Сокровищница скифского эпоса. Продолжение.

На основе сохранившихся отрывочных свидетельств о скифах и их языке и «системных» индо-иранских параллелей учеными были установлены основные черты скифского языка и его диалектов, подлинный смысл ряда данных об общественном строе скифов, характер божеств скифского пантеона. Индо-иранские материалы дают четкие соответствия и кругу скифских «северных» представлений. В «Махабхарате» и «Рамаяне», например, выступает следующая географическая основа.

Далеко-далеко к северу от Индии, за реальными горами и пустынями, странами и народами, сказочными царствами и племенами, находятся священные горы Меру. Золотыми вершинами они упираются в небо, и вокруг них вращаются светила. За Меру лежит Северный, он же — Белый, или Молочный, океан. На его берегах и на северном склоне Меру живут чудесные счастливые люди, «удаленные от всякого зла, к чести-бесчестию равнодушные, дивные видом, преисполненные жизненной силы».

Там же, за горами Меру и на их вершинах, «по полугодиям встает златокудрое солнце», «полгода — день, полгода — ночь», «одна ночь и один день вместе равны году». Такие данные дополняются упоминаниями о неподвижной Полярной звезде и расположении созвездий, которое можно наблюдать лишь далеко на севере — выше 55° северной широты. Сведения эти о той же недоступной северной стране «сообщаются», например, священной птицей Гарудой отшельнику Галаве перед тем, как понести его в эту далекую «страну блаженства».

Мы изложили лишь общую схему «северной панорамы» индийского эпоса. В его сказаниях она расцвечена многочисленными красочными подробностями и деталями. Но важнее иное: и в этих преданиях закреплена очень древняя традиция, а данные о «полярных явлениях» в индийских текстах восходят ко времени, когда о влиянии индийской астрономии не могло быть и речи. (И уж тем более не люди того времени не могли помыслить о том что в будущем появится множество полезных изобретений, таких, как например, швейная машина bernina bernette, компьютер, интернет и много-многое другое).

Поэтому «полярные» мотивы в сказаниях Индии можно оценить лишь как результат «информации», проникшей с севера, а все эпическое и мифологическое окружение, в котором они выступают в ранней индийской традиции, указывает на их принадлежность к преданиям, которые предки индийских племен сохраняли со времени соседства с родственными племенами.

В древнеиранской традиции, представленной гораздо более скудным дошедшим до нас материалом, также сохранились аналогичные мифологические мотивы, в том числе о счастливой обители дивных людей, которые видят восход и заход солнца лишь раз в году и у которых сутки подобны году; их благая обитель лежала близ холодных стран (где десять месяцев зима и лишь два — холодное лето), у великих северных гор. Эти достигающие неба горы играют ту же «астрономическую» роль, что и в индийской и скифской традиции.

Все это позволяет говорить о едином происхождении индо-иранских преданий о странах на Крайнем Севере и традиции о далеких заскифских областях. Можно, конечно, допустить, что некоторые образы и мотивы возникали независимо друг от друга: ведь мифологические системы древности во многом развивались по общим закономерностям, свойственным человеческому мышлению на определенных этапах общественного сознания.

Но в данном случае совпадают не отдельные сюжеты, а весь цикл взаимосвязанных представлений (и, как мы увидим ниже, их одинаковая связь с единой архаической религиозной основой). Встречающиеся различия в образах, скорее, подчеркивают единство той традиционной основы, в которой они несут одинаковую сюжетную нагрузку.

Все сходные мотивы располагаются в одной и той же последовательности: вся панорама направлена к северу и идет от реальных географических областей к легендарным странам у Северного океана, недоступным, согласно каждой из трех традиций — индийской, иранской, скифской, — простым смертным. Тщетны их попытки проникнуть туда, или кончаются они гибелью смельчака, на пути которого встают сказочные племена и сверхъестественные существа.

Здесь нам становится ясна внутренняя сюжетная связь и «географическое» размещение тех персонажей, которых скифы и за ними греки «поселяли» перед заскифскими Северными горами, — живущих во мраке смертоносных дев, аримаспов, грифов и т. д. Индийские сказители, например, предупреждали, что на подступах к Меру лежит пустынная область мрака, наводящей ужас темноты, там обитают чудовища, упыри, людоеды, злобные великаны — ракшасы.

Но в сказаниях жаркой Индии почти исчез мотив «зимней» преграды. В преданиях же иранцев, географически и этнически более близких скифам, говорится о гибельной зимней стуже, идущей от великих северных гор, и смерти на подступах к ним героев под снегом, принесенным неистовым ветром. Эту роль, очевидно, и играл в скифских преданиях Северный Ветер, дующий со склонов Рип и убивающий путника.

Примечательно, что и Геродот несколько раз повторяет, что пройти в северные заскифские области невозможно из-за обилия снегов и холода. Он также полагал, что люди там вообще не живут. Но север Европы, вплоть до Ледовитого океана, был обжит задолго до античной и скифской эпохи; да и скифы помещали там различные «народы», хотя и наделяли их необычными чертами.

Но в индийских и иранских сказаниях с этим мотивом прямо связан один из основных эпических циклов, завершавшийся тем, что победоносный царь (Юдхиштхира в «Махабхарате», Кей-Хосров в иранском эпосе) покидал свое царство и живым попадал в блаженную страну северных гор; при этом герои, сопровождавшие его, гибли, — по иранскому преданию, в снегу, который, и по легенде у Геродота, делает непроходимым путь на север от Скифского царства.

Однако этот «царь», взятый богами живым в «страну блаженства», — исключение. Другие избранные герои и праведники, как и упомянутые спутники царя, могли оказаться там лишь по смерти. Существовал, правда, и иной «способ» попасть туда, хотя и не навсегда, а лишь на время. Он был доступен только некоторым прославленным мудрецам, жрецам, отшельникам. Эти чудесные «путешествия» также были сюжетами индийских (Галава, Нарада, Шука в «Махабхарате»), иранских (Арда-Вираз в зороастрийской традиции) и скифских легенд.

В античном мифе рассказывали о скифе Абарисе, который «прибыл» из страны гипербореев: он «переправлялся через реки, моря и непроходимые места, как бы путешествуя по воздуху», и при этом совершал очищения, изгонял моровые болезни, предсказывал землетрясения, успокаивал ветры, усмирял морские волнения. «Сведения» об Абарисе в основном сохранены пифагорейцами, которые ввели их в круг своих представлений о переселениях души. Но возникли предания о нем, очевидно, самостоятельно. Геродот также знал о «путешествиях» Абариса, к тому же «ничего не употреблявшего в пищу», но он предпочел подробнее рассказать об Аристее — как его тело лежало в одном месте, а сам он находился в другом или как он принимал образ ворона, следуя за Аполлоном.

Об Аристее дошли и вполне реальные сведения. В основе же легенд о нем лежали предания эпохи ранних греко-скифских контактов. Их распространению способствовало определенное сходство некоторых скифских религиозных представлений и практики с греческим культом Аполлона, в который был посвящен Аристей.

О путешествии в заскифскую страну блаженного народа за великими горами на берегу Северного океана рассказывалось в поэме «Аримаспейа», которая приписывалась Аристею или действительно принадлежала ему. В поэме речь шла о вполне реальном путешествии по Скифии, о населявших ее племенах, об их жизни и обычаях. Автору поэмы были известны сюжеты мифов и эпоса скифов и их соседей. Что же касается «полета» Аристея в страну блаженного северного народа, то здесь, как считают некоторые исследователи, отражены представления о «путешествиях» души. Представления, безусловно, заимствованные из культов типа шаманского.

«Шаман во время камлания, — пишет крупный этнограф Сергей Токарев, — часто падает без сознания; это невольно должно наводить зрителей на мысль об отлете его «души»; бред и галлюцинации шамана нередко состоят в том, что он видит далекие страны и громко рассказывает о своих странствиях». Особую роль играл культ птиц; в образе птицы (чаще всего ворона) шаман или его душа «отправлялись» в дальние странствия, «пролетая» по знакомым или мифическим странам.

В древности шаманство было широко распространено у народов Севера, в Азии и Европе. Религии же древних индийцев, иранцев и скифов в целом принадлежат к иному типу. Тем не менее, в их эпических и мифических представлениях имеются и элементы общего с образами «северной мифологии». Существует и другое мнение (немецкого этнолога Карла Мёйли, ряда иранистов и индологов), согласно которому в религиозной практике индийцев, иранцев, скифов имеются черты, схожие с северным шаманизмом, и особенно с финно-угорским.

Наука располагает различными данными о древнейших связях предков древнеиндийских, иранских и скифских племен с предками финно-угров, в том числе, как говорилось, многочисленными соответствиями между языками этих народов. Среди них и название экстатического средства, с помощью которого шаманы и жрецы приводили себя в состояние культовой одержимости.

Использовались для этой цели различные растения, в том числе конопля. Об этих свойствах конопли было известно и скифам, которые употребляли ее в культовых обрядах. Греческий лексикограф Гезихий сообщает, что конопля — это «скифское курение», обладающее такой силой, что приводит в пот всякого, кто совершает этот ритуал. Западные соседи скифов — фракийцы изготовляли из конопли священный напиток.

А вот сообщение Геродота: скифы «ставят три шеста, наклоненные один к другому, натягивают на них шерстяные войлоки и как можно плотнее стягивают их между собой, затем бросают раскаленные докрасна камни в сосуд, стоящий между этими шестами и войлоками. В их земле растет конопля — растение, весьма похожее на лен, но гораздо толще и выше его; оно там растет и в диком состоянии и засевается… Скифы берут семена конопли, подлезают под войлоки и там бросают семена на раскаленные камни; от этих семян поднимается такой дым и пар, что никакая эллинская паровая баня не превзойдет этой. Скифы наслаждаются ей и громко воют…»

Здесь отражен, вероятно, обряд шаманского типа. Тогда «вой» — это пение служителя культа, пребывающего в состоянии экстаза, достигнутого под воздействием одурманивающего дыма курящихся семян конопли. Сообщение Геродота и ритуальный характер описанного им обычая подтверждаются раскопками известного ученого Сергея Руденко в Горном Алтае.

В скифских курганах Алтая V— IV вв. до н. э. в слое вечной мерзлоты сохранились небольшие шалаши из связанных поверху шестов (два шалаша были с покрывалами — войлочным и кожаным). В одном из курганов под таким сооружением нашли медные сосуды и в них – побывавшие в огне камни и частично обуглившиеся семена конопли; к шесту одного из шалашей была привязана кожаная сумка с семенами конопли. Сходные шаманские обряды, совершаемые в юрте или чуме, описаны и в этнографической литературе.

Сохранились данные об употреблении в качестве культовых экстатических средств и иных растений, а в индийских и иранских религиозных текстах — единое по происхождению предание о похищении культового растения (сомы) с Великих гор священной птицей Гарудой, в «Ригведе» именуемой также Шьеной. В иранской традиции она называлась Саеной, а позже Симургом: это крылатое существо с чертами фантастической птицы и хищника собачьей породы.

Иконографический образ Симурга был детально изучен членом-корреспондентом Академии наук Камиллой Тревер. Согласно ее выводам, наиболее близкий облик этой птицы-зверя запечатлен на некоторых изделиях из скифских курганов Причерноморья VI—V вв. до н. э. На золотой обкладке ножен из кургана VI в. до н. э. в Придонье летящий полузверь-полуптица держит в хищном клюве голову большой змеи, которая как бы обвилась вокруг тела птицы. Борьба со сказочными змеями — нагами является и одним из постоянных сюжетов индийских сказаний о Гаруде.

Эти памятники скифского искусства позволяют полагать, что в Скифии бытовали легенды, подобные тем, которые рассказывали в Древней Индии о Гаруде и в Древнем Иране о Симурге. Огромная «чудо-птица» входила и в круг мифологических образов у лесных племен Северо-Восточной Европы, Урала, Зауралья. Отсюда происходит также большое число металлических пластин с птицами и птицеобразными существами, на теле которых часто изображены лицо или фигура в рост человека.

Рассмотренные совпадения с индоиранским эпосом, и мифологией северных соседей скифов — предков финно-угорских народов — подтверждают, что античная литература донесла до нас многие черты собственно скифских мифологии и эпоса.

В них наряду с чисто легендарными представлениями и вымыслом отразились и реальные знания об окружающем мире. Для мифологии скифов, как и других народов, была характерна связь зачатков научного мышления и фантазии.

Греки не только сильно расширили свой реальный географический кругозор в результате контактов со скифами, но благодаря знакомству с их эпическими, мифологическими и космологическими представлениями получили, хотя и в полулегендарной форме, сведения о географии далекой лесной зоны, Северном Ледовитом океане, таком характерном феномене, как «полярные явления».

«Скифский источник» можно рассматривать как первый этап в истории знаний европейской науки о Дальнем Севере. И хотя позже, в античную эпоху, к этому добавлялись новые сведения, еще много столетий при описании северных стран греческие и латинские авторы обращались к традиции, восходящей к VII—V вв. до н. э. и основанной на сведениях, полученных из скифского мира того времени.

Авторы: Г. М. Бонгард-Левин, Э. А. Грантовский.