Праздники великой французской революции
Великая французская революция открыла новую эру в истории человечества. Казалось, настал триумф свободы, равенства и братства. Однако решительный разрыв с многовековым монархическим укладом дался нелегко. С 1789 по 1794 г. вся жизнь народа — особенно в столице, где решались судьбы страны, — протекала на улицах. Полные надежд на будущее идейные вожди этого грандиозного переворота стремились превратить его в нескончаемый всенародный праздник — карнавал, растянувшийся на пять лет.
Замечательным воплощением этого великого революционного замысла стали многочисленные «деревья Свободы». У крестьян издавна существовала традиция сажать по разным поводам (свадьба, сбор урожая) «майские деревья» — для этой цели годилось любое дерево и даже врытый в землю столб, — веря, что они приносят плодородие, радость и успех. В дни революции дерево стало символом уничтожения феодальной системы, эмблемой Свободы. Какой же праздник без него! Каждый город сажал свое дерево, украшая его трехцветными лентами, кокардами, флагами, красными колпаками и листовками с текстом Декларации прав человека и гражданина. Под его ветвями праздновали освобождение, водили хороводы. Посадка священного в глазах народа «дерева Свободы» превращалась в торжество, часто завершавшееся песнями и фарандолой.
Вообще песни, которыми, как правило, сопровождаются все народные танцы, занимали особое место в жизни этой революционной эпохи. За пять лет их было сложено более двух тысяч. В стране, где каждый второй был неграмотным, они служили мощным средством полемики. Воздух улиц буквально звенел от патриотических, политических и сатирических куплетов; порой разгоралась настоящая песенная война: революционные песни «сражались» против роялистских. Уличного певца, где бы он ни появлялся, тут же окружала толпа, подхватывавшая песню, тем более что мелодия чаще всего была старая, всем известная, менялись только слова.
«Станцуем Карманьолу! Да здравствует гром пушек!»
Люди пели повсюду и по любому поводу: на площадях, в залах заседаний и народных собраний, в тюрьмах, театрах и даже… на трибуне Учредительного собрания. Однажды, когда какой-то гражданин запел, стоя перед судом, Дантон, не выдержав этого «песенного помешательства», взорвался: «В моем характере тоже хватает галльской веселости, — воскликнул он, — но я требую, чтобы впредь здесь звучали только прозаические доводы». Пели обо всем: о политике, меняющихся настроениях, декретах Учредительного собрания. Все перипетии борьбы внутри страны и за ее пределами находили отражение в песнях тех лет.
Без этого непременного атрибута любого собрания и праздника не обходилось ни одно народное восстание. Случалось, что особенно важные революционные выступления заканчивались спонтанным торжеством, как это было 5—6 октября 1789 г., когда демонстрация около семи тысяч решительно настроенных парижан, главным образом женщин, завершилась «захватом» королевского дворца в Версале.
Поход женщин на Версаль
Людовика XVI сопровождало в Париж настоящее праздничное шествие — смеющееся, бурлящее, танцующее. За его каретой бежали тысячи горожан. «Везут!» — кричали они уличным зевакам. Взобравшиеся на пушки женщины в шапках подоспевших на выручку гренадеров Национальной гвардии почетным эскортом проплывали мимо толпы. За ними следовало несколько возов с зерном, мукой и бочками вина. Это был день всеобщего ликования и братания, символом которого стали тополиные ветки; их втыкали в ружейные стволы, несли в руках. Веселье не омрачали даже торчавшие повсюду отрубленные головы солдат королевской охраны, насаженные на острия пик в назидание тем, кто осмелится противиться воле народа.
Это были не только военные трофеи, но и предупреждение. Луи Себастьен Мерсье в своем сочинении «Картины Парижа» пишет: «Парижане находят в этом водовороте событий повод для веселья». В самом деле, протесты народа, решившего, по словам Мерсье, в один прекрасный день сбросить вековое ярмо, зачастую облекались в форму самых невероятных шуток и выходок. Представим себе на миг странный королевский кортеж, протискивающийся сквозь запрудившую улицы огромную толпу, лица горожан, застывшие в изумлении перед этим «устрашающим весельем масс», превративших в пленника своего монарха — последнего Богом данного государя.
Подобные народные шествия удивительно похожи на карнавал. Люди выражают свою радость в неистовых танцах и движениях, в революционном экстазе они выставляют на посмешище все, что считалось священным в — увы! — отжившем обществе. И пусть вокруг войны, смерть и кровь — смешаем в пляске радость и ярость. Будем плясать, чтобы не думать о своем прошлом.
Во время восстания 10 августа 1792 г., с которого собственно и началась Республика, парижане разграбили дворец Тюильри, перебили швейцарцев из королевской охраны, открывших огонь по толпе, и тут же, насадив их головы на пики, пустились в пляс, празднуя победу над монархией. Дух этой «второй революции» как нельзя лучше передает знаменитая «Карманьола», которую поют и сегодня. Ее припев: «Станцуем Карманьолу! Да здравствует гром пушек!» — дает полное представление об этом времени, радостном и жестоком. На месте казни Людовика XVI, прозванного Людовиком последним, 21 января 1793 г. народ лихо отплясывал фарандолу.
Эти народные праздники, которые имели огромное воздействие на современников, были, несомненно, одним из способов борьбы с религией. В 1790 г. «Гражданское устройство духовенства» разделило верующих на тех, кто его принял, и тех, кто после протеста папы римского отказался его признать. Постепенно значительная часть духовенства перешла на сторону контрреволюции; так в глазах народа церковь стала врагом свободы.
Прежних святых сменили новые — так называемые мученики свободы, отдавшие жизнь за революцию. Среди них депутат Учредительного собрания Лепелетье де Сен-Фаржо, журналист Марат (издатель популярной газеты «Друг народа») и представитель муниципалитета Шарлье. Все трое погибли в 1793 г. от руки оппозиционеров и были особо почитаемы народом: их бюсты украшали перекрестки и площади, залы собраний и театры, к ним приносили цветы — «гражданские венки», — в их честь устраивались процессии, сочинялись гимны. Именами этих героев Республики нарекались новорожденные.
10 ноября 1793 г. в Соборе Парижской Богоматери состоялся грандиозный праздник Свободы. Роль богини разума исполняла одна из оперных примадонн. Под пение гимнов, в сопровождении кортежа из украшенных цветами колесниц, санкюлотов, детей, членов народных обществ и разных учреждений она приблизилась к подножию сооруженной на площади горы и «освободила» от цепей чернокожего раба. Атрибуты королевской власти и религиозные символы полетели в костер, вокруг которого до зари танцевали и поднимали бокалы за всеобщее братство парижане. После этого праздника Собор переименовали в Храм Разума. Новый «культ» быстро распространялся в провинции; церкви повсюду закрывали.
На этом фоне в первой половине второго года Республики (осень 1793—весна 1794 г.) по стране прокатилась волна антирелигиозных выступлений. В Париже и в сельской местности то тут, то там устраивались шутовские карнавальные шествия. Их участники, вырядившись в священнические одежды, восседая на ослах, свиньях и козлах, увешанных крестами и библиями, с миртами на головах изображали епископов и папу, подвергая жестокому осмеянию церковь и все институты власти. Они разыгрывали пантомимы, пили из потиров, шумели, возили с собой на повозках кропильницы, исповедальни, дароносицы, статуи святых, кресты, гербы своих бывших господ, скульптурные изображения лилии (символ монархии), чучела чужеземных королей и папы римского…
Вся эта причудливая поклажа гибла, в конце концов, в веселом пламени костра. Вокруг него и вокруг «дерева Свободы» танцевали фарандолу и пили вино — «святую воду республиканцев».
Эти праздники разрушения и духовного перерождения не могли не беспокоить политических лидеров страны. Они пытались как-то упорядочить подобные проявления чувств, слишком напоминавшие вакханалии. Чтобы смягчить их откровенно атеистический характер, в 1794 г. был принят закон о введении праздника «Верховного существа» (Бога). Таким образом, провозглашался как бы универсальный культ природы, торжественно объявлялось, что «французский народ признает бессмертие души». Теперь в духе педагогических принципов Руссо и его идеи социальной общности организация праздников передавалась самому народу, который участвовал в них и как зритель, и как актер. (Кстати, этими вопросами до сих пор занимается комитет народного образования Национального собрания.)
Нужно было подчеркнуть разрыв со старым, основанным на неравенстве строем и воспеть новую социальную гармонию и республиканские «добродетели»: любовь к человеку, природе и отечеству, дружбу, справедливость, а также ненависть к монархам и тиранам. Так, праздники, посвященные наиболее памятным моментам революции (например, 14 июля и 10 августа), знаменовали собой разрыв с прошлым и отмечали крупнейшие вехи создания Республики. Что касается праздников, устраивавшихся в конце каждой декады месяца по республиканскому календарю и представлявших собой своего рода республиканские «литургии», прославляющие народы Древнего Рима и Древней Греции, духовным наследником которых был объявлен французский народ, то считалось, что они утверждают новый моральный кодекс: среди них были праздники, посвященные целомудрию, истине, супружеской любви, причем все они непременно сопровождались песнями и гражданскими клятвами примерно одинакового содержания.
Вот одна из них. Ее произносили, вытянув руку по направлению к бюсту Брута (убившего Цезаря, чтобы спасти Римскую республику): «Брут, клянемся следовать твоему примеру, клянемся сохранить Республику единой и неделимой. Долой королей, долой самозванцев! Свобода или смерть!»
Эти праздники включали элементы народных традиций («дерево Свободы», костры), а также символику санкюлотов (фригийский колпак, пика), которые наполнялись политическим и социальным содержанием с неизменным акцентом на единство страны.
Так, первая годовщина народного восстания 10 августа 1792 г., завершившегося свержением монархии, отмечалась в Париже под истинно республиканским лозунгом — «Единство и Неделимость». Стремясь максимально воссоздать атмосферу памятного дня, участники праздничного шествия маршировали с оружием в руках.
В течение нескольких часов процессия следовала по украшенным гирляндами дубовых листьев улицам столицы, время от времени делая остановки: первую — у фонтана Возрождения на том месте, где стояла Бастилия; затем у триумфальной арки, воздвигнутой в честь парижанок — участниц событий 5—6 октября 1789 г., изображенных увенчанными лавровыми венками в окружении пушек. Третья остановка — на площади Революции (ныне площадь Согласия). Здесь манифестанты выпустили в небо тысячи птиц и побросали символы монархии и феодального строя в пламя огромного костра, разожженного перед изображением Свободы во фригийском колпаке с пикой в руке. Следующая остановка — перед Домом инвалидов, где была установлена огромная скульптура с дубиной и фасцией, символизирующая французский народ, раздавивший гидру аристократии. И наконец, последняя, пятая остановка — на Марсовом поле, где перед алтарем отечеству 200 тыс. парижан произнесли клятву: «Свобода, Равенство, Братство или смерть!» Праздник завершился дружеским пикником и прославлением победы революционных армий над коалицией тиранов.
Автор: Лоранс Кудар.