал от переписчика высокого искусства.

Для изготовления чернил использовались старые гвозди (или другие предметы из старого железа), которые опускались в квас или кислые щи, для вязкости добавлялась дубовая или ольховая кора.

Сложнее было с материалом, на котором следовало писать. Самым древним материалом для письма на Руси был пергамент. Само слово это появляется у нас лишь в XVII в. До этого книги на пергамене назывались «Харатия» (от греч. «харатос») или еще чаще «книгами на коже» или «на телятине» (так и писали: «книга писана в десть по телятине») — ведь выделывали пергамен, как правило, из телячьей кожи.

С XIV века на Руси появилась бумага, сначала только привозная, потом и своя, отечественная. Вплоть до XIX в. бумага делалась вручную. Пеньковые или льняные тряпки долго размачивались и варились вместе с золой или известью, пока не получалась сплошная кашеобразная масса. Затем эта масса черпалась из чана особым приспособлением, состоявшим из прямоугольного подрамника, проволочной сетки и съемной рамки. Вода стекала, а масса оставалась на сетке и, высыхая, превращалась в тонкий бумажный слой, который затем выглаживался и лощился. Способ производства отразился на внешнем виде древней бумаги. Если посмотреть ее на свет, то сразу станет заметна отпечатавшаяся на ней проволочная сетка, на которой бумага просушивалась. А в центре листа (или сбоку) мы обязательно найдем какой-нибудь узор, букву, эмблему. Это водяные знаки, или филиграни, сделанные из той же проволоки, что и сетка. Каждая мастерская имела свою филигрань. Поэтому в настоящее время исследователи пристально изучают эти водяные знаки, часто помогающие датировать рукопись.

Так или иначе, переписчик приобрел бумагу или «телятину» и наконец, приступил к работе. Пишет он на тетрадях, перегнутых вдвое или вчетверо листах — работа переплетчика еще впереди. «Художник» тоже придет позже. И писец оставляет место для будущих миниатюр, заставок, буквиц.

Миниатюра из древнерусской книги.

А сам писец разве не художник! С каким вкусом и мастерством располагает он строки на белом поле. Сколько изящества в каждой букве, выписанной отдельно с превеликим тщанием. Особенно красивы и величественны самые древние книги, писанные уставом: буквы почти квадратные, с правильными линиями и округлениями, ровным нажимом, они стоят на строке прямо, без наклона, одна отдельно от другой, на равном удалении друг от друга.

Уставом написана самая древняя из дошедших до нас датированных книг (1056— 1057 г.), переписанная для новгородского посадника Остромира. Поэтому она теперь так и называется: «Остромирово Евангелие».

«Остромирово Евангелие».

Начиная с XIV в., появляется полуустав — этот почерк мельче устава, буквы пишутся с наклоном, быстро и размашисто. Поэтому в линиях полуустава уже нет той геометрической точности, что в уставе, буквы отстоят друг от друга не на одинаковом расстоянии.

С XV по XVII в. все более и более распространяется третий вид почерка — скоропись. Несмотря на то, что само название говорит о том, что этот почерк употреблялся в деловой письменности и, казалось, не ставил перед собой эстетических задач, тем не менее, многие рукописи, написанные скорописью, удивительно красивы: большое разнообразие в написании одних и тех же букв, свобода нажимов и взмахов пера придают скорописному письму замысловатую изощренность, своеобразное изящество. Под рукой опытного писаря скоропись бывала не менее привлекательна, чем устав. И хотя она не имела уставной торжественности, зато выглядела теплее и мягче.

Наконец, писец закончил свою работу. Переписка книги продолжалась иногда несколько месяцев. Рукопись поступала в руки художнику. На оставленных переписчиком местах он вписывал заглавные буквицы, рисовал заставки и миниатюры. Разглядывая орнаменты древнерусских буквиц и заставок, мы как будто попадаем в неведомый сказочный мир с удивительными растениями, животными и птицами.

Здесь можно встретить дракона или чудовищного змея, изогнувшихся как буква В, и волшебную птицу Сирин. Вот рыба — О. Не менее удивителен и растительный орнамент из причудливо переплетающихся стеблей, трав, листьев и цветов самой разнообразной формы и раскраски.

Иногда из мира чудесного мы попадаем в самую гущу древнерусской жизни. Вот охотник, поймавший зайца (буква Р), вот он этого зайца потрошит (буква Л), вот охотник с соколом и добычей (Ч), а вот какой-то пьяница, расставивший ноги наподобие буквы X. Очень часто букву Д изображали в виде гусляра — «гудца». Наконец, перед нами сам переписчик. В одной руке он держит рукопись, в другой — перо. Это буква Б. Начиная с XIV века в русских книгах появляется вязь — особый способ написания заглавия, при котором несколько букв соединяются в одно целое, или одни буквы, написанные мелко, помещаются в другие, написанные крупно. Все это создает особый, вычурный орнамент, в котором не сразу разглядишь очертания отдельных букв. Для этого книгу надо поднять на одну горизонтальную плоскость с глазами, и тогда уже можно с трудом прочитать написанное. Вот примеры древнерусской вязи.

Пока над книгой трудятся переписчики и художники, книги как таковой еще нет. Она представляет пока кипу отдельных листов. Иногда, чтобы ускорить работу, над книгой трудятся несколько писцов. Бывает, что для этой цели приходится разделить на составные части текст, с которого и надо списывать. Каждый писец получает свой урок. При этом может случиться и такое: отдельные части не совпадут. Один писец кончил в начале одного листа, а следующий начал продолжение с начала другого листа. Так и останется свободное место.

Наконец и переписчик и художник с облегчением отложат перо и кисть: готово. Теперь можно книгу отдать переплетчику. В основу переплета в древности клали доску (недаром говорится: прочитать от доски до доски). Доску обтягивали кожей, тканью, иногда парчой или бархатом. Иногда особенно ценные книги украшали золотом, серебром, драгоценными камнями, тогда и ювелир прикладывал к ней свою руку.

В Оружейной палате, Историческом музее и других собраниях мы можем увидеть книги, являющие собой высокие образцы ювелирного искусства. Книга выходила толстая. Поэтому обязательно к переплету приделывались застежки. Не закрывать книгу на застежки считалось великим грехом. Теперь книга готова. Какова же ее дальнейшая судьба?

Если переписчик был крепостным, книга поступала в библиотеку его господина. Если переписчик был монахом, книга оставалась в монастырской библиотеке. Если она писалась на заказ, ее получал заказчик. На одной книге мы находим такую приписку: «Тетрати Василья Степанова, а писаны были Василью Олферьеву, и он за них ничего не заплатил, а (я) ему тетратей не дал».

В XVII в. в Москве существовал «книжный ряд», где торговали рукописными и печатными книгами. Бойкая торговля книгами шла и в овощном ряду, вместе с заморскими фруктами и гравюрами. Какова была цена книги в древней Руси! В XIII веке князь Владимир Василькович за небольшой молитвенник заплатил 8 гривен кун. Примерно тогда же он купил село за 50 гривен кун. На одной из книг конца XVI века сделана запись в 1594 г.: дано три рубли. В те же годы за мерина платили 4 рубля. Очень дорого ценились летописные книги — в XVII веке они стоили 4-5 рублей, сумма по тому времени очень немалая.

Понятно, что собирать библиотеку могли позволить себе очень немногие. До нас дошли некоторые сведения о древнерусских библиотеках. Крупнейшие собрания книг в те времена находились чаще всего при монастырях. Большая библиотека была в Кириллово-Белозерском монастыре в XVII в. Здесь насчитывалось 473 книги. В Троице-Сергиевской лавре было 411 книг, в Иосифо-Волоколамском монастыре — 189. Из бояр самой крупной библиотекой располагал любимец царевны Софьи князь В. В. Голицын.

Книга пользовалась в древней Руси особенным уважением. В «Повести временных лет» мы находим настоящий панегирик книгам; «се бо суть реки, напояющие вселенную, се суть исходища мудрости!» — восклицает летописец. Любовь к книге отразилась и в изобразительном искусстве древней Руси. Пишущий человек, человек с книгой — очень распространенные сюжеты древнерусской живописи.

В середине XVI века в Москве появилась первая типография, первая московская печатная книга. Но долго еще, на протяжений XVII и даже XVIII века труд переписчика оставался живой, неумирающей профессией. Только в XIX веке печатная книга окончательно вытесняет рукописную, и в списках продолжают ходить лишь произведения, по какой-либо серьезной причине не попавшие в печать, наподобие грибоедовского «Горя от ума», пушкинской оды «Вольность», лермонтовского «На смерть поэта».

Автор: В. Смолицкий.