Ищите женщину. О роли женщины в средневековой истории.
В средневековой Франции женщина была активно встроена в систему политических событий. Но… ее фигура в политике рассматривалась как нежелательная, опасная и враждебная, почти как женщина на корабле. В итоге страх перед женщиной в политике и враждебное отношение к ней власть предержащих вылились ни много ни мало во времена Столетней войны и еще — в знаменитое пророчество: женщина будет губить Францию, а дева спасет.
Это можно связать с библейскими представлениями; женщина, прародительница Ева — сосуд греха, источник греха, а Дева Мария — спасительница, так часто и толковался этот миф. Но постепенно, изучая реалии политической жизни тогдашней Франции, я пришла вот к какому выводу. Я вовсе не хочу отвергать эту христианскую библейскую традицию: в сознании религиозных людей средневековой эпохи это было очевидно. Но думаю, что и помимо этого жизнь средневековой Франции давала немало оснований для того, чтобы этот миф легко приживался. Так сложилось, что в эпоху средневековья целая череда женщин и сыгранная ими роль — вольно или невольно — рассматривались как очевидный источник страдания и несчастья.
Начать можно, конечно, с Элеоноры Аквитанской, с ее брака с английским королем, в результате чего дивный край — Аквитания, богатый, культурный, стратегически важный — перешел к Англии. Кроме того, она родила четырех сыновей, и среди них Ричарда Львиное Сердце — непримиримого соперника французского короля. Это XII век. Но вполне возможно, что в Общественном сознании и раньше была какая-то зацепка, связанная с какой-то яркой женщиной и с ее странной пуганой судьбой, по вине которой и возникли исходные точки англо-французского соперничества, приведшего потом к уже определенно связанному с Элеонорой Аквитанской несчастью.
Историческая память средневековья — преимущественно устная, и основана она на преданиях. Все хроники начинаются со слов «рассказывают», «говорят», «думают», «было предсказано».
Самой непосредственной погубительницей, видимо, считалась королева Изабелла, Изабелла Баварская, жена несчастнейшего, психически больного Карла VI. Он правил долго: с 1380 до 1422 год, а был безумен с двадцатипятилетнего возраста, и, конечно, его долгое правление было большим несчастьем для страны, прежде всего из-за непрерывной и непременной борьбы группировок за власть, за влияние на короля. Плохой правитель, а тем более больной, невменяемый — несчастье во все времена. Для страны и для жены. А женой его была молодая, красивая королева Изабелла Баварская, принцесса из княжеского баварского рода.
Надо сказать, что во Франции, да и не только во Франции, королев не любили. Потому что почти всегда они были иностранками, так как в средние века принято было брать жену из другого царствующего рода. И это уже изначально закладывало к ней неприязнь. Стоит просмотреть историю средневековых королев, как выяснится, что все они нелюбимы. А Изабелле еще и выпала судьба быть женой больного человека, а она была молодой, по-видимому, веселой и жила нормальной, скажем так, насыщенной придворной жизнью; балы, окружение, поклонники, и молва очень быстро приписала ей развратный образ жизни. Трудно сказать, насколько основательно. Но самое главное, по общему мнению того времени, возможно, оправданному, именно она водила рукой безумного Карла VI, когда он подписывал ужасный для Франции договор 1420 года в Труа. Договор, согласно которому после его смерти французская корона должна была перейти фактически в Англию, а Франция — войти в объединенное королевство. Для Франции это была трагедия.
У них были дети. Два сына уже к тому времени умерли, а третий, дофин Карл (знаменитый дофин Жанны), был отстранен от наследования короны. Почему? Разные есть версии на этот счет, поскольку официально в договоре не названа причина. Однако народ якобы знал, так как сама Изабелла была не уверена, что этот ее сын от короля Карла VI. Так ли это? Во всяком случае, он был лишен наследства, приговорен к изгнанию, бежал на юг Франции, где создал в Буржи свой маленький двор, куда и пришла потом Жанна.
То есть роль Изабеллы Баварской как будто бы очевидна: вот она — гонительница! Значит, верно предсказание! Но когда внимательно и подробно изучаешь историю страшного англо-французского противостояния, видишь, что Элеонорой и Изабеллой дело не ограничивается и что, пожалуй, самое главное — это сложившаяся во Франции традиция — обязательно искать женщину — погубительницу.
До этой Изабеллы была другая — Изабелла Английская, в сущности, совершенно французская принцесса. Изабелла Английская — дочь Филиппа IV Красивого, французского короля, отданная замуж в Англию. В чем ее вина? Да ни в чем! Ее отдали замуж туда, в туманный Альбион, и всё. Но она — погубительница, хоть и невольная. Ведь именно она родила сына Эдуарда III (родить сына — так нормально, любить его — так естественно!) — великого завоевателя Эдуарда ІІІ, выигравшего решающее сражение начала Столетней войны, битву при Креси, человека сильного и яркого, страшного в судьбе Франции. И именно Изабелла, мать, потребовала для него французскую корону. И это понятно и… законно: Эдуард III был внуком Филиппа IV Красивого, а в 1328 году случился династический кризис — скончался последний сын Филиппа IV Карл и мужского наследника не было.
Тогда французские пэры пришли к выводу, что нельзя наследовать по женской линии, сославшись на старинную Салическую правду, и на этом основании отказали Изабелле, выражавшей интересы своего сына. И что же? Эдуард III становится завоевателем Франции. Разве не губительна ее роль? Вот и еще одна зацепочка в общественном сознании — ведь именно она предъявляла права этого страшного для судьбы Франции Эдуарда ІІІ.
Понятно, что воспринимали ее не как французскую принцессу, а как английскую королеву. Ведь принцесс замуж отдавали рано, некоторых даже в детстве, и, как мне представляется при чтении хроник и документов этой эпохи, очень быстро происходило изменение сознания: после того как принцесса отправлялась в чужую страну и вступала там в брак, ее воспринимали как проводницу политики той страны, где она оказалась. Да, ее так и называли — Изабелла Английская, но какая же она в самом деле английская?
Самым ярким моментом в этой поразительной истории мне представляется событие, связанное с осадой города Кале. Это 1347 год. Уже идет Столетняя война, уже выиграна на море битва при Слейси, уже одержана победа при Креси, и грозный Эдуард III двигается к стенам Кале, мощной укрепленной крепости на побережье. Начинается долгая десятимесячная осада города, жители страдают неимоверно. Они ждут помощи от французского короля, того самого Филиппа VI Валуа, племянника покойного Филиппа IV Красивого, которого (отвергнув права Эдуарда III) французские пэры признали королем. Но его все нет и нет. Жители держатся из последних сил.
Этот город — ворота Франции, так его называли в средневековье, его можно и сегодня так назвать. В силу самого своего расположения в самом узком месте пролива Ла-Манш он чрезвычайно важен для судьбы отношений между враждующими странами. И помимо этого Кале — морская твердыня, мощный центр торговли. Насколько он важен, всем очевидно, и жители не сдаются. Даже непонятно, откуда такой героизм и такая твердость. Они пережили зиму в осаде, они голодали, страдали, и — наконец-то! — летом появился долгожданный Филипп VI Валуа с войском. Как красочно описывают хроники это событие! Все жители города высыпали на его стены, вывесили ковры, ткани, флаги, все ликовали. Сейчас он вступит в бой и освободит их. И вдруг, потоптавшись и не вступив ни в какие бои, он разворачивается и уходит. Вот она — трагедия Кале! Потому что теперь разъяренный Эдуард III собирается предать казни лучших, самых знатных граждан города. Он требует, чтобы они вышли с веревками на шее.
Спасла их, между прочим, тоже женщина, английская королева Филиппа Генгаузская, жена Эдуарда ІІІ, пышная, очаровательная, молоденькая фламандочка, обожаемая Эдуардом III. Она очень скоро должна была родить, но, несмотря на свое состояние в этот момент, была с мужем и принимала участие в осаде. Удивительная женщина! Она на глазах у всех бросилась перед ним на колени, умоляя пощадить этих именитых горожан. Конечно, прежде всего, она думала об авторитете мужа, о том, чтобы он не прослыл беспощадным и жестоким, но как бы ни было, он их помиловал. Знаменитая роденовская скульптура связана именно с этой историей — самые богатые и уважаемые граждане города вышли с веревками на шее, готовые умереть, чтобы пощадили всех остальных и весь город.
Но чем объяснить такое странное поведение Филиппа VI? Хроники объясняют это дурными советами злой хромоногой королевы Жанны Бургундской, его жены. Трудно представить себе, что должна была сделать Жанна Бургундская, чтобы ей приписали, во-первых, такое немыслимое влияние на короля (ничего больше о ее политическом влиянии неизвестно). И во-вторых, почему именно она должна была хотеть, чтобы погиб, чтобы мучился и страдал Кале? Это объяснить нельзя. И я этот эпизод тоже объясняю традицией, жившей в народном сознании, о губительной роли женщины, женщины королевского рода, женщины-чужестранки для судьбы французского королевства.
Жанна Бургундская — тоже чужеземка. В это время Бургундия была самостоятельным государством и претендовала на эту роль долго, до времен Людовика XI, только во второй половине XV века она утратила свою самостоятельность. Но допустим, было недоверие к королевам из Англии, из Германии. Но почему из Бургундии? Разве это чужая земля? Мне думается, что здесь сложился прочный миф, который дал глубокие корни в народном сознании; хроники, на которые я ссылаюсь, это две самые простонародные хроники. Интересно, что хронист, поэт и певец рыцарства Фруасар, о таких вещах вообще не упоминает. Он увлечен описаниями сражений, подвигами рыцарей, описаниями оружия.
А вот замечательные народные хронисты. Жан Девенет, выходец из крестьянской среды, смотрит с позиций простого человека, ему близко и понятно то, что говорит народ. Или анонимный автор хроники первых четырех Валуа. По всей видимости, это горожанин, и горожанин не из отцов города, а человек весьма среднего достатка. Его в первую очередь волнует судьба простых людей — судьба каждого крестьянина, горожанина для него важна. Жан Девенет описывает, как на колокольнях сидели дети и смотрели, не появятся ли какие-нибудь банды мародеров или английский отряд, и давали сигнал крестьянам, крестьяне убегали с полей, запирались в церкви, заранее укрепленной и забаррикадированной, или в цитадели монастырской и так спасались. Именно в этих хрониках все время встречается упоминание о том, что «думали», это — что думал народ о происходящем там, при дворе, в верхах.
Очень часто народные мнения бывают верны. Как замечательно написал когда-то Пушкин: «Да, мнением народным живы, государь». Ни в коем случае не надо их отвергать. Просто каких-то абсолютно твердых фактических резонов для того, чтобы представить себе или поверить, будто Жанна Бургундская дала такой совет королю, нет. Чисто теоретически, конечно, можно выстроить такую линию — герцоги Бургундские были союзниками англичан, а Жанна действительно немного прихрамывала (хромоножка — это громко сказано), и поскольку Жанна происходит из бургундского дома, возможно, в интересах Эдуарда III, в интересах английскою войска она могла попытаться воздействовать на короля, но что же такое тогда Филипп VI? Что он собой представляет? Он же пришел в Кале не один, а с войском, и шел с целью прийти и дать сражение, взять реванш за страшное поражение при Креси. Что же произошло с ним?
Мы можем допустить, что народ вычислил возможность политического сочувствия Жанны бургундскому дому. Есть, конечно, в народном сознании много такого, что можно назвать заблуждением и темнотой, путаницей, но, тем не менее, я приближаюсь в оценке этого совокупного народного сознания к формулировке, данной моими обожаемыми фантастами Стругацкими: «Народ сер, но мудр»,— сказано в одном из их произведений.
Продолжение следует.
Автор: Наталья Басовская.