Кто поджег типографию Ивана Федорова (историческое расследование). Продолжение.
В деле остались еще обвиняемые — переписчики книг. Откуда появилось обвинение против них? Оказывается, Николай Михайлович Карамзин, знаменитый русский историк начала XIX века, впервые предположил, что причиной гибели типографии было «негодование многих грамотеев, которые жили списыванием книг церковных». Но это было только предположение. Оно не было основано ни на одном свидетельском показании и историческом факте.
А петербургский историк Б. В. Сапунов доказывает, что переписчики вообще не были противниками типографии. Ведь в России рукописная книга благополучно и мирно сосуществовала с печатной более полутора веков после Федорова. Переписчикам нечего было беспокоиться за свою судьбу — их могла тревожить разве что судьба правнуков. Ведь технология нового производства была очень сложна, тиражи на первых порах невелики. Б. В. Сапунов проанализировал цены на книги и установил, что печатная книга стоила в XVI веке дороже рукописной.
ДЕЛО ЗАКРЫТО?
Нет. Ведь свидетельства о пожаре все же есть. Значит, горела другая типография? Уже давно находили в библиотеках старопечатные книги, на которых нет никаких данных о времени и месте выхода в свет. Их так и назвали — безвыходными. Всего известно шесть таких книг. Они напечатаны гораздо менее искусно, чем федоровские. Печать неровная, строки, как говорят типографы, «не выключены» — как при печати пишущей машинки,— они разной длины.
Все старопечатные книги подражали книгам рукописным. Это и неудивительно. Первые автомобили напоминали кареты, первые кинофильмы — театральные представления, а плохие телепередачи и сегодня напоминают и кино и театр… Люди любят вливать новое вино в старые мехи. Но безвыходные издания напоминают рукописи еще в большей степени, чем федоровские. Между словами часто нет вообще интервалов — в рукописях того времени слова писали слитно. Попадаются там и целые рукописные строчки — когда строка из набора не отпечатывалась, печатники вписывали ее от руки.
Когда же печатались эти книги — до Федорова или после него? Есть факты, которые говорят: было книгопечатание на Руси до Федорова. В 1556 году Иван IV в одной из своих грамот упоминал «мастера печатных книг Марушу Нефедьева». В описи одной из церквей Коломны, составленной в 1557 году, упоминается печатная книга. Кое-что узнали и из самых безвыходных книг. На некоторых из них нашли дарственные записи, надписи владельцев. И даты: 1559 год, 1563…
ЧТО РАССКАЗАЛА БУМАГА
И наконец, бумага. Это тоже хороший свидетель. Тряпичная бумага, на которой писали и печатали книги вплоть до XIX века, изготавливалась так: бумажную массу выливали на проволочную сетку, где она и застывала. В тех местах, где бумага соприкасалась с сеткой, она была тоньше, просвечивала. Этим пользовались бумажные фабриканты, чтобы выкладывать на сетке свою фабричную марку. Так появились бумажные или водяные знаки, вроде тех, что сейчас можно увидеть на деньгах.
И вот, когда научный сотрудник Государственного Исторического музея в Москве Татьяна Николаевна Протасьева тщательно изучила бумажные знаки безвыходных изданий, выяснилось, что некоторые из них печатались в 50-х годах XVI века. Итак, ясно, что до типографии Ивана Федорова существовала в Москве еще одна типография. Мы только не знаем, кто в ней работал.
Об этой анонимной типографии мы узнали (благодаря бумаге) еще одну важную вещь. Бумага может не только сообщить дату. Изучив бумагу, на которой напечатано лучшее творение Гутенберга — его Библия,— ученые прочитали повесть о героической борьбе первого типографа с нуждой: узнали, как иссякал запас бумаги, как закупали новую маленькими партиями, как под конец работы, благодаря другим заказам, снова появилась однородная бумага. Бумага безвыходных изданий рассказала иное — она одинакова с той бумагой, на которой писались книги для самого царя. Значит, неизвестная типография, как и печатня Федорова, была государственной.
Но самое главное сказали шрифты. Шесть книг напечатаны четырьмя разными шрифтами. И ни один из них больше ни разу не встретился ни в одной из книг. Они бесследно пропали.
Итак, мы возвращаемся к пожару. Если пропали шрифты анонимной типографии, если есть к тому же сведения о пожаре какой-то типографии, то значит горела и погибла в огне именно анонимная типография. Причина пожара? Поджог или случайность? Кто сегодня ответит достоверно на этот вопрос…
Типография Федорова не горела. Но почему Иван Федоров и Петр Мстиславец оказались вынужденными покинуть родную страну и отправиться в дальние странствия? Мы читали уже, что об этом говорит сам Федоров. Говорит несколько неясно, туманно. Нет ясности и у историков. Три точки зрения. Сторонники каждой — достаточно авторитетные ученые, специалисты, немало сил отдавшие изучению истории книгопечатания.
Академик Михаил Николаевич Тихомиров еще в 1940 году предположил: Федоров и Мстиславец покинули Москву с разрешения самого царя. Как иначе могли они во время военных действий на русско-польской и русско-литовской границах с тяжелым скарбом и семьями перебраться за рубеж, увозя с собой к тому же типографское оборудование, принадлежавшее казне? Иван Грозный был заинтересован в пропаганде православия в Литве. Он старался опереться на православных магнатов в Литве, сделать их своими союзниками. Не для того ли он и разрешил типографам покинуть Московию? К тому же, говорят академик Тихомиров и его сторонники, оснований для обвинений Федорова в ереси не было: текст его книг был утвержден митрополитом.
Иная точка зрения у других исследователей. Г. И. Коляда, который специально изучал рукописные тексты тех книг, которые печатал Федоров, подметил: Федоров был не только типографом, он был редактором. Любая перемена в «священном» тексте могла вызвать обвинение в ереси, то, что утвердил один митрополит, мог посчитать ересью другой. Г. И. Коляда считает невероятным, что во время войны Иван Грозный мог дать своему мастеру разрешение на отъезд в Польшу. Как он представляет себе нелегальный отъезд за границу во время войны (хотя бы и в дни перемирия) с большим багажом? На этот вопрос он не дает ответа.
Наконец, А. С. Зернова пишет: «Вопрос об этом событии совершенно темен». Кто знает, не прояснит ли его какая-нибудь новая находка? А находки возможны.
БУКВАРЬ ИЗ ГАРВАРДА
В 1953 году в США, в библиотеке Гарвардского университета появилось новое издание. Это был букварь, отпечатанный во Львове в 1574 году. На книге стоит знак типографии Ивана Федорова. Как попало это издание в далекий Гарвард? Почему оно не было известно раньше?
Букварь… По нему раньше учились не один ученик, а один за другим, несколько поколений. Все мы помним, какой жалкий вид приобретали в конце года наши школьные учебники, несмотря на призывы учителей «беречь книгу». Удивительно ли, что федоровский букварь не сохранился на Руси? Но представим себе, что иностранец купил русский букварь, чтобы изучить русский язык (именно такой была судьба букваря из гарвардской библиотеки — на полях встречаем сделанные рукой иностранца, вероятно, итальянца, учебные упражнения). Это не проказник-мальчишка, а солидный человек, который будет беречь книгу (кстати, вузовские учебники обычно сохраняются лучше). В его семье книга будет лежать без употребления, сохраняться как память о поездке в старинный Львов (где тогда жил великий первопечатник).
Из 16 русских букварей, изданных до 1652 года, 9 сохранились только за границей. Букварь Федорова — это пока первый известный нам русский печатный букварь. Впрочем, букварем его назвать можно только условно — это, точнее, начальный учебник русского языка. Здесь и элементарная грамматика, и счет, и связные тексты. Множество издававшихся впоследствии букварей с небольшими видоизменениями повторяли его текст.
Итак, Иван Федоров — это не просто мастер. Это — просветитель, выпустивший первый учебник русского языка. Вот что означает открытие букваря из Гарварда. Кстати, и другие книги Федорова служили той же цели. По «Апостолу» и «Часовнику» — первым книгам федоровской типографии — учились грамоте еще в XIX веке, а в XVI — это были первые книги после букваря.
Прочитав эту статью, кое-кто из читателей, может быть, скажет: как же это так — если типография существовала до Федорова, какой же он первопечатник? И все-таки, мы по праву называем Ивана Федорова русским первопечатником. Мастера анонимной типографии просто владели ремеслом типографа. Федоров первый увидел в нем призвание. Безвыходная книга Федорова невозможна: для него книгопечатание — это дело жизни. И он считал своим долгом сам говорить с читателем. Послесловия и предисловия к его книгам до сих пор изучаются как литературные произведения. Не страсть к наживе, не забота о куске хлеба руководят этим замечательным человеком, а любовь к знанию и просвещению. Когда гетман Ходкевич предложил ему оставить печатное дело и пообещал подарить небольшое поместье, он без долгих колебаний предпочел спокойной жизни мелкого шляхтича полную тревог и неуверенности в завтрашнем дне судьбу мастера-типографа.
«Не пристало мне ни пахотою, ни сеянием семян сокращать время моей жизни, потому что вместо плуга я владею искусством орудий ручного труда, а вместо хлеба должен рассевать семена духовные по вселенной и всем по чину раздавать духовную эту пищу»,— писал впоследствии Федоров.
И сегодня для нас священна память об Иване Федорове — великом первопечатнике и просветителе.
Автор: В Кобрин.