Из истории языков. Часть третья.
В середине семидесятых годов XIX века, в глухой баварской деревушке жил пятидесятилетний католический прелат по имени Иоганн Себастьян Шлейер. Однажды он услышал жалобу соседа, крестьянина-баварца: письмо, отосланное сыну в Америку, вернулось обратно, потому что надпись была малограмотной. Откуда простому крестьянину знать английский язык?
«Нужно создать единый письменный язык», — решил Шлейер. — Создать «всемирный алфавит», с помощью которого можно было бы транскрибировать, записывать все звуки всех языков мира». Эта мысль диктовалась не только чистым бескорыстием.
«Христианской Европе единый алфавит так же нужен, как и единая вера, — писал истовый католик Шлейер, публикуя проект «всемирного алфавита».
Но экзальтированный патер не остановился на этом. С каждым днем он все больше убеждался в том, что он «призван и предназначен Богом для того, чтобы дать человечеству единый язык, единую речь, что он — пророк Божий». И вот в одну бессонную ночь «откровение нисходит на него». Утром 31 марта 1879 года рождается язык «волапюк».
Грамматика этого искусственного языка не знала исключений. Слова произносились точно так же, как и писались. Ударение падало всегда на последний слог. Слова были взяты в основном из корней английских и отчасти немецких, латинских и французских слов, но эти слова были до неузнаваемости искалечены. Даже собственное имя — название Португалии — звучало на новом языке как «Бодуган».
Католическая церковь организовала новому искусственному языку великолепную рекламу. Было учреждено общество по изучению и пропаганде волапюка, затем созван специальный конгресс. С помощью церкви волапюк стал пропагандироваться в самых различных странах Европы и Америки. Общество «волапюкистов», последователей Шлейера, превратилось в своеобразный и сумбурный рыцарский орден во главе со Шлейером, который окончательно уверовал в свое божественное призвание.
Общество «волапюкистов», которое называлось почему-то «Академией волапюк», вскоре разошлось во взглядах со Шлейером (там было много серьезных ученых-лингвистов, первоначально увлекшихся идеей всеобщего языка). Шлейер объявил о роспуске «академии» и образовал новую. Он установил целую иерархию волапюкистов: присвоил звание сенаторов, правителей материков, стран, городов, мельчайших волапюкских организаций. Римский папа наградил Шлейера званием «личного камергера его святейшества». К 1889 году существовало 283 различных общества по изучению языка «волапюк», выходило 25 журналов. Свыше тысячи дипломированных учителей усердно пропагандировали новый язык. Было издано несколько сотен книг и брошюр на этом языке… А затем эпидемия волапюка стала проходить. В начале XX века движение сошло на нет.
Шлейер считал личными обидчиками тех, кто «предал» его детище. Но «предателей» становилось все больше и больше. Модное увлечение «образованных людей мира» (ибо на них был рассчитан этот язык, по словам Шлейера) прошло. В 1912 году создатель волапюка умер; сразу же после смерти была издана брошюра о его делах и жизни, — последнее печатное издание на языке «волапюк».
Гомункулусы
Мы нарочно подробно остановились на судьбе языка волапюк. Его пример характерен. «Между языками естественными и искусственными существуют коренные отличия, — писал крупнейший французский лингвист М. Бреаль, — первые наделены всеми достоинствами, а вторые лишены способности к существованию».
А ведь каких только гомункулусов не было сфабриковано за последнее время: тут и экзотические названия, вроде «блая-зимондаль» или «хабэ-абан», и «язык жестов», якобы врожденных, свойственных человеку независимо от национальности и происхождения. Тут и теория «естественного письма»: дитя всегда кричит «а», значит, звук «а» надо обозначить рисунком ребенка; овца кричит «бэ», значит, буквой «б» должно быть изображение овцы; волк воет «ву—ву», буква «в» — рисунок волка; собака лает «гав-гав», буква — «г» — рисунок собаки и т. п.
В двадцатом году прошлого века русский анархист Гордин опубликовал проект своего «числового языка ао», где писал: «Творите все анархию, говорите по-человечески, на «ао»! Бойкотируйте все естественные языки, национальные, государственные, международные!»
Надо признать, что для «творения анархии» язык «ао» был, действительно, прекрасно приспособлен. Но для человеческого общения, конечно, не пригодился, как и все остальные сотни искусственных языков.
Административным путем, по предложению госавтоинспекции можно ввести новую систему дорожной сигнализации. Ученые, работающие в области математической логики, очень часто предлагают свою систему обозначений, отличающуюся от общепринятой. Это возможно потому, что и дорожная сигнализация, и символические знаки математической логики — системы знаков искусственные, принятые по соглашению. Иное дело родной язык, который поистине «впитан вместе с молоком матери». Вот почему проекты международных языков, зачастую, несмотря на свою стройность, лаконичность и логичность, терпят заслуженный крах и забвение.
Печальная судьба языка «волапюк», которым пользовались тысячи людей, на котором издавалось 25 журналов и сотни книг, лишний раз подтверждает, что пропасть между живым языком и искусственным не менее велика, чем пропасть между живым человеком и гомункулусом, которого столь безуспешно пытались создать с помощью заклинаний средневековые алхимики.
О большинстве проектов искусственных языков знают только сами их создатели да несколько коллег-специалистов. Только один международный язык имеет в какой-то мере распространение: «международный язык доктора Эсперанто», предложенный врачом Земенгофом в Варшаве, в 1887 году. На эсперанто переводят книги, издают журналы. Но, конечно, никакой он не международный язык, тем более не «общечеловеческий» язык.
Язык и языки
Алхимики, занятые поисками философского камня, зачастую, неведомо для себя, делали блестящие химические открытия. Изобретатели вечного двигателя порой наталкивались на интересные технические находки. Даже ошибочная в своей основе мысль может привести к неожиданным открытиям. Ведь открыл же Колумб Америку, считая ее Индией!
Точно так же тщетные поиски всемирного языка приводили к любопытным, а порой и ценным находкам. Идея «алгебры мысли» привела Лейбница к тому, что в своих работах он заложил фундамент математической логики, которая, в свою очередь, оказалась фундаментом языка компьютеров. В конце XIX века, в 1897 году, был предложен проект десятичной классификации идей и понятий. Правда, он нашел свое применение не в разговорной практике людей, а… в библиотечном деле. Та классификация книг по «отраслям знаний», которой мы с вами пользуемся до сих пор — результат этой «десятичной классификации» (например, раздел б. Прикладные науки. 6. 1. Медицина б. 1. 1. Сердечнососудистые заболевания, 6. 1. 1. 7. Склерозы и т. д.)
Мысли о «языке смысла» также нашли свое применение в практике. Но только не для языка людей, а для… машинного языка. В настоящее время ученые всего мира ведут интенсивную разработку специального языка-посредника для машинного перевода. Этот язык-посредник будет действительно всемирным и международным, доступным всем… только не всем людям, а всем машинам! Ведь у машин нет своего родного «живого» языка, и они легко примут любой проект искусственного языка, только если он будет достаточно четок и логичен.
Автор: Ш. Лесовкин.