Иван Грозный и его сын

Иван Грозный и его сын

Кто останется равнодушным перед полотном И. Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван»? Безумный, горящий взор царя, старческие пальцы, сквозь которые льется кровь, сын, поверженный наземь отцом… Сцена гибели несчастного царевича передана с потрясающей достоверностью. Кажется, что художник вместе с Грозным пережил страшный миг, и картину его воспринимаешь как откровение.

Но не будем спешить. Уже беглое знакомство с воспоминаниями художника не оставляет сомнения в том, что вдохновение Репина имело источником не смутные предания старины, а события совсем другой эпохи. Репин взялся за кисть после казни народовольцев. «Трагические впечатления, следовавшие за событиями 1-го марта 1881 года,— писал он, — вызвали потребность откликнуться на них картиной, где царь был бы показан и разоблачен как тиран и сыноубийца… Естественно было искать выхода наболевшему трагизму в истории». По выражению Крамского, история гибели царевича Ивана послужила лишь внешней канвой для узоров по поводу современности. Подлинная картина гибели царевича Ивана значительно отличалась от той, что изобразил Репин.

Иван Грозный и его сын

Царь Иван разделился с малолетними сыновьями после смерти их матери царицы Анастасии Захарьиной. Перед свадьбой с черкесской княжной Кученей он выделил пасынкам новой царицы отдельный двор и «особый» штат слуг — от бояр до поваров. Шли годы. Старшему царевичу минуло пятнадцать лет, и отец позаботился о том, чтобы приобщить наследника к делам правления. В Боярской думе и в дальних походах, на посольских приемах и на Богомолье — всюду сын следовал за отцом подобно тени. Властный самодержец требовал, чтобы и в мыслях своих наследник был его двойником.

Царевич и в самом деле унаследовал многие черты отца. Он был также вспыльчив, нетерпелив и горд. В царской семье часто происходили ссоры, и тогда на голову взрослого сына обрушивались побои. Но царь и его наследник не были частными лицами, и оттого их распри нередко становились делом «большой политики».

Из уст в уста передавали народные певцы древнее сказание о том, как царь Иван вывел измену из Пскова и Новгорода и однажды на пиру призадумался, «как бы вывесть измену из каменной Москвы!»,

Возговорил тут Малюта злодей Скурлатович; «Ах ты, той еси, царь Иван Васильевич! Не вывесть тебе изменушку до веку: сидит супротивник супротив тебя…» Малюта указал на царевича, и Грозный велел казнить сына. Но за опального вступился боярин Никита Романович Захарьин: «Ты Малюта, Малюта Скурлатович! Не за свой ты кус примаешься, ты этим кусом подавишься». Царский сын был спасен.

Издатели «Сказов» считали фабулу песни о гневе Грозного вымыслом. На самом деле в «Сказе» таилось зерно истины. Ко времени знаменитого похода опричников на Новгород и Псков (1570 г.) звезда Малюты Скуратова ярко сияла на московском небосводе. Он не удовлетворился тем, что обвинил в крамоле всех новгородцев и псковичей, а заодно с ними — старое руководство опричнины. Устранив тех, кто стоял у колыбели опричнины, временщик старательно поддерживал в Иване страх перед чудовищными заговорами. Измена, утверждал он, уже свила себе гнездо в царской семье. Главными сообщниками новгородцев он объявил бояр Захарьиных, ближайшую родню царевича Ивана по материнской линии. Вероятно, опала на Захарьиных и послужила причиной первой большой ссоры Грозного с его сыном.

В Польше слухи о расколе в царской семье впервые распространились как раз после новгородского разгрома. Папский посол в Кракове спешно известил Ватикан о драматических московских событиях. «Между отцом и старшим сыном, — писал он, — возникло величайшее разногласие и разрыв, многие знатные лица с благосклонностью относятся к отцу, многие — к сыну, и спор может решить лишь сила оружия». Чтобы оценить достоверность этого поразительного сообщения, надо выяснить, кто информировал посла о русских делах. Письмо в Рим датировано 3 января 1571 года. Незадолго до того в Польшу явился московский беглец Шлихтинг, слуга и переводчик царского лейбмедика. Шлихтинг подал на королевское имя записку о московских делах.

И в указанной записке и в письме нунция затрагивался, по существу, один и тот же круг вопросов. Очевидно, беглый переводчик и был главным осведомителем папского посла. Сомневаться в осведомленности Шлихтинга насчет семейных дел царя не приходится. Его слова о разрыве царя с сыном подтверждаются многими фактами.

Вернувшись из новгородского похода, царь Иван громогласно заявил в присутствии бояр и датских послов, что намерен лишить наследника прав на престол, и желает иметь преемником принца Магнуса Датского, своего нового вассала. Описавший эту сцену немецкий купец считал, что царь лишь желал припугнуть строптивого сына и неверных подданных. По-видимому, он заблуждался. Сомнительно, будто царь готов был отдать сына в руки палача Малюты, как о том пели народные сказители. Но совершенно бесспорно, что над головой наследника нависла тень опалы. Царь жестоко покарал ближних людей царевича. Его дворецкого и дядю, боярина Василия Захарьина, он велел забить палками. Той же смертью погиб боярин Иван Хирон Захарьин. Казнена была троюродная сестра наследника.

Раздор в царской семье произошел в самый разгар опричных гонений в 1570—1571 годах. Через год царь распустил опричнину и руками Малюты свирепо расправился с недовольными преторианцами. Страна пережила новые политические потрясения в 1575 году, когда царь казнил своих ближних дворовых людей, заменивших ему опричников, и посадил на московский трон служилого татарского хана Симеона Бекбулатовича. Царские подручные снова взялись за искоренение «измены», нити которой тянулись в царский дворец.

В конце опричнины большим влиянием при дворе пользовался медик и астролог Елисей Бомелий. Он не только лечил Грозного, но и познакомил его с тайнами астрологии, частенько составлял для него гороскопы и между делом приготовлял яды для впавших в немилость придворных. Некоторых, например, спальника Григория Грязного, он умертвил собственноручно. В конце концов, Бомелий так запутался в интригах, что решил бежать из России. На границе его схватили и, доставив в Москву, подвергли пыткам. Астролога медленно поджаривали на огромном вертеле. Как писал англичанин Джером Горсей, сначала Бомелий надеялся на помощь «соумышленников» — царских любимцев, приставленных Грозным к царевичу Ивану. Когда же истязания развязали ему язык, он стал оговаривать всех подряд. Во второй раз тень подозрения в государственной измене пала на наследника и его ближайшее окружение. 24 октября 1575 года палач отсек голову придворному царевича — его троюродному брату Протасию Захарьину.

Царь Иван приходил в ярость при одной мысли о том, что его сын может стать орудием боярской интриги. Но даже в дни самых жестоких ссор с наследником он не помышлял о суде над ним.

Продолжение следует.
Автор: Р. Скрынников.