Гнездовские древности. Продолжение.
Гнездово в X веке — уже протогород с ремеслом, торговлей, развитым военным делом. Особенно эффектны мечи: обоюдоострые, длиной около метра, с широким лезвием, слегка закругленным на конце, мечи предназначались для рубки, а не для укола. Рукоять часто украшена инкрустацией из серебряных нитей. Железные мечи такого типа обычны для всей Европы. Главным центром их изготовления были мастерские на Рейне, но мечи делали и в других странах, в том числе и на Руси.
Найдено много наконечников стрел. Подавляющее большинство их славянского ромбовидного типа, заметно меньше ланцетовидных скандинавских. Важным оружием были боевые топоры — их в Гнездове обнаружено более двадцати. Они небольшие и легкие — чтобы не утомлять воина в походе, но с длинной, до 80 сантиметров, рукояткой, которая заметно увеличивала силу удара. После меча это самый страшный вид оружия ближнего боя. Щиты в ту пору были круглые, деревянные, центр их снаружи укреплялся выпуклой железной бляхой — умбоном. В курганах щиты сгнили, от них сохранились одни лишь умбоны. В Гнездове это редкая находка. Так же редко нам удавалось найти и остатки кольчуги, рубашки, сплетенной из железных колец, половина из которых сварена, а другая половина склепана крошечными заклепками. Всего на кольчугу шло около двадцати тысяч колечек. Это долгая и очень нелегкая работа, поэтому кольчуги в погребениях почти не встречаются. Как правило, их чинят, восстанавливая повреждения, и передают по наследству.
Вообще полный воинский доспех стоил дорого и потому был доступен лишь очень богатым воинам. Но реже всего из предметов вооружения встречаются шлемы, в Гнездове их только два. Верхняя часть древнерусского шлема закруглена и сужена, она называлась шишом, отсюда и название самого дилема — шишак.
Обычное средство передвижения в те времена — лодки. Остатки от них мы порой находим в курганах, и это выдает заметное присутствие в Гнездове скандинавов. Погребальный обряд с лодкой, обряд сожжения в ладье мог возникнуть только у народа моря, и, действительно, он был распространен в Скандинавии, где в курганах встречаются иногда несожженные ладьи и даже целые корабли. В гнездовских курганах порой находят оставшиеся после сгоревших лодок заклепки, которыми обшивка прикреплялась к шпангоутам, иной раз очень крупные — до десяти сантиметров длиной. В одном погребении обнаружены 234 заклепки, в другом — 280. Такое количество заклепок подходит для лодки длиной в четыре-пять метров. Иногда в кургане встречаются 30—40 заклепок. Их, конечно, недостаточно было для ладьи, но они вполне могли скреплять погребальную телегу или погребальные сани.
Могло быть и по-иному: в те времена старый обряд, возможно, не выполнялся полностью — меньше верили в него, жалели лодки, — трудно сказать, так или иначе, оставался лишь символ обряда, когда в курган помещали часть ладьи, наивно стремясь заставить богов все-таки поверить, что покойник сожжен в лодке. С таким упрощением погребальных обрядов мы нередко сталкиваемся у различных народов.
В те далекие времена и всякий воин, и земледелец мечтал о коне, однако далеко не каждый мужчина обладал им. В гнездовских курганах конские кости редки, редки и предметы конского снаряжения. И все-таки некоторые интересные находки есть: удила и стремена, конские уздечки, украшенные медными позолоченными бляшками с узором. Встретился нам и совсем уж необычный курган — насыпан он над могильной ямой, в которой погребен один только конь, а в соседнем, совершенно таком же кургане,— видимо, хозяин коня.
Наконец, еще одна находка. Мы копали небольшой курган, ничем особо не примечательный, и все-таки именно там, в этом невзрачном курганчике, сделано замечательное открытие.
Что же там было? Древнейшая русская надпись! Сразу ставшая знаменитой корчага с процарапанным по ней словом «горушна»!
Само захоронение, надо сказать, вообще необычайно интересно, а находки в нем будоражили воображение. Во-первых, это было достаточно редкое парное погребение: погребение мужчины и женщины. Под курганом среди остатков мощного погребального костра зарыта огромная лепная урна с пережженными костями. Рядом с урной в кострище воткнуты две половинки умышленно сломанного меча. В угольно-зольной «подушке», оставшейся после костра, найдены пять арабских дирхемов, самый «молодой» из которых датируется 295 годом Хиджры, или 907—908 годом по нашему счету. В той же «подушке» лежали десятки бус из сердолика, горного хрусталя и стекла. В урне были оселки, медная цепочка, расческа, ключик лопаточкой, обломки костяной расчески, широко распространенное женское украшение — спиральное височное кольцо. На дне урны, словно некая реликвия, таился крохотный глиняный кувшинчик, несомненно привозной, а в нем — укрытая от огня одна-единственная янтарная бусина. Кроме того, в урне лежало типичное скандинавское украшение — железная гривна. А шестьдесят одна заклепка, найденная на кострище, символизировала сожжение в ладье или, возможно, в погребальных санях.
Когда обозреваешь находки из этого кургана, вот что бросается в глаза сразу: здесь представлены все страны, из которых торговые пути проходили через Гнездово, словно весь тогдашний мир сошелся на похоронах этих людей. Глиняные сосуды — с Черного моря. Монеты — с Арабского Востока. Гривна — из Скандинавии. Янтарь — из Прибалтики.
И наконец главное — надпись. По кострищу были разбросаны черепки прекрасно сформованной и отлично обожженной амфоры. Такие амфоры изготавливались в греческих колониях на Черном море, а на Руси назывались корчагами. Собранные вместе, черепки отлично подошли друг к другу (это, между прочим, указывает на то, что корчага была преднамеренно разбита и разбросана по кострищу). И когда археологи сложили цельный сосуд, они прочитали процарапанное сверху вниз по обожженной уже глине слово «горушна».
Что оно значит? Этому слову — одному-единственному — посвящена обширная исследовательская литература, однако доказательного объяснения его смысла до сих пор нет. Я не лингвист и хочу коротко сказать только об одном прочтении — «горчица». На Руси горчица была высоко ценившейся пряностью. В Смоленской земле горчичное растение не росло, и горчицу привозили из далеких южных стран, что вполне согласуется с южным происхождением самой амфоры. Возможно, какой-то купец, чтобы не раскупоривать лишний раз сосуд, сделал на нем надпись для памяти.
Не слишком ли много внимания мы уделили этому единственному, едва различимому на обожженной глине слову? Нет, не думаю — это древнейшая из русских надписей, пришедшая к нам из самого начала X века. Нам пока не известно ни одной более древней русской буквы.
Корчагу с надписью мы нашли в самый первый сезон работы нашей экспедиции. А вот сенсация из самых последних находок: застежка от книжного переплета, относящаяся к X веку! Мы не знаем, что это была за книга, на каком языке она написана — вряд ли на славянском. Но, как бы то ни было, ее находка в Гнездо¬ве потрясает наше воображение.
Автор: Д. Авдусин.