Уланская баллада

Октябрь 9 2012 Pavlo

Вот и говори после этого, что имя человека не влияет на его характер. Оно даже определяет род его занятий. Жил-был художник Сергей Уланович, занимался военно-исторической миниатюрой, коллекционировал и сам мастерил оловянных солдатиков. И вдруг задумал нечто солидное — реконструировать мундир Литовского уланского полка. Да что мундир! Возродить сам этот полк, причем в четырех временных вариациях: 1812-й год, 1855-й, 1914-й и 1918-й (корниловцы). К тому же не ограничиваясь лишь формой и вооружением, а с уставом, традициями и укладом — от фехтования и маневров до бальных танцев и охоты с борзыми. Задача, согласитесь, достойная называться делом всей жизни.

Было это десять лет назад. Тогда идею Улановича поддержали четыре таких же энтузиаста: надели пошитые своими же руками из одеял и пледов мундиры — и вышли на Бородинское поле, где, как известно, ежегодно в первое воскресенье сентября устраивается мемориальное представление. А исторической правды почерпнули из первоисточника — в «Записках кавалерист-девицы» Надежды Дуровой.

Лиха беда начало. Народу в полку (то есть в военно-историческом клубе «Аванпост», как он стал официально значиться) прибывало, ребята полностью реконструировали амуницию улан времен Отечественной войны 1812 года — от уланских четырехугольных шапок – «рогатувок» до шпор. Шинельное сукно красили в синий цвет по пять раз, добиваясь настоящего «литовского» колера.

Пришло время подумать о лошадях. Здесь помог совхоз «Рассвет» — арендовали у него пятнадцать лошадей. Несколько голов попросили «на время» в окрестных можайских деревнях. Необъезженных, беспородных животных стали готовить к «Бородину»: разбили лагерь, соорудили плетень, коновязи, начались тренировки. В течение двух недель Литовский полк жил по уставу 1812 года (сами ребята признавались, что за две недели так вжились в обстановку той эпохи, что, скажем, внезапно появившийся на территории полка участковый милиционер воспринялся как «инородное тело»).

Тяжело было. Лошади пугались выстрелов, разбегались, не говоря о том, чтобы двигаться плотной шеренгой в бою. Но терпенье и труд сделали свое дело: в день сражения кавалерия была на высоте. Говорят, что после того «Бородина» в совхозе не узнали своих лошадок — они словно стали умнее, красивее, благороднее.

В 1994 было арендовано уже тридцать. Однако совхоз поставил условие: либо «Аванпост» выкупает лошадей, либо их списывают… на мясо. В течение двух недель «литовцы» выкупили всю конюшню. А тут еще выпал случай приобрести в кредит тридцать скакунов из Карачаево-Черкессии. С этими были проблемы посерьезней — не знали ни седла, ни узды, приходилось ловить арканами, как диких мустангов. Но ничего — приручили и этих. И не просто приручили, а обучили всем тонкостям кавалерийской атаки.

Стилизованное историческое сражение — только на первый взгляд безобидное театрализованное шоу. В действительности же участники подобных «боев» работают, как заправские каскадеры. Во всяком случае, уланы говорят, что во время атаки французской пехоты испытывают сильнейший адреналиновый удар.

Вооружение улана — пика, сабля и пара легких пистолетов на ремнях, а у застрельщиков еще и штуцера. Эскадрон рассыпается веером и атакует противника с тыла пиками наперевес. При этом рассекающие воздух пики создают такой пронзительный свист, что противник может впасть в настоящий транс. В настоящем бою пику, как правило, оставляли в жертве после первого же укола, потому как оружие длиной аж 2,85 м в ближнем бою весьма неудобно. Хотя девица Дурова отмечала, что иные удальцы (а ведь «улан», или «углан», в переводе с татарского и означает «молодец с копьем»), орудуя пикой, справлялись с несколькими французскими гусарами. После укола пикой в ход шли пистолеты, причем палили в упор — чтобы наверняка. Сделал один выстрел — закинул пистолет за плечо, выстрелил из второго — его туда же. И только после этого начинался сабельный бой, настоящая кровавая рубка…

Кстати, программа клуба «Аванпост» не ограничивается только Бородинским сражением — полк ежегодно выезжает на «оборону» Севастополя 1855 года (в соответствующей экипировке и амуниции), участвует в корниловских «мятежах», а также бывает за рубежом — где напрямую «сражается» (или «союзничает») с иностранными войсками.

Не надо, однако, думать, что «Аванпост» — формирование сессионное, существующее от Бородина до Бородина, от Севастополя к Севастополю. В задачу клуба, помимо возрождения старинных военных традиций, входит популяризация отечественной истории среди вполне мирного населения — полковая конюшня в Можайске стала туристической базой, где за определенную плату любой желающий может с головой окунуться в атмосферу «золотого» девятнадцатого века.

Вот, например, «Царская охота». Каждый участник получает лошадь (садится в сани, в кабриолет), егеря объясняют правила и порядок охоты, распределяют обязанности — кто загонщик, кто доезжачий, а кто и почетный гость. Две девицы подносят гостям стременную чарку на серебряном подносе, цыгане поют величальную песню. Затем вся честная компания отправляется «на поля» — травить зайца или лисицу. А не то и волка.

На номера охотников провожают уланы с саблями наголо. При этом кавалеристы одеты в исторические охотничьи костюмы улан — негоже бравировать военным мундиром в мирное время. Охота идет со всем антуражем: гудят рожки, мчатся борзые, улюлюкают егеря… Если охота на уток, то непременно с ловчими птицами — ястребами и беркутами, иногда используют и подсадных уток и голубей. Заканчивается действо трапезой на природе, либо на охотничьей усадьбе — с банькой, цыганами и шампанским.

Или, скажем, «Уланская баллада» — представление, где разыгрывается один день из жизни полка. Гостей (то есть вас) встречают в полку и облачают в мундир времен 1812 года. Шум, смех, пробки в потолок, и вдруг курьер приносит срочную депешу: доставить вас к уланскому биваку к такому-то часу (наиболее удалому клиенту предложат поучаствовать в одном «лихом дельце»). Поехали! Бубенчики звенят, кони храпят, полозья скрипят (летом скрипят колеса). Где-то через полтора-два километра и впрямь обнаруживается уланский бивак о двух кострах. Новоявленных «уланов» встречают глинтвейном, усаживают поближе к костру, предлагают откушать. В течение трапезы не смолкают «завиральные истории» — хозяева наперебой вспоминают «минувшие дни и схватки, где вместе рубились они». Врут красиво. Среди общего смеха и гама один из улан подходит к тому из гостей, кто согласился поучаствовать в «лихом дельце» и шепотом говорит, что, дескать, «друзья-французы давно ожидают его за ближайшим лесом» (то есть и гость, и этот «псевдоулан» оказываются перебежчиками — чужие среди своих). Кони подседланы, пистолеты заряжены. Изменники тайком покидают бивак и пришпоривают коней.

По истечении какого-то времени их отсутствие обнаруживается и за ними снаряжается погоня. Лошади в мыле, блеск сабель, пальба, но все тщетно — беглецам удается скрыться (даже если гость впервые сидит верхом). «Да и леший с ними, — ворчит уланский командир, покручивая смоляной ус. — Все равно далеко не уйдут. Одного-то я подстрелил, это уж наверно». Уланы нехотя возвращаются к биваку, а там уже и вестовой с пакетом: приказ штаб-офицера — срочно отправляться на поиск французов. Бивак сей секунд сворачивается — и снова в седло, копья в упор! Уланы исчезают в дружном галопе, а обоз с гостями (то есть с вами), эскортируемый несколькими рядовыми кавалеристами, неспеша отправляется «короткой» лесной дорогой.

При этом чем дальше в лес, тем обстановка все более приближается к боевой, словно бы этой дорогой только что прошла массовка Бондарчука: сломанные деревянные колеса, поваленные артиллерийские орудия, разорванная в клочья окровавленная амуниция на снегу (на траве), запах пороховой гари… А вот и убитый французский кирасир с секретным донесением за голенищем сапога. Очень фигурно лежит. Обоз останавливается, охрана спешивается. И вдруг кирасир оживает — и откуда ни возьмись на вас налетает французский разъезд. Засада! Завязывается бой — лязг металла, ржанье коней, брань, пальба, клюквенная кровь рекой. И гости все как один оказываются пленниками французов.

Теперь вы уже во французском биваке. Но при этом как-то само собой, «неуловимо» превращаетесь из пленников в гостей: вот уже французские офицеры саблями в вашу честь рубят горлышки бутылкам с шампанским, вот уже «вражеские» маркитанки строят вам глазки.

И вроде бы даже как-то некстати к вам на помощь прибывает отряд уже знакомых русских улан. Снова стычка. В которой, впрочем, нет ни победителей, ни побежденных — потому как заканчивается она полным примирением сторон и общим биваком. Французская речь перебивается русской семиструнной гитарой, вновь появляется жизнеутверждающий хор цыган, на вертеле поджаривается поросенок, а чуть поодаль готовится походная жженка: котелок висит над огнем на трех перекрещенных саблях, головка сахару поливается спиртом, а не в меру пылающий огонь тушится шампанским…

К вечеру вся дружная братия перемещается в Можайск, где в одном из особняков устраивается роскошный бал при свечах. Открывает его имперский полонез. В качестве дам обычно выступают жены и подруги самих улан. Гости для этого случая могут приехать со своей «половиной». Кстати, о балах. Рассказывают, лет восемь тому назад в Колонном зале Дома Союзов устраивали «машкерад», куда были приглашены и «литовцы» — в качестве кавалеров. Но случился конфуз: выяснилось, что никто из улан не умеет танцевать! С тех пор в обязательную программу полка входит обучение полонезу, мазурке, гавоту и прочим «кадрилям».