Как государыню выбирали. Продолжение.
Сын Алексея Федор — один из мудрейших русских царей — вообще сломал систему «выбора» невест. Он сам углядел дочку смоленского шляхтича Агафью Грушевскую — в толпе, во время крестного хода. Послал друга проследить, «кто она такова», да и огорошил родных решением жениться на ней! Родич его, боярин Милославский, стал кричать о Грушевской, что «мать ее и она в некоторых непристойностях известны!»: Царь Федор сильно закручинился, однако его молодые друзья поехали в дом к Агафье для выяснения, хоть был им «стыд о таком деле девице говорить». Не тут-то было! Девица сама вышла к гостям и заявила напрямик, «чтоб они о ее чести ни коего сомнения не имели и она их в том под потерянием живота своего утверждает!».
Дальше были тайные свидания, когда Федор Алексеевич, как бы случайно проезжая на коне мимо дома Агафьи, видел ее улыбку в чердачном окошке, и необычная свадьба: все традиционные царские церемонии были отброшены, в гостях — одни друзья, а Кремль заперт. Агафья-то простила Милославскому наветы, «рассудя слабость человеческую», но царь, встретив боярина у ее покоев с соболями, выгнал в шею: «Ты прежде непотребною ея поносил, а ныне хочешь дарами свои плутни закрыть!»
Смелая Агафья была необычна в царском обиходе, но девицы, знающие себе цену и умеющие добиваться своего, ценились издавна. Недаром среди популярнейших сочинений была «Повесть о Петре и Февронии». Мораль ее: мудрой женщине не перечь — своего не добьешься, а голову можешь потерять.
Так вот, в 1682 году бояре и патриарх Иоаким после смерти царя Федора не послушались мудрую царевну Софью и посадили на престол Петра — вопреки старшинству царевича Ивана. А ведь Софья говорила: смотрите, народ бушует, кричат, что «бояре завладели всем государством, хотят людьми мять, и обидеть бедных, и продавать!». Предлагала на корню пресечь бунт, созвав Земский собор: «Что народу годно — то б исполнить, и будет царство мирно и безмятежно!» Не послушались Софью. Восстание разгоралось, пришлось задним числом объявлять, что Петр избран собором, «всенародно и единогласно».
Конечно, москвичи пришли в еще большую ярость, кричали даже, что царя Федора отравили, а царевича Ивана собираются убить. Вскоре бояре в Кремле полетели с Красного крыльца на стрелецкие копья, а на Красной площади восставшие построили памятник своей победе и несколько недель контролировали столицу.
Тут Софья, конечно, понадобилась, но и ей потребовались многие недели искусного лавирования, ласковых речей, огромные затраты на подкуп стрельцов, сбор ополчения, казнь ни в чем не повинных Хованских (на которых она свалила вину за устроение бунта), прения с раскольниками и их тайная казнь, сложные переговоры, чтобы постепенно «утишить бунт». Еще годы ушли на «чистку» армии от опасных бунтарей.
Софье требовались огромные знания и мудрость, чтобы проводить свою политику с 1682 по 1689 год (когда ее свергли сторонники Натальи Нарышкиной). Впрочем, крупнейшие ученые того времени признавали за Софьей именно ту степень мудрости, которая дает человеку преимущественное право на власть перед земными правителями. А ведь женской образованностью в конце XVII века удивить уже было трудновато. В школе учили мальчиков и девочек: печатный Букварь так и адресовался — «хотящим учиться мужам и женам, отрокам и отроковицам». Судя по личной переписке московской знати, жены и дочери писали вполне изрядно. Не были чужды женщинам и литературные пристрастия. К книгам библиотеки придворного поэта Кариона Истомина дамы обращались не меньше, чем мужчины, причем интересовались кто историей, кто военным делом, кто богословием, кто свежей беллетристикой. Хорошо еще, что сохранилась часть записей поэта о выдаче книг! А то бы и продолжали думать, что допетровские женщины не шли дальше азов и Святого Писания. Но Софья, учившаяся у самого Симеона Полоцкого (учителя царевичей), и на этом фоне выделялась глубиной познаний.
А в личной жизни — у царевен наитруднейшей — проявила редкую смелость. Надо учесть, что по дворцовой традиции царевна была «зазорным лицом» — не могла показываться на людях. Ну что ж, ей ничего не мешало хранить тайные отношения с многомудрым политиком, знатным князем, свободно вхожим в жилые личные покои дворца, боярином Василием Васильевичем Голицыным, канцлером и генералиссимусом в ее правительстве. Тот был, правда, лет на двадцать старше Софьи, любил свою семью. Но в нем не могли не привлекать блестящие ум и образованность: князь был столь начитан и осведомлен в политике, так знал языки, что француз принимал его за француза, а итальянец — за итальянского князя. И в технике, и в военном деле, и особенно в дипломатии преуспевал.
Но не он был, как иногда считают, тайным избранником Софьи. Царевна предпочла другого — выбившегося из мелких дворян в думные дьяки смелого администратора и энергичнейшего политика, своего ровесника — тридцатилетнего Федора Леонтьевича Шакловитого. В правление Софьи он стал окольничим, главой опаснейшего Стрелецкого приказа и руководителем администрации. Он мечтал и добивался коронации Софьи царским венцом.
На портрете, где Шакловитый изображен в виде святого Феодора Стратилата, он впрямь выглядит орлом. Для женщин эпохи «Домостроя» внешность мужчин не считалась предметом вне обсуждений. Были равно достаточны для расстройства помолвки обвинения, что нареченный «пьяница, или игрок, или уродлив»…
Во времена Софьи царевны вообще-то довольно свободно общались с придворной знатью. Документы того времени свидетельствуют, что они шили множество новых нарядов для себя, ну а мужская одежда и роскошное оружие по их заказам предназначались, видимо, для подарков (до маскарадов тогда дело еще не дошло). Но принимать у себя Шакловитого, этого выскочку, да еще украсить спальню стрелецкими знаменами — был форменный вызов. Такое могла себе позволить только Софья, недюжинная женщина, способная, когда бояре дрожали от страха, выйти к толпе и «препреть» самых ярых горлопанов, когда надо — спасти от смерти своего супротивника-патриарха, быть одновременно символом милосердия и твердости.
Подлинный внешний облик Софьи мало знаком широкому читателю. Его старательно и последовательно стремились исказить, изобразить уродливым или даже ужасным. Чудом сохранившаяся современная ее правлению гравюра изображает царевну (под видом Софии-Премудрости в киевской иконографической редакции) в обычном платье, а не в искажающем фигуру стоящем колом царском одеянии. Есть и ее истинное лицо на подлинном портрете, известном чуть не в единственном экземпляре. Он сделан на Руси, с натуры, но на голландской гравюре уже заметно искажен. Читатель знает лишь последний портрет в этом ряду — плохую копию с голландской гравюры, выполненную учеником Академии художеств и уже в конце XVIII века! Так нередко доходят до нас образы русской истории — через третьи, да еще и неумелые руки…
Софье еще при жизни создали имидж незаконной государыни и злодейки. Тому способствовали известные политические обстоятельства. Но и вообще образ русской женщины допетровской эпохи в исторической перспективе предстал искаженным. В этих заметках я попытался приблизить его к оригиналу. Естественно, тема эта ими далеко не исчерпана.
Автор: Андрей Богданов.