Семь деревянных цилиндров или археологическое дополнение к «Русской правде». Часть вторая.
В 1980 году раскопки велись в двух местах. На Торговой стороне Новгорода вскрывали слои большой боярской усадьбы, стоявшей на перекрестке Славной, главной улицы Славенского конца, и Нутной улицы. На Софийской стороне исследовались нижние слои усадьбы на перекрестке Пробойной улицы Людина конца и Черницыной, по соседству с тем участком, где в слоях конца XII века прежде была обнаружена усадьба художника Олисея Гречина.
На Славенском конце еще один цилиндр был найден в слоях начала XIII века. Он имел абсолютно такое же устройство, что и все предыдущие, сохранив и запирающую поперечный канал деревянную пробку. Однако на нем не было ни изображений, ни надписей.
В Людином конце нашли сразу два цилиндра. Они лежали в земле один подле другого между лагами мостовой Черницыной улицы на уровне более древнем, нежели уровни залегания всех остальных цилиндров. Но вот точно датировать их было необычайно трудно. Дело в том, что обычно нам очень помогает, обстоятельность, с которой древние новгородцы ремонтировали свои мостовые. Настилы, зараставшие по сторонам культурным слоем, нормально функционировали на протяжении примерно 20—30 лет. Когда наросший культурный слой начинал возвышаться над настилом, а в дождь расползаться по нему, новгородцы укладывали новый настил, не снимая старого. Поэтому любая вещь, оказавшаяся в прослойках между двумя уличными настилами, обретает очень точную дату.
Но в самый первый век мощения улиц (а оно в Новгороде началось в первой половине — середине X столетия) поступали иначе. Тяжелыми плахами мостовой, привезенными издалёка, из лесов на Мете и на Нижнем Волхове, весьма дорожили. Их снимали, оставляя лишь отдельные плахи, чтобы они служили опорами для следующего яруса мостовой. Это значит, что снятые для других надобностей плахи нужно было замещать землей, устраивая из нее плотный фундамент для очередного настила, землю же брали с соседних усадебных участков. В этой земле, естественно, могли оказаться и оказывались предметы более древние. Оба цилиндра, найденные на Черницыной улице, датируются в пределах 973—1051 годов. Посмотрим, что нам могут дать для уточнения даты детали самих находок.
Один из этих цилиндров несколько неправильной формы — это скорее усеченный конус, потому что сделан он был из комлевой части жерди. В остальном его устройство оказалось хорошо знакомо: два взаимно перпендикулярных канала, пробка не сохранилась. На поверхности изображен княжеский знак в виде двузубца с колечком на нижнем отроге и плохо сохранившаяся надпись: «Въ 9 и гри(в)н гри(вна)». Полной уверенности в том, что все прочтено правильно, нет, но слово «гривна» сомнений не вызывает. Небрежность изготовления этого цилиндра многозначительна. Легко представить себе, как из длинной жерди было нарезано много цилиндров, и в дело пошел даже комель жерди. Это лишний раз говорит о массовости подобных предметов, о том, что при изготовлении их тщательность вовсе не была обязательна.
Другой цилиндр — самый нательный из всех. Им можно было бы любоваться, испытывая и эстетическое наслаждение, если бы только он не был немного поврежден. Его устройство такое же, как у предыдущих. Размер совпадает с размером самого первого цилиндра, найденного тридцать лет назад. Расклиненная пробка хорошо сохранилась и плотно сидит в коротком канале. На поверхности два изображения: княжеская тамга в виде простого трезубца и тщательно вырезанный изящный меч с перекрестием. Пространная надпись: «Мецъниць мехъ въ тихъ мьте(хъ) Полътвьчь». К надписи мы вернемся немного позже. Сейчас попробуем разобраться с княжеским знаком.
Знак в виде простого трезубца достаточно хорошо известен исследователям. Он принадлежал одному из крупнейших политических деятелей Киевской Руси князю Владимиру Святославичу, сыну не менее знаменитого Святослава и внуку Игоря. Владимир Святославич получил прозвище Святого, так как при нем состоялось (в 988 году) крещение Руси. К Новгороду этот князь имел прямое отношение. В 970 году он получил Новгород в княжение, правил в нем семь лет, в 977 году был вынужден уступить этот город своему брату Ярополку, но в 980 году вернул новгородский стол и вскоре же после этого стал киевским князем, оставив в Новгороде сына Ярослава, прозванного впоследствии Мудрым. До смерти в 1015 году Владимир был киевским князем. Логично думать, что наш цилиндр относится к той поре жизни Владимира, когда он был новгородским князем. После 980 года на подобном цилиндре уместнее был бы знак Ярослава.
Знаки Владимира Святославича и Ярослава Мудрого известны по изображениям на разных предметах, но наиболее убедительно они опознаются на монетах этих князей — златниках и сребрениках. Знак Ярослава — тот же трезубец, но на среднем его зубце помещен кружок. (Сын каждого князя брал за основу своего собственного знака отцовский, но несколько видоизменяя его.) Поскольку с именами Ярослава и его сыновей Ильи и Владимира связан весь период от 980 до 1054 года (позднее последней даты наши «Черницынские» цилиндры не могли попасть в землю), следовало бы ожидать, что на цилиндре, сделанном из комля, окажется трезубец Ярослава или его модификация, принадлежавшая одному из сыновей Ярослава. Однако этот знак — не трезубец, а, как уже сказано, двузубец с кружком на одном отроге. Ни Ярославу, ни его сыновьям он принадлежать не мог. Чей же он?
В русских древностях X века хорошо известны немногочисленные пока еще предметы, помеченные знаком князя Святослава Игоревича, отца Владимира Святого. В Саркеле, хазарском городе, разрушенном Святославом, была однажды найдена — как раз в «слое разрушений» — костяная круглая пластинка с изображением простого двузубца. Такой же двузубец имеется на древнейшей русской свинцовой печати Святослава Игоревича. Еще один предмет с подобным знаком был найден на Черницыной улице летом 1980 года. Простой двузубец был изображен на костяной трапециевидной подвеске, носившейся на шее. Позднее на оборотной стороне этой подвески был вырезан знак Владимира Святославича в виде трезубца, а к двузубцу лицевой стороны доцарапан средний зубец, превративший знак Святослава в знак Владимира. Кому-то, носившему на шее эту костяную пластинку, нужно было приспособить ее к новой эпохе, когда на новгородском столе утвердился Владимир.
Знак на комлевом цилиндре не может быть приписан Святославу: у этого двузубца имеется дополнительный кружок. Но он ближе к знаку Святослава, чем любые другие известные нам сегодня тамги. Отсюда проистекает единственно возможное определение его: он принадлежал сыну Святослава Ярополку, владевшему новгородским столом в 977—980 годах. Мы видим, что предложенная дата вполне отвечает условиям залегания цилиндров в культурном слое. Оба цилиндра оказались в земле во второй половине семидесятых годов X века, то есть еще в дохристианское время.
Вернемся теперь к надписи на цилиндре, снабженном знаком Владимира Святославича. Подлежащее в этой фразе — «мехъ». В древности слово «мех» имело те же значения, что и в современном языке. Им обозначали пушнину и мешок (сейчас в последнем значении употребляется уменьшительное от слова «мех», а в исходной форме оно сохранилось в названии мешка для жидкости, бурдюка). Однако тогда слово «мех» куда чаще обозначало мешок, а не пушнину. Надпись говорит о «мецънице мехе», то есть о мешке, принадлежавшем мечнику. Этимология этого термина подкреплена на цилиндре и изображением меча. Слово «мечник» неоднократно употребляется в летописях и в «Русской правде» для обозначения должностного лица, занятого сбором для князя денежных сумм, полагающихся ему как верховному судье княжества.
Вот пример употребления этого термина в краткой редакции «Русской правды»: «Аже украдут овъцу или козу или свинью, а их будеть 10 одину овьцу украле, да положать по 60 резан продажи; а хто изимал, тому 10 резан. А от гривны меч¬нику куна, а в десятину 15 кун, а князю 3 гривны; а от 12 гривну емъцю 70 кун, а в десятину 2 гривне, а князю 10 гривен». Дошедший до нас текст не вполне исправен, какие-то цифры в нем искажены при позднейших переписках. Например, не может княжеская доля от штрафа в одну гривну составлять три гривны. Однако явная симметричность двух последних фраз цитированного текста оказывается, на мой взгляд, убедительным свидетельством того, что мечник и емец — два разных термина, обозначающих одно и то же должностное лицо, которое в других местах «Русской правды» именуется также вирником, то есть собирателем вир, денежных штрафов, полагающихся с тех, кто совершил то или иное преступление.
В «Русской правде» определены принципы распределения таких штрафов. Ответственность за их уплату в случае, если преступник не обнаружен, несет вервь — община, на территории которой совершено преступление. Определенная доля штрафа поступает в пользу церкви и называется «десятиной», но в действительности составляет значительно большую часть общей суммы («а в десятину 2 гривне, а князю 10 гривен»). Львиная доля идет в княжескую казну. Кроме того, свою строго фиксированную долю, пропорциональную сумме штрафа, получает вирник (емец, мечник). При штрафе в 12 гривен сборщику вир следует 70 кун, то есть 2 гривны и 20 кун (в гривне было 25 кун).
Продолжим чтение надписи: «въ тихъ мьтехъ» — в этих метах, под этими метами. Метой тогда, как и сейчас, называли знак, клеймо, тавро, тамгу, метку. Прочтя это слово, мы, надо думать, узнали древнее название загадочного цилиндра. Он именовался метой. И сразу же стало очевидным, что и раньше нам это слово было знакомо в связи с «Русской правдой». Помощник вирника — отрок, или детский — иначе назывался метельником. Исследователи, склонные искать обязательные аналоги русским должностным терминам в Западной Европе, давно уже произвели это слово от немецкого «мантель» — плащ (в Древней Руси плащ назывался «мятлем») и видели в метельнике княжеского слугу, хранителя княжеских мятлей (а в мечнике — княжеского слугу, хранителя княжеского меча). Теперь представляется более правильным вести этот термин от одной из функций метельника — метить ставшие для нас теперь менее загадочными цилиндры, служившие бирками с обозначением принадлежности ценностей, уложенных в мешки. Способ употребления этих «мет» мы рассмотрим сейчас же, но сначала надо дочитать надпись на цилиндре.
В ней осталось одно непрочитанное слово: «Полътвьчь». Судя по окончанию, такому же, как и у слова «мецъниць», здесь также притяжательная форма, а само это слово — имя мечника: Полотенца, Плотвица. В целом надпись можно перевести так: «Мечника Полотвицы мешок под этими метками».
Попробуем теперь соединить любой из наших цилиндров с мешком. Из «Русской правды» известно, что распределением следующих государству сумм занималась сама вервь, сельская община. Именно ей адресованы статьи закона, излагающие принципы раздела «вир и продаж» — штрафов: сколько положено князю, сколько — церкви, а сколько — вирнику. Доли, определенные этим принципом, раскладывались в присутствии вирника и метельника по мешкам, которые метельник снабжал цилиндрами-бирками. Можно догадываться, что в сельской местности штрафы получали не столько в серебре, сколько в ценной пушнине, а мешки, таким образом, содержали чаще всего шкурки пушных зверей, различающиеся по ценности и по качеству.
В Новгороде сам князь или его доверенное лицо (например, княжеский тиун) вскрывали мешки и проверяли справедливость раздела ценностей, оставляя вирникам их долю. Но ведь в дороге шкурки можно было подменить, положив на место более ценных менее ценные. Как обеспечить их неприкосновенность?
Теперь можно с уверенностью говорить, что именно наши загадочные прежде цилиндры эту неприкосновенность и гарантировали. Доказать это удалось, изготовив модель такого цилиндра и попытавшись снабдить им мешок.
Вот как выглядела операция запирания мешка. В его горловину продергивался прочный шнурок (как в нынешнем рюкзаке). Шнурком горловину мешка затягивали, затем шнурок завязывали прочным узлом. Свободные концы шнурка продевались с двух сторон в длинный канал цилиндра и, встретившись у его середины, вместе продергивались в короткий канал. После этого концы связывали еще одним узлом, убиравшимся внутрь цилиндра, а короткий канал забивали расклиненной пробкой. Узел попадал в зазор между пробкой и внутренней поверхностью цилиндра и намертво фиксировался в нем. Получить доступ к этому спрятанному узлу можно было, только расколов цилиндр. Можно было, конечно, просто разрезать шнурок, но и тогда неприкосновенность деревянного замка-пломбы оказывалась нарушенной. Шнурок разрезал в Новгороде доверенный человек князя, и вот тогда цилиндр превращался в ненужную вещь, которую можно было и выбросить.
По-видимому, самый поздний цилиндр XIII века, найденный на Нутной улице, не имел отношения к сбору государственных ценностей. Это пример употребления самого способа «запирания с гарантией», реликт древнего обычая, возникшего в сфере государственной финансовой деятельности. Можно привести еще один пример бытования подобного способа в более позднее время. В 1924 году при реставрационных работах в новгородской церкви Параскевы Пятницы на Торгу был найден клад серебряных монет восьмидесятых годов XV века. Монеты лежали в глиняной кубышке с высоким узким горлом, заткнутым пробкой из обожженной глины. На противоположных сторонах горла были проделаны отверстия, а пробка имела поперечный канал, соединявший эти отверстия. Очевидно, что через отверстия и канал продевался шнур, который должен был фиксироваться каким-то замком, подобным нашим цилиндрам.
Продолжение следует.
Автор: В. Янин.