История возникновения города. Часть вторая.
Известно, что земледелие шло в Европу по двум дорогам: через Малую Азию и острова Эгейского моря — на Балканы и далее по Дунаю, к Днепру, к Карпатам, это — начиная с середины V тысячелетия до новой эры; из Африки, через Южную Францию и далее — вдоль Роны и Луары, это примерно с 3000 года до новой эры, когда на Палетте Пармера уже разделились город и крепость.
Остановки в пути мало помогают удовлетворению нашего любопытства: или над примитивными группами жилищ, группа над группой — без конца, как в Винче у Белграда, так и не ставшей городом, или сразу городок, как, например, Филакопи на острове Милос в Эгейском море. Филакопи — современник первой Трои, ослабленная копия критских городов, а те, в свою очередь, — прямые потомки городов сирийского побережья… Здесь круг замыкается.
Попробуем засечь крайние точки, своего рода десантные плацдармы земледелия. Вот, скажем, в Апулии — невысокое плоскогорье, называемое Тавольере, дугой охватывающее гору Гаргано (на самой «шпоре» итальянского «сапога»). Здесь на площадке 45 на 80 километров более двухсот отпечатков поселений неолитических земледельцев. Точная датировка их сложна, но они, по крайней мере, старше мегалитических построек поблизости (частью, на самом юге, наложившихся сверху на остатки этих поселений), то есть в них жили никак не позже 2000 года до новой эры. Некоторые следы отстоят друг от друга на каких-то три сотни метров, а иные прямо наложены друг на друга. Следовательно, на Тавольере — поселения, по крайней мере, нескольких «поколений».
Но как же это далеко от образа города, рожденного в Восточном Средиземноморье. Несколько концентрических канав и низких валов с четко фиксированным единственным входом. Внутри кольцевыми канавами окружены участки диаметром от 12 до 50 метров, тоже с единственным входом, всегда обращенным в одну сторону. Диаметр целого — до 600 метров, число малых колец внутри редко достигает сотни.
Это все. Ясно, конечно, что здесь жили скотоводы, что наибольшие поселения — в сотню семейств — могли насчитывать до тысячи душ. Прочее неизвестно — Тавольере в римское время было почти полностью занято виноградниками, следов прежней деятельности почти не сохранилось. Нам ясно, что здешние жители не имели оснований опасаться нападений извне. Если даже валы по краям канав и имели наверху плетень (уже частокол оставил бы неустранимые временем следы), то это была защита от лис и волков. Никаких намеков на выделенность каких-то особых сооружений внутри нет. Должна там была, конечно, разыгрываться какая-то общественная жизнь, но ничего похожего на социальное расслоение не проступает на поверхность. Ни малейших оснований назвать этот тип поселений хотя бы протогородом не обнаруживается.
Другие берега: Южная Англия. Уиндмилл Хилл. Три концентрических кольца, обозначенных рвами и валами (диаметр внешнего кольца около трехсот метров) прерываются входами в десятке мест. Ясно, что задачи обороны в расчет не входили, такое сооружение просто невозможно защитить. Внутри следы обитания ничтожны, зато по мусору, скопившемуся во рвах, Стюарт Пиггот, исследовавший Уиндмилл Хилл, вполне обоснованно реконструировал его назначение. Сюда по осени сгонялись стада по сходящимся дорожкам. Здесь, скорее всего, отделяли свое от чужого, забивали животных, которых нечем было бы прокормить зимой, устраивали вселенский пир. Вполне вероятно, что концентрические круги, замыкая внутреннее от внешнего, служили и для разделения женщин с детьми от подростков, тех и других — от мужчин.
И композиционно, и своими размерами Уиндмилл Хилл резко превосходит другие поселения, разбросанные по округе, но он был временным обиталищем и не более того. Его сезонные жители делали глиняную посуду. Они пробивали глубокие колодцы в меловом основании и прокладывали галереи вдоль жил, включавших желваки кремня, умело орудуя кирками с наконечниками из оленьего рога. Собираясь сюда, пастухи позднего неолита отрабатывали умение коллективно действовать, но заподозрить обитателей Уиндмилл Хилла в любви к городскому образу жизни нет никакой возможности.
Снова иной берег. Восточное побережье Ютландского полуострова. Баркаэр — селение на островке, основанное только что прибывшими на край Европы колонистами. Примерно 2500 год до новой эры. Анализ пыльцы растений в торфе и угольных крошек показал здесь недолгую стабильную жизнь. Баркаэрцы ушли лет через тридцать. По-видимому, они заранее знали, что уйдут, но возвели солидную и чрезвычайно четкую по композиции систему, которую можно трактовать как особый класс поселений.
Вдоль грубо мощенной «улицы» девятиметровой ширины строго параллельно протянулись два «дома», каждый 90 метров в длину и шесть в ширину. По длине дома разделены на двадцать шесть «однокомнатных квартир». Так как Баркаэр был населен недолго, легко заметить, что обитатели отдельных «квартир» по-разному следили за копотью, по-разному готовили. Здесь для археологов сохранилось многое, хотя все незабытое, непотерянное жители унесли с собой. Остались следы столбов, пунктиром протянувшиеся вдоль оси коммунального здания. Они несли двускатную кровлю, и на них опирались обмазанные глиной плетеные перегородки. Заметны следы воротных столбов по концам «улицы», которая, наверное, служила общим стойлом для скота в ночное время.
Селение вошло в контакт с большим миром, и хотя его жители пользовались в повседневности только каменными орудиями, каменными ступами для зерна, они превосходно знали, что такое металл. В самой высокой точке островка, в центре селения, археологи нашли посвятительный клад: янтарные бусы и две тоненькие медные подвески характерного эгейского типа.
Это поселение класса «прыгающих», меняющих свое место в ритме одного поколения, уже в силу этой своей подвижности не имеющее ничего общего с городом.
Дело однако не только в мобильности. Могло быть и иначе. В 1925 году буря отодвинула песчаную дюну на западном берегу крупнейшего из Оркнейских островов, что у берегов Шотландии. Буря сыграла роль археолога и открыла удивительное селение Скара Бра. Раскопав его полностью, Гордон Чайлд, блистательный знаток европейского неолита и бронзы, мог представить изумленным читателям быт 2000 года до новой эры в почти идеальной сохранности.
Климат здесь весьма суров. На Оркнеях не было деревьев, и обитатели Скара Бра, сумев наладить круглогодичное животноводство, делали из камня почти все. Возведя друг около друга округлые помещения, и разделенные и связанные в единый комплекс мощными каменными стенами и прихотливо извивающимся (защита от сквозняков) коридором, они год за годом засыпали наружные стены накапливавшимся мусором. Так было теплее, и за ряд поколений дом-улей стал похож снаружи на пологий холмик, над которым курились дымки очагов.
Они сложили из камня постели, столы и «буфеты» в несколько полок, выложили из камня лари, углубленные в пол, врезали в толщу камня стенные «шкафы» и продуктовые кладовые-холодильники. Они, наконец, встроили в толщу стен настоящие туалеты со стоком наружу. Не зная науки прядения шерсти, обитатели Скара Бра утеплялись овчинами и в целом сложили быт, до смешного напоминающий быт современных заполярных станций. Да, по уровню комфорта это вполне городской образ жизни, но ни Скара Бра, ни подобные ему поселения на соседнем острове не имеют ничего общего с городами — слишком уж малы.
Но дело и не в размерах. На другом краю Европы, на просторах от Умани и Черкасс до Киевщины сохранились следы грандиозных для своего времени селений. Одно из них у села Майданицкого и частью под ним — сегодняшнее немалое село куда меньше. Вообразите овал довольно правильной формы, проступающий при взгляде с воздуха на всхолмленном поле. Большая ось овала что-то около 1400 метров, двадцать минут хода из конца в конец. Между одним из фокусов овала и его обводом прочитывается сгусток метров двухсот в поперечнике, состоящий из множества прямоугольных пятен, почти прижатых друг к другу. На расстоянии метров семидесяти от первого овала — второй, внешний овал. То, что сверху кажется сплошными линиями овалов, на самом деле — как показала магнитная съемка — путиры, цепи площадок, расположенных через относительно равные промежутки. Площадки есть и по четыреста, и по шестьсот квадратных метров, и больше. Всего их внутри овала более полутора тысяч! Из полутора тысяч раскопаны две, что немного, но для накопления вопросов предостаточно.
Когда здесь срывали курган, совершенно расплющенный за тысячелетия вспашек, оказалось, что те, кто его сооружал, экономно использовали еще стоявшие глинобитные стены прежнего дома: при косом освещении глаз различает наклонные пласты заваленных друг на друга стен. Понятно, что в историческом масштабе времени курган был навален «сразу» после того, как рухнули сгоревшие перекрытия.
На кусках осмоленной сильным пламенем глины отпечатки полубревен внизу потолще, сверху тоньше. Значит, два с половиной этажа. Глинобитный пол первого (на нем отпечатки копыт), крепкое перекрытие второго (жилого), легкое — чердачного, наверное, складского. Само по себе неудивительно, так и должно быть, ведь глиняные модельки таких домов найдены в немалом числе. Обитатели Майданицкого, вне сомнения, сами сожгли дома. Найдено ничтожно мало орудий, значит, их, как в Баркаэре, унесли с собой. Лежащие окрест аналогичные поселения напрочь лишены оборонительных сооружений. Наконец, сжечь перекрытия, бревна которых и сверху и снизу густо обмазаны глиной, — это целое предприятие, требующее немалых усилий и потому явно имевшее особый, пусть не совсем нам теперь понятный смысл.
У Майданицкого много общего с современными ему поселениями, удаленными от него на тысячи километров, — в Апулии, Англии, Румынии. Столь же очевидна символическая значимость замыкающего обвода, никак не согласованного с рельефом. Сходна и общая топография — как и там, окрестная территория буквально усеяна следами округлых поселений с концентрической композицией. Они отдалены друг от друга на двенадцать — пятнадцать километров, что дает экономически осмысленный радиус, позволявший не переутомлять волов перегонами к полю и от поля и служащий лишним подтверждением плужного характера земледелия.
И все же при явном сходстве композиции отличия важнее. От округлых поселений Запада это отличается тем, что здесь явно на первом месте земледелие, а не животноводство. Его отличие по размерам переходит уже в другое качество. Как ни считай, по самой скромной оценке здесь должно было жить бок о бок тридцать — сорок тысяч человек.
Продолжение следует.
Автор: В. Глазычев.