Время и человек

Перед нами предстают два крайних взгляда на время, и нам хочется найти путь где-то посередине между ними. С одной стороны, нас облегает изнурительное осознание того, что жизнь коротка и смерть не за горами. Такое естественное наблюдение не замыкается в безмолвии. Стон скорби превращается в лирический язык ламентаций с помощью всех средств поэтического творчества. К этим ламентациям приобщается народная мудрость, когда о течении времени говорится метафорами с богатым философским содержанием.

Поэтому мы говорим о времени, оно уходит, имея в виду, что его быстротечность мешает современности укорениться навсегда. Мы говорим также, что наш недавний опыт тонет в прошлом и – раз он туда попал – уже не подвергается изменениям, хотя воспоминаниям о пережитом грозит уничтожение из забвения. Еще мы говорим, что открытое для желаний и страхов будущее является неопределенным, ведь нежелательные события приходят слишком быстро, а желаемые – слишком медленно, и в любом случае все, что случается, очень не похоже на наши предсказания и расчеты.

Антитезой этой элементарной символизации наших знаний о времени, которая уходит в условиях слишком короткого существования, является символика бесконечности космического времени, неутомимо возвращающейся к нам в виде больших циклов – лет, времен года, дней. О таком времени мы говорим как о всеобъемлющем. Мысленно мы изображаем его в виде некоего недвижимого вместилища: именно поэтому мы говорим, что наше существование происходит «во» времени, понимая под этой космической метафорой первичность времени по сравнению с мыслью, которая стремится определить его сущность и охватить его измерения.

Бесспорно, измерения времени, о которых идет речь ниже, свидетельствуют, что наука в определенной степени справилась с явлением, которое не подвергалось каким-либо попыткам его покорить. Однако и эти измерения времени, сами собой неизмеримые, только усиливают ощущение всеобъемлющей бесконечности, рядом с которой кратковременность жизни выглядит разительным контрастом.

Такую пропасть между космическим и человеческим временем стремятся преодолеть другие символические структуры. Для оценки значения их мы должны глубже заглянуть в природу такой диспропорции, выяснить некоторые теоретические стороны двойной метафоричности течения и всеобъемлющего времени.

ПАРАДОКС ОПЫТА

Основные достижения науки в области космического времени заключаются в четком осознании механизма сообщения все больших временных отрезков. Не забывайте при этом, что в культуре Запада, например, возраст мира долго исчислялся всего несколькими тысячелетиями (иногда называли цифру 6000 лет).

Интересная даже сама история преодоления подобных препятствий: менее века назад глубокие знания о геологических эрах заставили нас признать, что Земля намного старше, чем тогда считалось; открытие ископаемых животных и растений отодвинули далеко в прошлое возникновение жизни; происхождение человека также отступает дальше по шкале времени, насчитывая уже миллионы лет.

В свою очередь, концентрические продолжительности, в которых содержатся истоки человека, истоки жизни, истоки Земли и истоки солнечной системы, вписываются в объемы астрономического времени, исчисляются световыми годами. Таким образом, непосредственный опыт бесконечности всеобъемлющего времени сводится до уровня, который подвергается управлению.

Однако диспропорция между человеческим и космическим временем оказывается не только количественной, между ними есть и качественное различие, что очень важно.

Вернемся к явлению скоротечного, мгновенного времени. Понятие момент имеет два совершенно разных противоположных значения в зависимости от того, с какого из двух взглядов мы выходим. С точки зрения космического времени, предшествующего сознанию и потому не имеющего точки отсчета, мгновение – это не что иное, как определенный перерыв в целостности движения или, в общем, изменений в динамической системе. Говорить о каком-то перерыве означает, что любое мгновение может быть «сейчас» подобно точке на линии времени.

Однако, чтобы действительно было «сейчас», надо, чтобы оно уже существовало в сознании, воспринимающем его как переход будущего в прошлое через настоящее. Настоящая диспропорция между космическим временем и прожитым временем заключается именно в разрыве между временем количественным и временем качественным, или, другими словами, между временем без настоящего и временем с настоящим.

Такую несопоставимость можно объяснить в виде парадокса: вопрос о значении времени возникает в незначительном, с точки зрения количества, промежутке времени, а именно – в сознании, которое лежит между жизнью и смертью, то есть в сердцевине живого современного со всеми его возможностями запоминать и предусматривать. Так, например, благодаря воображению можно расширить границы памяти до бесконечности звездного времени, а способность предвидеть – до возможного конца света. Однако в дополнение к тому обстоятельству, воображение тонет в чрезмерных величинах так же, как и в исследовании категории возвышенного у Канта, между неизмеримым прошлым и неизмеримым будущим всегда хватит движущей силы, опыта прожитого времени, которое не относится к проявлениям качественного времени.

Итак, принимая явление прожитого времени в качестве отправной точки, можно оценить силу символических структур, выступающих посредниками между космическим и прожитым временем и образующим то, что по праву можно назвать «культурным» опытом времени.

Чтобы представить себе титанический труд такого посредничества, надо вернуться к мифам и мифических временам. Антропологи культуры настоятельно ссылаются на то, что французский филолог и мифовед Дюмезиль назвал «великим временем», чья функция заключается в синхронизации космического времени общества и людей, в нем живущих. Дюмезиль провел уникальную и глобальную «сканизацию» времени так, чтобы упорядочить взаиморазмещение циклов разной продолжительности, в том числе крупных звездных циклов, биологических возрождений и социальных ритмов. В размеренности ритуала передается время, чьи ритмы шире ритмов обычного действия, благодаря чему проявление мифа принимают дополнительное значение «практической сканизации».

Я не собираюсь обращаться к проблеме мифического времени. Я обращаюсь к тем символическим структурам, которые можно разместить непосредственно в точке отклонения мифического и логического. Именно на такой промежуточный уровень можно поставить временные структуры, которые философ Кржиштоф Помиан назвал «хронософами», чтобы отличить их от хронографов, с которыми они, в конце концов, перемешались.

ХРОНОСОФЫ И КАЛЕНДАРИ

На этом уровне история делится на большие периоды, эпохи. Это – сканизация времени, где межевыми столбами избираются так называемые эпохальные события в том смысле, что с ними связаны какие-то истоки или основы. В мифических взглядах на время древнейшие хронологии привязываются к таким эпохальным событиям в истории, которые сами по себе являются основополагающими в создании космоса. В этом случае политические хронологии наследуют религиозную периодизацию и сохраняют отпечаток космического времени.

Или вспомним о разнице между золотым веком, медным веком и железным веком, или о разделении на четыре царства, которым пророк Даниил истолковал сон Навуходоносора (а видел великую статую с золотой головой, серебряными руками, медными бедрами и полузалитыми и полуглиняными ногами). Позже святой Августин разделил историю человечества на шесть эпох, каждая из которых должны была соответствовать одному из дней творения мира и одному из возрастных периодов жизни, а за ними должно было наступить вечное воскресенье эсхатологического времени. Эти две разновидности разделения времени на периоды имеют дело с линейным временем, тогда как хронология Ибн Хальдуна касающаяся циклического времени, где наслаиваются астральные соединения, продолжительность династий и времени человеческой жизни.

Такая полутеологичная и полуполитическая периодизация медленно отступила на задний план европейской мысли в конце Средневековья, однако потребность в разделении времени до сих пор ощущается в наших учебниках. В конце концов, понятие Возрождения вызывает в памяти одну из форм периодизации, где любая новация приписывается возрождению греко–римской античности. В свою очередь, идея развития, которая, похоже, признает только простое линейное время, вызывает потребность новых периодизаций. В дополнение к большому разделению времени на давнее и современное она выдвигает концепцию универсальной истории, где философы от Вольтера до Гегеля делят время за династиями или царствами (у Гегеля это – восточный, греческий, римский и германский периоды).

Основной задачей этих хронософий является установить время, выше эфемерной индивидуальной жизни или даже жизни целых народов и династий, правивших ими, то есть более человеческое время, которое так или иначе обеспечивает переход от космического времени до времени простых смертных.

Хронографы пережили хронософии, с которыми они переплелись, потому представляют весомую попытку посредничества, а именно – попытку вписать человеческое время в звездное время. Эта попытка состоит в изобретении третьего времени, времени календарного. Конечно, можно подчеркивать разнообразие календарей, но можно выделить и их общие черты, что позволяет говорить об этом третьем времени как об календарном. Совокупность таких черт позволяет вычислять время: какое основополагающее событие, которой открывают новую эру (рождение Христа, Будды, мусульманская Хиджра, начало династии), является отправной точкой для датировки более поздних событий.

Таким образом, хронологическое время соединяется с хронософическим временем, отличаясь от этого последнего тем, что дает нам ось отсчета, благодаря чему становится возможным путешествовать во времени в двух направлениях, а именно – из прошлого в настоящее и из современного в прошлое, потому что наши собственные жизни являются долей тех событий, которые мы мысленно осматриваем сверху вниз и снизу вверх. Наконец, обязанный ему набор единиц измерения (дни, месяцы, годы), названия которых используются для обозначения устоявшихся промежутков между теми или иными космическими явлениями.

Итак, календарное время является символической структурой посредничества в том смысле, что оно вписывается в то же время и в космическое время (на основе астрономических знаний), и в человеческий опыт (на основе основных событий, которые принадлежат коллективной памяти и отмечаются празднованием).

Продолжение следует.

Автор: Поль Рикор.