Тайны черного моря
…И захотели они: — Христианами стать. И послали к грекам:
— Пусть придет к нам епископ!
И прибыл к ним архиерей.
— Креститься хотим, — сказали они.— Но сначала яви нам чудо!
И не отступился архиерей, и не уклонился. Явил чудо: взял святое Евангелие, приказал развести огонь и сказал, что не сгорит книга. И долго трепетало пламя вокруг Евангелия, но не сгорело Писание. И приняли они христианство с радостью… Так рассказывает одна из летописных легенд о крещении киевских князей Аскольда и Дира и их дружины. А предыстория тому — другое чудо. Двести лодий из Киева внезапно явились под Константинополем. Прорвались в залив Золотой Рог, окружили город со всех сторон, опустошили предместья и торговые корабли, стоявшие в заливе, страх навели великий. А спасло город чудо: царь и патриарх византийские молились ночью Божией Матери во Влахернском соборе, что в самом конце Золотого Рога, а затем взяли из раки ризу Богородицы и омакнули святыню в воды залива.
Был штиль — налетел шквал и побил русские лодьи. И мало их обратно вернулось в Киев (одна летопись, правда, пишет так: «мало их вернулось назад с победой», то есть полного поражения не признает).
Заступничество Божией Матери за Царьград и навело Аскольда и Дира на мысль о крещении. Но, видно, захотелось им убедиться в неслучайности великих чудес… Ну а случайно ли то, что все летописные сказания о крещении киевских государей связаны с морскими походами? Аскольд и Дир: неудачный набег — первое известие о крещении русов. Морское посольство великой княгини Ольги в Царьград — там, по преданию, Ольга приняла крещение. Или — она уже была крещена, но состоялась первая встреча христианских государей Руси и Византии. Наконец, морской поход князя Владимира на Корсунь решил дело крещения Киевской Руси.
Заметим, что между Аскольдовым походом и посольством Ольги была еще одна масштабная морская экспедиция русов на Царьград — поход князя Олега. Результатом похода не стало крещение; известно, что, заключая договор с Византией, русы клялись своими богами и оружием (боги славян, может быть, и не убедили бы греков в прочности клятвы, но человек, который клянется оружием, клянется жизнью). Однако сам договор устанавливал равенство в торговых делах между Киевом и Царьградом и по своей правовой сути был таким, какие Византия заключала только с христианскими государствами. Так что и поход Олега в том же ряду.
Морской путь — отнюдь не единственный, что вел из христианских стран на Русь. Просветитель Кирилл, например, ходил к славянам по суху. Так почему же все-таки путь Руси к христианству лежал морем?
Греки считали, что лучше всего определил цену жизни плывущего по Русскому морю один из Семи мудрецов Скифии Анахарсис: он, спросив одного моряка, насколько мы отстоим от воды, и узнав, что на четыре пальца, сказал: «На столько же и от смерти».
Говорили, что именно скиф Анахарсис изобрел якорь о двух лапах — символ надежности. Черное море страшило греков своим капризным характером, штормовой мощью, глубинами, отсутствием спасительных островов по пути. Им казалось, что этому морю нет конца, что это край ойкумены. Прошли века, прежде чем из Понта Аксинского (моря негостеприимного) оно стало для греков Понтом Эвксинским (гостеприимным). Но и тогда уже, имея колонии на северном побережье, писали, объясняя суть имен: «Понтом в главном общем значении называлось всякое море… в частности же, у позднейших — Понт Эвксинский: он был страшен эллинам по своей отдаленности… Поэтому про понтийских людей, где-либо появлявшихся, говорили, что они прибыли «из многого понта», все равно что «из погибели».
Поэтому греков не могло не поражать то, что «варвары» — аборигены Причерноморья (по национальности они мало их различали) — отваживаются ходить по столь опасному морю в своих «моноксилах» — «однодеревках». Эти ладьи, выдолбленные из больших деревьев, имели небольшую осадку, невысокие борта — то есть малую остойчивость, или, словами Анахарсиса, малую дистанцию от жизни до смерти. Причина тому проста: ладьи были, говоря современным языком, судами класса «река-море», приспособленными к тому же и для прохождения порогов, мелей, для волоков. Иногда их просто переносили на плечах.
«Варвары» озадачивали греков своей морской вездесущестью на таких опасных кораблях. Тацит сообщает: «Варвары с удивительной быстротой понастроили себе кораблей и безнаказанно бороздили море… Варвары не пользуются при постройке кораблей ни медными, ни железными скрепами; когда море бурно и волны высоки, поверх бортов накладывают доски, образующие что-то вроде крыши, и защищенные таким образом барки легко маневрируют. Грести на них можно в любую сторону, эти суда кончаются острым носом и спереди и сзади, так что могут с полной безопасностью причаливать к берегу и одним и другим концом».
Разумеется, флотилии однодеревок старались держаться берега. Но вот что замечательно: и под Царьградом, и под Корсунью русские корабли являлись как «бог из машины», повергали греков в священный ужас, и часто решали исход дела. Но это значит, что ладьи-однодеревки класса «река-пороги-волок-море» должны были на какое-то время уйти в самое что ни на есть открытое море и появиться оттуда — «из многого понта».
Флот русичей на Черном море был флотом-чудотворцем. Так считали не только византийцы, но и арабские географы средневековья. Разумеется, и сами обитатели Киевской Руси подозревали о своей всемирной славе удачливых и ловких мореходов, которые могут то, чего не могут другие (не случайно русские морские отряды приглашались Византией для участия в средиземноморских экспедициях). И потому события в жизни государственной духовной не могли так или иначе не связываться в памяти потомков с делами морскими. Легенды здесь состоят от действительности не более чем на толщину борта старинной ладьи.
Французский иезуит Фурнье, склонный к путешествиям, побывал в 1590-е годы в Константинополе (Истанбуле) и поведал просвещенной Европе следующее: «Здесь мне рассказывали совершенно необыкновенные истории о нападении северных славян на турецкие города и крепости, — они являлись неожиданно, они поднимались прямо со дна моря и повергали в ужас всех береговых жителей и воинов. Мне и раньше рассказывали, будто славянские воины переплывают море под водой, но я почитал рассказы выдумкой. А теперь я лично говорил с теми людьми, которые были свидетелями подводных набегов славян на турецкие берега».
Сообщение Фурнье отнюдь не было воспринято как очередная восточная сказка — ни современниками, ни потомками. В 1820 году подвижник создания подводного флота французский капитан-лейтенант Монжери, ссылаясь на Фурнье, писал: «Запорожские казаки пользовались гребными судами, способными погружаться под воду, покрывать в погруженном состоянии большие расстояния, а затем уходить в обратный путь под парусами».
Монжери, стараясь представить себе конструкцию подводной лодки сечевиков, приходит к мысли, что казацкая чайка (долбленный челн с «насадом» — бортами, наращенными досками) была обшита кожей, а в центре судна устроена шахта для наблюдений и забора воздуха. Подводная лодка сечевиков приводилась в движение веслами, а для герметизации мест, куда вставлялись весла, использовались кожаные манжеты. То, что западноевропейцы, привыкшие первенствовать в деле техники, отдали пальму первенства в разработке субмарин запорожским казакам, говорит о многом. И прежде всего о том, что чайки появлялись у берегов Турции, в том числе и Истанбула, словно со дна моря — «из погибели», как сказали бы греки. Таким появлениям есть множество достоверных свидетельств. Объяснить их могло только чудо. В данном случае — чудо техническое…
Судя по всему, теперь уже украинская мореходная школа продолжала успешно действовать у сечевиков, творить присущие ей чудеса. При этом известно было и взаправдашнее умение казаков ходить под водой — дыша через камышинки, совершать разведку и лихие рейды по плавням и топям. До субмарины — один шаг. Казацкие чайки были немногим более приспособлены к морскому дальностранствию, чем ладьи X века. Но была традиция в умении управлять ими, в бесстрашии и точности расчета. Слово «чайка» стало настолько легендарным, что употреблялось вообще в значении «корабль» в языках черноморских — турецком, румынском, болгарском, средиземноморских — греческом, сербском, итальянском и даже во французском и немецком. А всемирная слава даром не дается!
Автор: В. Лобачев.