В песках Аравии. Часть третья.
Почти целый месяц Зеетцен бродил по Мекке. Чем-то неуловимым она напоминала ему Иерусалим — такие же камни, почти вовсе лишенные растительности, та же мертвенная закоснелость священных мест, то же оживление в момент появления паломников и тот же религиозный фанатизм толпы. Другая вера, другие нравы, иные ритуалы — атмосфера та же. В городе грязно. Когда идет дождь, потоки воды разливаются по немощеным улицам, превращая их в черное месиво, ибо сточных канав нет.
О том, чтобы сделать точный план города и священной мечети, пока нечего было и думать. Зеетцену все время казалось, что за ним следят. И он усерднее, чем настоящие мусульмане, совершал на площади пятикратную молитву. Порою ему удавалось вытащить карандаш. Но у Каабы никогда не бывало безлюдно, а вызвать подозрение правоверных означало для него гибель. И все же он всегда держал в руке кусочек бумаги, пытался делать наброски.
За порядком в Мекке следили надзиратели-ваххабиты с кремневыми ружьями и длинными кинжалами. Зеетцен тщательно соблюдал все обряды хаджжа, все шло гладко, но в глубине души таился страх…
Основная процедура — это «таваф», «обход», семикратное шествие вокруг Каабы. Матваф внушал Зеетцену, что оно символизирует Божественный порядок, согласно которому все существа подчинены единому центру, солнечной системе, воплощенной в Боге. Тысячи людей, столпившиеся у мечети, действительно образовали некую мистическую круговерть. Но если семь раз обойти вместе с толпой вокруг Каабы было не так уж трудно, то поцеловать черный камень оказалось значительно сложнее. Около камня, этой крупицы вселенной, втиснутой в массивную серебряную оправу, вдруг разом очутилась охваченная религиозным экстазом масса людей.
Все в Зеетцене содрогнулось от страха, ему хотелось бежать. Но разве это возможно? Людской поток подхватил его, сжал и понес, словно песчинку. И вот он вступил на овальную мраморную площадку, гладко отполированную подошвами сотен тысяч правоверных. Площадка окружена бронзовыми столбиками, а между ними на цепях висят стеклянные лампады. Зеетцен пытается втиснуть лицо в серебряную оправу. Камень вдавлен глубоко внутрь ее, он вытягивает шею, не для того, чтобы его целовать, нет, а чтобы лучше рассмотреть. Да ведь камень и не черный вовсе, а серый! Он хорошо разбирается в горных породах, но такой не знает. Каково же его происхождение? Вулканическое? Эти прозаические мысли несколько успокаивают его.
Затем полагалось выпить воды из источника Земзем. Хранитель источника среди беснующейся толпы казался мраморным изваянием. Механическим жестом он наполнял чашу и безмолвно протягивал ее очередному паломнику. Зеетцен слышал, что иногда по повелению эмира хранитель бросает в чашу яд и выпивший ее умирает мгновенно. Здесь это никого не волнует и даже не задерживает процедуры. Дрогнувшей рукой Зеетцен взял чашу и проглотил теплую горьковато-соленую жидкость…
Теперь предстояло исполнить ритуал «сай». Это значило семь раз пробежать туда и обратно всю главную улицу Мекки, расположенную между священными горами Сафа и Марва, длиной более четырехсот метров. Сай — это повторение мучительных метаний Агари по раскаленной пустыне в поисках воды. Слово «сай» означает «иди быстро, беги», но Зеетцен заметил, что бегут далеко не все. Не у всех одинаковое рвение и физические силы.
На восьмой день месяца зуль-хиджжа из Мекки отправлялась огромная процессия на холм Арафат, где правоверные должны прослушать проповедь мекканского имама и совершить специальные молитвы. Только посетивший этот холм получал титул «хаджи». «Арафат» значит «узнавание». По преданию, именно на этом месте встретились и узнали друг друга Адам и Ева, после того как были изгнаны из рая. С этого же холма якобы архангел Джебраил являлся пророку Мухаммеду. В долине у подножья Арафата полагается провести день и ночь.
Рано утром все те тысячи паломников, которые накануне в Мекке молились, кружили вокруг Каабы, пили воду Земзема, бегали по главной улице святого города, погрузили на верблюдов и ослов тюки с поклажей и устремились к Арафату. Сутолоки предыдущих дней как не бывало, процессия шествовала спокойно и величественно. Зеетцен успевал не только рассматривать спутников, но и тайком отмечать на бумаге все пункты по дороге.
Многотысячная человеческая масса заполняет долину. Приближаясь к холму, все молятся и кричат «ляб-байк», будто призывая небо в свидетели своего религиозного усердия… Перед восходом солнца все зашевелилось, зашумело. И когда от гладкого гранита Арафата отразился солнечный луч, на вершине холма верхом на верблюде показался имам. Началась проповедь: «Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Клянусь горой, и книгой, начертанной на свитке развернутом, и домом посещаемым, и кровлей вознесенной, и морем вздутым… Клянусь зарею и десятью ночами, и четом и нечетом, и ночью, когда она движется»… Это длилось почти до самого вечера. Солнце палило нещадно. Монотонные слова застревали в ушах, но отступать было некуда — он должен был пройти этот трудный путь до конца, он сам его выбрал. А вокруг, словно грозное предостережение, кое-где виднелись кучки камней, обозначающие места захоронений паломников, не доживших до завершения хаджжа.
И все же самое страшное было впереди. После проповеди все паломники отправлялись в деревню Мина для жертвоприношения. Как сказали Зеетцену, надо будет идти через Муздалифа, но он не предполагал, что Муздалифа — это узкое ущелье, в которое должны втиснуться сразу тысячи человек, обезумевших от жары и многочасового стояния в неподвижности. Ущелье это стало могилой многих сотен людей. Паломники кричали, напирали, отталкивали друг друга — им надо было не просто пройти по ущелью, но и набрать при этом как можно больше мелких камней и завязать их в ихрам.
На другой день, когда вся толпа пришла в Мину, эти камни были пущены в ход. Мина — это всего одна улица домов, на которой высятся три колонны — «столбы дьявола». Мусульмане верят, что именно тут дьявол нагнал Ибрагима и побил его камнями. И вот теперь в отместку за то оскорбление паломник должен бросить по семь камней в каждый столб.
Зеетцен взирал на это массовое действо с изумлением. Что это — игра? Конечно, здесь налицо отголоски языческих обрядов. Кажется, никто и не мог добросить камень до столба, они летели в паломников. Зеетцен едва успевал прикрывать руками голову. Но и это было еще не все. После избиения «дьяволов», на десятый день месяца зуль-хиджжа, наступал ид аль-адха, праздник жертвоприношения. Зеетцен записал у себя в дневнике, что он отмечается в честь чудесного спасения сына Ибрагима Исмаила, которого отец хотел принести в жертву именно здесь, в Мине. Мусульмане, в отличие от библейской легенды, где жертвой Ибрагима (Авраама) называется Исаак, считают, что это был именно Исмаил. От него и ведут свой род северные арабы. На один этот день в Мину сгоняют стада со всей Аравии. Купив овцу или барашка, паломник поворачивается лицом в сторону Каабы и перерезает животному горло.
Деревня превратилась в выставленную напоказ бойню. Над маленькой Миной неслись хрипы, крики, отчаянное блеяние тысяч овец. Абдаллах ас-Суккат снял и в Мине дом специально для того, чтобы Зеетцен смог все хорошенько рассмотреть. Но этого кровавого зрелища наш путешественник не смог выдержать. Забившись в угол, он лишь затравленно огрызался на сочувственные слова Абдаллаха…
Вернувшись в Мекку, они застали город сильно изменившимся. Повсюду еще толпился народ, но напряжение спало. Ихрам, еще недавно белоснежный, стал у всех паломников темно-серым от грязи и пота. А на Каабе появилось новое покрывало. Старое же разрезали на куски и продавали новоявленным хаджи. Те, кто побогаче, могут купить себе большой кусок и сшить из него жилет, мусульмане верят, что он защитит владельца от ударов. Из маленьких кусочков хаджи обычно делают закладки для Корана. Торговля кисвой, в отличие от любой восточной купли-продажи, проходит тихо, степенно. Перед отъездом наполняют сосуды водой из источника Земзем, чтобы увезти ее домой. Иные обмакивают в нее свои одежды.
За пределами Харам аш-Шерифа шла более оживленная торговля. Где скопище людей, там и базар — так уж повелось на Востоке с незапамятных времен. В дни хаджжа в Мекку доставляют товары не только со всей Аравии, но, пожалуй, и со всего мусульманского мира. Здесь продают четки из кораллов, драгоценных камней, дерева и священные книги, фески и сафьян, ковры и шелка, платки и сандалии, оружие и ювелирные изделия и многое другое, чем славятся восточные ремесла, хотя в самой Мекке ремесла не развиты. Базар завален прекрасными фруктами всех сортов — тоже привозными. Торгуют в Мекке все — ученые богословы и плотники, бедные бедуины и богатые купцы, проводники и шейхи. Во время хаджжа цены поднимаются неимоверно. Зеетцен узнал, что в Мекке торгуют и рабами, для чего существует специальный рынок.
Продолжение следует.
Автор: Павел Чайка, главный редактор исторического сайта Путешествия во времени
При написании статьи старался сделать ее максимально интересной, полезной и качественной. Буду благодарен за любую обратную связь и конструктивную критику в виде комментариев к статье. Также Ваше пожелание/вопрос/предложение можете написать на мою почту pavelchaika1983@gmail.com или в Фейсбук, с уважением автор.