Одиссея кули
В течение XIX века многие мужчины и женщины выехали из Индии в страны, где недавно было официально запрещено рабство, чтобы работать там наемниками-кули (кули – с хинди означает рабочие). Это переселение породило такой образ жизни и такую поэзию, которые можно назвать «кулитюд». Суть «кулитюда» невозможно понять без описания путешествия кулей через моря. Этот решающий опыт – одиссея кулей – оставил несмываемый отпечаток на воображаемом полотне «кулитюда».
Прежде чем отправляться в путешествие, надо было переступить табу. Индусы, которые собирались переплыть населенный чудовищами океан, по собственной милости лишали себя святой воды Ганга, из-за чего были обречены на вечные блуждания, а также теряли шанс на перевоплощение. По преданию, англичане пошли на хитрость: на каждой лодке они установили большие котлы с Гангской водой для ритуальных омовений индусов. Похоже, что эти ухищрения, очевидно, подтолкнули тех, кто колебался, доверить свои души заморскому миру.
Большинство кулей впервые увидели море, впервые оказались на грани перевернутого (с их традиционного взгляда) и неизвестного мира. Извечное социальные табу было нарушено еще и тем, что индийцы из разных каст жили бок о бок на палубе под открытым небом. Они были равны перед жизнью и смертью, даже если путешествие продолжались только десять дней, как то им обещали. Десять дней проходят быстро. Но, как только корабль отходил от берега, все чувствовали в глубине души, что разлука с родной землей является разновидностью смерти.
ПЛОХАЯ ТИШИНА
Положение кулей можно уподобить ощущению агонии на борту лодки работорговцев, поднимающей якоря у африканских берегов с грузом закованных в кандалы рабов. Этот момент был обозначен тем, что вест-индский писатель Эдуард Глисан назвал «криком из трюма» – первоначальным воплем из глубины сущности раба, который раздается вне времени и пространства, требуя объяснения от истории и восстанавливая его историю. Часто рабов перевозили в кандалах в лежащей осанке. Кули имели свободное передвижение: они могли видеть дальний берег, смотреть на звезды и на след на воде, наблюдая зарождение циклона – то есть, были свидетелями медленного испарения их предыдущего бытия. Хорошо продуманное, добровольное путешествие кулей уже было разновидностью смешивания, физического контакта с другой поэтикой, с другим мировоззрением. Кули «знали», куда их везут. Они могли обдумывать свой развод с родной землей, разработать стратегию выживания и поселения, определить свое место в новой структуре бытия, которая открывалась перед ними.
Дети «кулитюда» поделили с детьми «креольства» этот «крик из трюма», момент молчания, заменявший крик боли и не позднее, чем в начале работорговли, угасший в амнезии, добровольной или вынужденной. В любой истории, несказанное часто вычеркивается или затуманивается, так как лучший способ цензуры тяжелого прошлого – это завернуть его в густую пелену молчания. Именно в этом – отсутствие текста, или подтекст кулей, равный несказанному перед чужбиной.
Раб переживал этот момент, твердо зная, что он не имеет никакой возможности подняться в обществе, которое свело его до уровня предмета. Поэтому он привязывается к своей вере и языку. Он также думает о самоубийстве. С другой стороны, кули пережили свое переселение в реальном времени, никогда не зависая между небом и землей. Они столкнулись с морской культурой и языком, на котором еще мало владеют (за исключением нескольких образованных брахманов). Их путешествие началось с обмана: на самом деле путешествие продолжалось почти месяц. У них было довольно много времени, чтобы подумать о своей судьбе и понять, что обманом был и сам контракт. Именно здесь, в юридическом контексте, они со временем сосредоточат борьбу за свое освобождение.
Кули имели культуру письменного слова, они отправлялись в путь с книгами – с Кораном, «Бхагават-Гитой» и «Рамаяной». Эти святые книги были частью их путешествия. В Музее кулей в Мока (Маврикий) хранится экземпляр Бхагават-гиты, которую кули, зная ее наизусть, переписали от руки, чтобы привезти знаки своей культуры в страну, куда они завербовались. Это – неопровержимое доказательство борьбы против потери своей культуры: кули берегли свои основные тексты.
«Обходные стратегии», о которых вспоминают антильские авторы Жан Бернабе, Патрик Шамуазо и Рафаэль Конфиян, были еще более заметными у африканских рабов, обозначенных цивилизацией устного слова. Именно поэтому частично обязана выразительная лингвистическая изобретательность потомкам рабов, тогда как кули в основном довольствовались перевозкой и использованием своих текстов в чужом для них мире. Креолы должны были изобретать свою космогонию и поэтику. Кули же просто перенесли свой собственный мир в страну пребывания: они заново переписали и наложили свои семиологические отметки на измерения новой для них страны. Поэтому, соединенные со своими святыми книгами, кули пообещали себе, что, когда они доберутся живыми в землю обетованную, то возместят расходы на переезд, и в свою очередь будут иметь собственную землю.
СИМВОЛИЧЕСКАЯ РАНА
Прагматичное мировоззрение индийских наемников имело решающее влияние на литературное творчество и литературу, которыми кули щедро почтили Маат, или землю-мать, гарантию их будущего и настоящую матрицу воспроизведения. Таким образом, их труд на чужбине приобретал космогонистичное значение. И именно в этом чувствуется та сильная чувственная окраска речи, и поэтика отличного, в которых совпадают «креольство» и «кулитюд».
Только лишь в конце изнурительного путешествия кули спускались на берег, их капитан, как правило, в спешке, вырывал страницы реестра с именами новоприбывших. Эти документы держались вместе благодаря зубчатым металлическим скобам, от чего произошел термин «зубчатые батраки», которыми часто называли кулей.
Эти разделенными страницы были символом ран, нанесенных индийским именам, которые были изнасилованы латиницей, и именно эту форму и поныне используют жители острова неевропейского происхождения. Это – наиболее значимая метафора «кулитюда», поскольку она утверждает печатью рану, нанесенную идентичности и языку, а также является визуальной пометкой места кулей в языковой окружающей среде. Кули всегда чувствовали себя неуверенно и боялись делать ошибки в речи своих хозяев, даже в креольском языке – языке вольноотпущенных. Писатели кули часто писали на языке своих предков, то есть на языке хинди, урду или тамильском. Однако они не опирались включению в их языки многих посторонних влияний. Созданная таким образом мозаика является убедительным свидетельством о жизни на чужбине, которую испытали дети «кулитюда» и «креольства».
Автор: Халил Торабули.