История наркоза: от древности до наших дней
Это как в дурном сне. Меня связывают, а я не сопротивляюсь, хотя знаю, что предстоит: на шею наденут петлю и начнут ее стягивать. Вот уже нечем дышать, все мое существо отчаянно протестует против удушья, и последнее, что я вижу, — выражение участия и заботы на лицах окружающих. И — мрак. А стоит пробудиться сознанию, как дикая боль пронизывает мозг, но все, что я успеваю, — это закричать, и сразу те же люди вновь затягивают петлю. И такое вполне могло случиться со мной, с моими близкими, со всеми нами — живи мы в Древней Ассирии. Потому что люди, затягивающие петлю, были бы хирургами: с ее варварской помощью они избавляли оперируемого от боли. Так человечество начинало свой путь к современному наркозу.
Этот путь был извилистым и долгим, но в истории его нет ничего удивительного: оглядываясь назад, мы сплошь и рядом поражаемся слепоте предшественников, которые веками упорно искали то или иное необходимое средство, стократно натыкаясь на него и с тем же упорством его не замечая.
Драма идей — драма людей
«Первому изобретателю обезболивания», — гласит надпись на памятнике доктору Лонгу в американском городе Джефферсоне. «Открывшему наркоз Мортону»,— гласит надпись на памятнике в Бостоне. Оба они, независимо друг от друга, впервые применили в хирургической практике эфирное обезболивание, и хотя Уильям Кроуфорд Лонг сделал это за четыре года до Уильяма Томаса Мортона, его сограждане вспомнили о нем лишь после того, как два города начали бесплодную борьбу за приоритет. Она длилась двадцать лет, и в ожесточенном споре противоборствующие стороны как-то упустили из виду, что Мортон и жил нищим, и нищим умер, что химик Джексон, предложивший ему воспользоваться эфиром, закончил свои дни в психиатрической больнице, а учитель Мортона, Узле, осмеянный современниками за неудачную попытку применить для наркоза закись азота (ныне самый безвредный анестетик), покончил жизнь самоубийством.
А теперь перенесемся вглубь веков. Филипп Аурел Теофраст Вомбаст фон Гогенхейм, для одних — гениальный врач, для других — обманщик и шарлатан, был, несмотря на столь противоречивое к нему отношение, великим человеком. Читатель, безусловно, согласиться со мной, если я назову его имя, под которым он известен сегодня, — Парацельс…
Парацельс.
Родившись в Швейцарии и получив степень доктора медицины в Италии, он долгие годы путешествовал по свету, посетил Польшу, Россию, Турцию, жил в Константинополе и даже провел какое-то время в татарском плену, а затем, вернувшись на родину, поселился в Базеле. Решительно отвергая авторитеты, Парацельс в экстазе отрицания даже сжег «Канон» Авиценны, отказался от сложных и надуманных рецептов, рекомендуя больным простые лечебные средства: целебные травы, препараты железа, сурьмы, свинца и меди, а также свежий воздух, покой, диету и минеральные воды. Но для нашей истории он интересен другим: Парацельс верил, говоря современным языком, в магнитотерапию и впервые — в 1540 году — открыл обезболивающие свойства эфира».
Казалось бы, «впервые» и «открыл» — тавтология? Открытие всегда кто-то совершает впервые. Но эфиру не повезло (впрочем, только ли ему?). Вслед за Парацельсом его открывает, синтезируя из алкоголя и серной кислоты, Валериус Кордус, доцент медицинского факультета в знаменитом (вспомним Гамлета) Виттенберге и автор первой европейской фармакопеи. Спустя полтораста лет эфир вторично синтезировал опять же неслучайный в науке человек — сэр Роберт Бойль. Вслед за ним такого же результата добился сам Исаак Ньютон (поймем его разочарование: он искал способ искусственного получения золота). Наконец, в четвертый уже раз его синтезировал некто Фробениус, он-то и назвал эфир эфиром.
Затем этим газом занялись медики (хотя кем, как не медиками, были Парацельс и Кордус?). В середине восемнадцатого столетия на его лечебные свойства указал автор книги «Необычная жидкость, называемая эфиром», еще полвека спустя его применяли, заставляя вдыхать, для облегчения от боли, а доктор Беддис основал даже Медицинский пневматический институт для лечения газами, в том числе эфиром.
И никто не занялся им основательно и всерьез, никто не разнес по свету весть о прекрасном обезболивающем веществе. Никто — хотя «ничто не в силах так ослабить жизненные силы и дух человека, как боль». Так писал в XVI веке отец современной хирургии француз Амбруаз Паре. А спустя два века его соотечественник и коллега Вельпо с горечью предрек: «Безболезненная операция — мечта, которая никогда не сбудется». Стоит лишь добавить, что первый из них был младшим современником Парацельса, а второй произнес свои опрометчивые слова в разгар спора за приоритет открытия эфирного наркоза, в то самое время, когда он триумфально завоевывал хирургические клиники Америки и Европы.
Кстати, эфир был далеко не первым средством, которым человек пытался победить боль. Но дурман, мак, цикута и опий, алкоголь и сернистый газ, даже бензин и пары нефти не могли удовлетворить хирургов. В начале XIX века голландский химик Дэви работал с закисью азота. Вдыхая ее, он каждый раз впадал в «блаженное» состояние и… терял ощущение боли. «Так как закись азота способна устранять боль, то она, вероятно, — писал проницательный ученый, — может быть с успехом использована при хирургических операциях».
Эстафету голландца подхватил англичанин Гикман. Перепроверив Дэви — испытав действие газа на животных, а затем и на себе, — он принялся доказывать его пользу хирургам. После трех лет безуспешных попыток на родине Гикман отправился в Париж, предварительно сообщив о важности предлагаемого открытия королю Франции Карлу X. Письмо англичанина было направлено в Парижскую медицинскую академию, где комитет пяти отверг заморское предложение как иллюзорное. Лишь один человек из этой недальновидной пятерки восторженно откликнулся на идею Гикмана и тут же предложил испытать закись азота на себе. То был не кто-нибудь — знаменитый хирург наполеоновской армии Ларрей! Но к нему не прислушались, незадачливый англичанин вернулся к берегам туманного Альбиона, где через год умер.
Своенравная Клио ждала Мортона. Богиня истории терпеливо (ей-то что?) дожидалась 16 октября 1846 года, когда в присутствии ошеломленных тишиной свидетелей и в том же самом госпитале, где был осмеян Уэлс, другой хирург удалил опухоль у безмятежно спящего больного. Эту тишину в операционной провинциального североамериканского Массачусетса мгновенно услышали в Европе. Не было самолетов и трансконтинентальной связи (уж не говоря об интернете). Но уже спустя несколько месяцев эфирный наркоз применяли в Англии, Франции, Германии.
Так — под флагом химии — началась революция в хирургии. Но всех ее проблем химия разрешить так и не смогла.
Автор: М. Хромченко.