Чога-Миш: 5000 лет назад здесь был город
В течение прошлого столетия наши знания об истории человечества неизмеримо выросли. Мир античный и мир библейский давно уже перестали быть главными предметами исследований. Сколь бы ни были значительными достижения этих исторических эпох, общепризнано, что они представляют собой относительно более позднюю фазу в многовековом культурном развитии Ближнего Востока, куда протянулись корни ближневосточной и западной цивилизаций.
Главнейшее значение для понимания процесса культурного развития, имеют такие наиболее ранние свидетельства и проявления высокой цивилизации, как возникновение сложных государственно-политических образований, богатое изобразительное искусство и прежде всего письменность. Данные, которыми мы располагаем, свидетельствуют о том, что впервые письменность возникла на территории южной Месопотамии примерно в середине четвертого тысячелетия до нашей эры. Этот период месопотамской истории, когда впервые возникли столь важные проявления высокой цивилизации, был назван протописьменным периодом.
Археологические находки этого периода были получены в результате раскопок нескольких поселений в южном Ираке, но они часто находились на большой глубине и до них трудно было добраться. Для расширения наших знаний об этой важной фазе в развитии человечества и для выяснения того, как она возникла, необходимо было начать новые поиски и получить сведения из новых районов, расположенных за пределами собственно Месопотамии. Наиболее перспективном из таких районов, где может быть получен ответ на многочисленные вопросы, связанные с возникновением цивилизации, является провинция Хузистан в Иране, граничащая с южным Ираком.
Первые обследования в Хузистане были проведены у большого холма Чога-Миш — в предгорьях массива Загрос, окаймляющего северную границу равнины Сузиана, расположенной между реками Абе-Диз и Карун. В результате этих обследований у самой поверхности было выявлено немало черепков, относящихся к прото-письменному периоду. Эти первые находки наряду с удобным местоположением стоянки и ее размерами побудили нас начать раскопки на Чога-Миш. Раскопки, организованные Институтом ориенталистики Чикагского университета, проводившиеся в течение трех сезонов , подтвердили, что некогда — в XXXIV веке до нашей эры — на Чога-Миш действительно был город протописьменного периода. Однако и этот город далеко не первое поселение на Чога-Миш.
На протяжении многих веков, быть может, и тысячелетий, люди селились именно на этом месте. Возникали и исчезали культуры, оставляя после себя следы в виде своеобразных форм гончарных изделий, отличающихся друг от друга. Наиболее ранняя фаза, не известная в этом районе до наших раскопок на Чога-Миш, датируется примерно шестым тысячелетием до нашей эры. Ее отличает тщательно отполированная керамика, зачастую раскрашенная удивительно сложным для столь отдаленной эпохи орнаментом. Керамические изделия последующих фаз украшены характерным для них плотно расположенным геометрическим узором, послужившим основой для дальнейшей эволюции композиций орнамента, когда его содержание — на более поздних доисторических стадиях — значительно расширилось, включив в себя мотивы из жизни людей и животных. Более поздняя доисторическая стадия хорошо представлена многочисленными образцами различного типа гончарных изделий, давно обнаруженных при раскопках в Сузах.
На протяжении нескольких доисторических фаз поселение на Чога-Миш было довольно крупным (более 40 акров). Население занималось сельским хозяйством, о чем свидетельствуют такие находки, как каменные серпы, мотыги и примитивные жернова для помола зерна. Находки, особенно керамика некоторых доисторических фаз, указывают на сходство с керамикой, раскопанной в южной Месопотамии. Однако люди, жившие на Чога-Миш, не будучи изолированы, имели свою самобытную, типично иранскую культуру, связанную с культурой юго-восточного Ирана (равнины Персеполиса и Пасаргады).
Совершенно отличной от всех предшествовавших культур была протописьменная цивилизация, происхождением которой мы обязаны народу, создававшему свои стоянки на руинах более ранних доисторических поселений. Она ничем не отличается от цивилизации нижней Месопотамии. Таким образом, Чога-Миш доказывает, что равнина Сузианы была составной частью протописьменной цивилизации, а не просто восприемницей некоторых сторон ее культуры.
Работавшая в течение трех сезонов экспедиция открыла различные части обширного города — от фундамента, расположенного на возвышенности «акрополя», до уличных водостоков и стен жилых домов в нижней части холма. Несмотря на то, что раскопать удалось лишь небольшую часть холма, это все же дало нам возможность получить некоторое представление о некогда весьма активной жизни горожан. Огромное количество гончарных изделий всевозможных размеров и типов — начиная с миниатюрных косметических сосудов и кончая огромными пифосами (хозяйственными сосудами) — рассказывает о быте, занятиях жителей, о том или ином назначении различных кварталов города.
Обнаруженные ритуальные предметы проливают свет на культы жителей города. Например, на горлышках керамической вазы имеется рельефное изображение, на котором большая змея жалит козу в шею — мотив, указывающий на столкновение сверхъестественных сил с домашним скотом, столь важным для существования человека. Другой ритуальный сосуд сплошь покрыт геометрическим рельефным узором, а также изображениями спаренных львов, переплетенных змей, человека, несущего большую рыбу.
Из всех многочисленных и разнообразных находок протописьменного периода наиболее важными для его понимания являются древнейшие оттиски с глиняных цилиндрических печаток, с помощью которых получали рельефное изображение на керамике (цилиндр с выгравированным на нем рисунком прокатывался по сырой глине, на которой оставался оттиск). Эти оттиски обнаружены как на больших конических сосудах или пустотелых шарах, запечатлевших целые сцены, так и на мелких черепках, выявленных после просеивания мусора из раскопов. Они встречаются также на своеобразных плоских «ярлыках», прикреплявшихся, очевидно, шнурком к тюкам или сверткам, и на табличках с древнейшими цифровыми обозначениями. Все эти предметы материальной культуры — бесценный источник познания экономической жизни тех времен; манера их исполнения и характер изображений значительно углубляют наши сведения об искусстве протописьменного периода и многих других сторонах этой древнейшей цивилизации.
Сохранение собранных находок, классификация разрозненных фрагментов, воссоздание отдельных композиций, их реконструкция и восстановление первоначальных изображений — все это необычайно тонкая и трудная работа, поскольку она требует не только большого навыка, но и глубоких знаний о древнем искусстве Месопотамии.
Тематика изображения на печатях, найденных на Чога-Миш, весьма разнообразна: жизнь людей, животных, чудовищ. Даже простейшее изображение — какое-нибудь животное или растение — нередко выполнено очень тонко, художественно, что свидетельствует о высоком искусстве мастеров протописьменного периода. Внешние черты животных переданы с поразительной наблюдательностью, но случалось, что фантазия далеко уводила мастера от реального мира, и тогда возникали такие необычные изображения, как, например, двуглавый горный козел или лев, развалившийся в человеческой позе.
Очень реалистично передан чрезвычайно обширный диапазон деятельности человека: пастухи, погоняющие домашних животных; различных конфигураций сосуды, которыми пользовались, вероятно, пастухи и молочницы; две женщины (на двух различных «ярлыках», оттиснутых одной «печаткой»), одна из которых прядет, а другая покачивает корчагу-маслобойку с двумя горловинами. Эта корчага — новое связующее звено между изобразительным искусством и примитивной письменностью. Форма корчаги аналогична пиктографическому знаку, означающему на шумерийском языке «молоко» (связь этого знака с понятием «молоко» оставалась неясной, пока мы не обнаружили сценку сбивания масла).
Сколь бы ни были высоки художественные и документальные достоинства описанных находок, рассказывающих о жизни людей той эпохи, другие наши открытия намного превосходят их по своему значению, поскольку они являются наиболее ранними и наиболее значительными свидетельствами прогресса человека. Одна из находок — например, изображение своеобразного музыкального ансамбля, прародителя больших оркестров последующих веков, — является самым первым документальным подтверждением того, что уже в те времена музыка была организованной формой искусства.
На некоторых оттисках легко различается арфа с коленопреклоненным музыкантом. Из нескольких разрозненных фрагментов можно составить полную картину. Вот рядом с арфой и арфистом изображен человек с вытянутыми над полукруглым предметом руками — несомненно, он бьет в барабан. Третий музыкант держит в руках два роговидных предмета, которые мы сначала приняли за своеобразные кастаньеты. Однако на каком-то черепке мы увидели, что конец одного из этих инструментов касается рта музыканта — таким образом, ясно, что он играет на духовом инструменте, вероятно на рожке, а другой рожок, возможно иной тональности, держит в руке. Четвертый человек оперся щекой на руку — это поза, в которой восточный певец исполняет народные мелодии; такая манера исполнения часто встречается в позднем изобразительном искусстве Древнего Египта и ныне широко распространена на Ближнем Востоке.
Следовательно, перед ними оркестр, в котором представлены струнные, ударные и духовые инструменты, сопровождающие пение певца-солиста. Но «оркестр» — лишь часть картины. Все музыканты, кроме барабанщика, обращены лицом к человеку, удобно устроившемуся на подушках, которому слуга подает чашу с уставленного яствами и напитками стола. Вся сцена изображает трапезу в сопровождении музыки и имеет, должно быть, религиозный характер. Это предположение подтверждается хотя бы тем, что аналогичные изображения повторяются в хорошо известном, более позднем месопотамском искусстве, например в резьбе и рельефах периода ранних династий (начало третьего тысячелетия до нашей эры).
Одна из основных тем изображений на Чога-Миш — военная тема; батальные сцены встречаются и в других раскопках. Особенно примечательна крупная фигура лучника с четко обрисованными одеждой и доспехами, а также сцена, нигде и никогда ранее не встречавшаяся, на которой изображена группа шагающих в тесном строю воинов, вызывающих ассоциацию с хорошо обученным и дисциплинированным военным подразделением. На другом, к сожалению лишь частично сохранившемся оттиске, — большое количество луков, что может означать, как представляется, хранилище-арсенал.
На одном из глиняных шаров обнаружена уникальная композиция, запечатлевшая хорошо известный по памятникам протописьменного периода персонаж, отождествляемый с правителем, королем или жрецом. Он изображен в не известном до сих пор положении — сидящим в лодке, очевидно, после победы в военном походе. Такой вывод напрашивается сам собой: в одной руке у него булава, в другой — конец веревки, которой связаны два пленника.
Правителя сопровождают слуги, и один из них — тот, что на корме лодки, — держит в руках эмблему или штандарт в виде полумесяца. Характерно, что правитель восседает не на обычном кресле или троне, а на туше быка, что в сочетании со штандартом в виде небесного тела придает культовое содержание изображению.
Один из обнаруженных оттисков военной темы имеет огромное историческое значение. Композиция его восстановлена из небольших фрагментов и изображает последний момент осады крепости. На некоторых башнях этой крепости видны фигуры людей, скорее всего женщин, с поднятыми над головой руками — понятно, что они полны отчаяния и сдаются в плен. Перед крепостными стенами — две большие фигуры, победителей, вероятно готовящих расправу над побежденными.
Эта сцена — самое первое из всех ранее известных художественных воплощений кульминационного и трагического момента военных действий: победы одних и поражения других. В последующие столетия эта тема стала центральной в литературе и в изобразительном искусстве. Достаточно вспомнить осаду египетских храмов (XIV—XIII века до нашей эры), ассирийских дворцов (VIII—VII века до нашей эры), строки «Илиады», где троянские женщины оплакивают близкое падение их города, наблюдая с городских стен, как тело Гектора волочится за колесницей Ахилла.
Если сцена трапезы в сопровождении музыки расширяет наше знание культуры протописьменного периода, пусть даже в культовом плане, то находки, рассказывающие о военных подвигах, неизмеримо более ценны, так как позволяют разобраться в структуре политической власти той эпохи. Насыщенность и разнообразие батальных сцен говорят о том, что это отнюдь не случайные местные конфликты. Военные, морские или речные походы, осада городов должны были быть хорошо спланированы и организованы, а это уже предполагает наличие централизованного руководства. Более того, сцены осады свидетельствуют не только о весьма сложном по сравнению с битвой в открытом поле характере ведения военных действий, но и о существовании укрепленных городов, которые могли быть центрами военной власти.
Сцена осады заставляет нас решить такой важный вопрос, как определение соответствующего уровня развития людей, живших в пределах протописьменной цивилизации или вне ее. Поскольку сцена осады, естественно, могла быть запечатлена только победившей стороной, напрашивается одно из двух предположений: либо в пределах одного и того же района культуры раннего протописьменного периода существовали враждующие города-государства, либо вне его существовали достаточно развитые объединения людей, способных строить укрепленные города, которые подвергались нападениям и падали под ударами носителей протописьменной цивилизации.
Сейчас мы не располагаем достаточными доказательствами достоверности какого-либо из этих предположений. Мы надеемся, что дальнейшие раскопки на Чога-Миш дадут нам дополнительные данные для выяснений этой, а также и многих других проблем протописьменного периода, одного из важнейших этапов в культурной истории человечества.
Автор: Елена Дж. Кантор.