Как мокены ушли в море
Хотя и знакомые с земледелием, мокены предпочитают лучше жить в море из-за преданности легенде об их происхождении – мифа об Амане и Сибьян. Мокены – морские кочевники, путешествующие между островами архипелага Мергуи вдоль Тенассеримского побережья Бенгальского залива, очевидно на обочине человечества. С тех времен предшествовавших британской колониальной экспансии не осталось никаких документальных свидетельств, способных пролить свет на загадочное прошлое этого народа, избегающего любых контактов, живущего на удивительных лодках и использующего ресурсы своей окружающей среды в странный способ.
Имея так называемую «архаичную» технологию, главными орудиями в которой были только гарпун и тесло, и набедренные повязки вместо одежды, мокены лишь символически занимаются земледелием и отказываются от каких-либо технических новаций, в том числе от использования более совершенных орудий рыболовства, таких, например, как невода или сетки, которые могли бы повысить улов. Но мокены этого не хотят: они сделали сознательный выбор в пользу употребления только остей и гарпунов.
Долгое время такой выбор имел ложное толкование. Наблюдатели, видевшие мокенов только во время сухого периода, отчитывались о постоянной подвижности, очевидном отсутствии какой-либо системы верований и светскости их системы кочевания, что удостоверялось раздробленностью и мобильностью рыболовного флота.
На самом деле, когда приходит сезон дождей, мокены исчезают с поверхности моря и оседают на островах, где выращивают рис, сорго и просо. Однако мокены не потребляют собранного ими урожая этих культур, используя разве что несколько горстей риса для ритуальных обрядов, в частности во время праздника «Столб духов», что выпадает на пятый месяц лунного календаря и представляет собой краткое изложение всей малайской истории доисламской эпохи и протомалайской истории. В то же время они, таким образом, свидетельствуют как свое знание земледелия, так и отказ от него, поскольку из всех сельскохозяйственных продуктов они потребляют только те, что достались им в результате обменов на свою продукцию.
В течение сезона дождей общество мокенов снова приобретает крепкое единство, и отдельные частицы загадочной картины кочевой общины на разных уровнях социальной интеграции – суденышко, флот, подгруппа – присоединяются друг к другу. Этот сезонный переход к оседлому образу жизни возбуждает мощные силы единения, самое показательное проявление которых – оживление религиозной активности.
Это маятникообразное колебание между сезоном дождей и сухим сезоном, между объединением и распылением, между кочевым и оседлым образом жизни, между рыболовством и земледелием, между сбором плодов и добровольным накоплением запасов (цена, которую платит общество за нарушение своих собственных законов мобильности) – все это отнюдь не определяется одними силами природы: логическое объяснение можно найти в мифе о происхождении мокенов.
АМАН И СИБЬЯН
Ключ к символической связи между человеком, морем и лодкой содержится в эпосе об Амане, где изложены культурные мотивации, позволившие мокенам сохранить неприкосновенной свою самобытность на протяжении бурных событий истории, последовательно сопротивляясь исламу, земледелию, миссионерству, колонизации, администрированию и культурному давлению со стороны молодых экспансионистских государств.
Однажды малаец-мусульманин по имени Аман женился на царице Сибьян. Однако он соблазнился чарами ее сестры Кен и стал любовником этой последней. Таким поступком Кен нарушила действующее в обществе табу на верховенство, в частности, занятие места старшей сестры. Разгневанная и оскорбленная царица Сибьян объявляет свой приговор: отныне запрещается жить на суше, что символизируется в приказе бросить Кен в море и в обязанности строить суденышки с одной деревянной колоды с вырезами на носу и на корме («рот, который глотает, и зад, который выбрасывает»), что является символом бесконечного цикла поедания, пищеварения и выбрасывания.
Так случилось, что мокены были обречены на морскую жизнь, оторванные от земных корней, лишенные царской ласки. Золотой век закончился. Приговор Сибьян тяжело сказался на дальнейшей судьбе мокенов. Он дал членам новой общины кочевников общий критерий идентичности – мокен тот, кто откликается на это имя и строит свою лодку по предписаниям Сибьян.
Драма преданной любви подводит нас к самой сердцевине побуждений, определяющих подход мокенов к пониманию идентичности. Брошенная в море Кен стала символом общины, наконец, лишившись своей привязанности к земле, воплощенной в образе Сибьян. Так мокены не могут вернуться к земле, хотя земля еще хранит свое символическое присутствие в этой общине в форме ямса и других традиционных продуктов питания.
ТАЙНА ИМЕНИ
Анализ легенды о происхождении мокенов дает нам объяснения некоторых присущих им черт, таких как добровольные нищета и отказ от накопления богатства, неприятие технических новаций и отказ от потребления собственными руками производимых продуктов земледелия, то есть характеристик, в этих «оседлых кочевников» принявших идеологическую окраску, укорененную в самом мифе: мокены выводят свою кочевую идентичность с приговора, по которому они обречены жить на воде, с символического погружения в море Кен.
Первый контакт между Аманом и Сибьян олицетворяет отношения между малайцами и прибрежными цивилизациями. Прибытие малайца Амана означает проникновение рисового мира в общество мокенов, поскольку культурные растения распространяются вместе с людьми, которые их выращивают. Мокены не приняли риса, и были вынуждены уйти. Согласно эпосу, их насчитывалось десятки тысяч человек в то время, когда перед мокенами встал выбор между территориальной экспансией и переходом к земледелию – с одной стороны – и демографической стабилизацией и сбором продуктов – с другой. Аман выступил в качестве катализатора в этом столкновении противоположных образов жизни.
В легенде Сибьян и ее люди предстают как представители нецивилизованного оседлого общества, тогда как Аман цивилизованный кочевник. Беря рис в путешествие, которое началось после грехопадения Кен и Амана, мокены на самом деле взяли с собой, таким образом, переосмыслив термины, новую цивилизацию и – благодаря рису – превратились в общество кочевое и цивилизованное одновременно. Сопровождая мокенов к островам архипелага Мергуи, Аман начал представлять рис, захваченный общиной, отвергающей оседлый земледельческий образ жизни, однако не отказывающейся потреблять культурные злаки, делая этим уступку власти господствующего народа, для которого рис является признаком цивилизации.
Таким образом, море и зерно стали неотъемлемыми друг от друга. С тех пор как Аман и рис, то есть ислам и рисоводство появились на исторической сцене, мокены стали морскими кочевниками, которые используют свою рыболовную добычу как валюту, которой платят за рис для собственного потребления. Только в свете такого двусмысленного отношения мокенов к рису можно понять, почему они отказываются выращивать его именно для такого использования и почему они терпят экономическую тиранию taukes, китайских торговцев и посредников, у которых этот рис закупается.
ОТ МИФА К РЕАЛЬНОСТИ
К тому же, оставив рисоводство другим людям, мокены утвердили свою особую самобытность: рисоделы и мусульмане, и буддисты – способствовали их самосознанию. Мокены, которые подобно Аману, меняют жемчуг и другие дары моря на рис и товары потребления, в частности, на одежду, прибегают к услугам посредников – малайцев и китайцев. Пронизывая своими коммерческими связями всю систему общества мокены, посредники обеспечивают лояльность кочевников, хотя, возможно, правильнее было бы сказать иначе… Лодки посредников передвигаются внутри флотилий мокенов, которых они эксплуатируют, а мокенские лодки липнут к черевам их трюмов, чтобы разжиться на товары.
В корпусе лодки мокенов, построенного по аналогии с человеческим телом, запечатлелась история этого народа. «Рот, глотает» и «зад, что выбрасывает» передают в визуальной и технической форме веру кочевников в то, что накопление равноценное смерти. «Живот», то есть трюм, не может принимать пищи, пока не разгрузится сам собой. Так, мокенам нужны лодки посредников, они принимают их как необходимый компромисс.
Автор: Жан Иваноф.