Солнцепоклонники Тауантинсуйю. Продолжение.
Мы уже говорили, что Солнце было общеимперской уакой (божеством) в Тауантинсуйю. Логичнее было бы, если бы в условиях полного господства земледелия имперской уакой стала и Земля. Но этого не произошло. Хотя Пача Маме — Матери Земле в царстве сынов Солнца поклонялись повсеместно, но это поклонение, как и поклонение океану, который кормил все прибрежное население, не оформилось в общегосударственный культ. Столь странному, на наш взгляд, явлению мы не нашли убедительных объяснений. Но в имени Пача Мамы кроется еще одна и куда более сложная загадка. Как пишет крупнейший перуанский специалист по инкам Луис Э. Валькарсель, слово «пача» воспринималось индейцами не только как «земля». Им обозначались и такие понятия, как «мир», «вселенная», а также… «время». Но не просто время, а сложное символическое и в определенном смысле философское понятие «пространство-время», объединявшее в единый понятийный комплекс космическое пространство и временные циклы.
Известная перуанская исследовательница Виктория де ла Хара, изучающая много лет индейскую символику на инкских сосудах — кэро, утверждает, что ей удалось выявить символ или знак на кэро, обозначающий понятие «пача». Сама она убеждена, что это не символ, а слово, ибо знаки на кэро якобы составляют своеобразные письмена инков. Де ла Хара считает, что именно этот знак лежит в основе всех космогонических построений философов Тауантинсуйю (их называли «амаутами»). Она установила, что знак «пача» часто сочетается со знаком «анан» — «верхний». Это сочетание, по мнению де ла Хара, образует понятие «верхний мир», «небо», но не в обычном, а в мировоззренческом миропонимании. Правда, знак «анан-пача» всегда окрашен в красный цвет, что цвету неба не соответствует. Объяснения этому несоответствию, недопустимому для символики, исследовательница пока не нашла.
Несоответствие действительно имеет место, но его можно попытаться объяснить: красный цвет в символике инков вполне мог символизировать Солнце, что естественно для солнцепоклонников. Недаром на узелковом письме инков «присутствие» главного из сынов Солнца — Сапа инки отмечалось красной нитью.
Принадлежность кэро к инкской культуре сомнений не вызывает. Следовательно, расшифровка знаков на кэро означала бы «прочтение» подлинного документа сынов Солнца. Но сделать это практически невозможно, ибо символы не читаются, а лишь истолковываются.
И все же почему на кэро небо стало красным? Давайте попробуем порассуждать вместе. Солнце не могло не иметь собственного изображения в инкской символике: его видели и знали все. Не мог остаться без собственного символа и Сапа инка. Зачем же тогда, спрашивается, окрашивать знак-символ неба в цвет Солнца и инки? Не проще ли было автору «текста» поместить их персональные символы прямо на знаке «анан», чтобы показать, что он, автор, в силу неких обстоятельств собрал их вместе, дабы выразить какую-то конкретную идею? Ведь так и проще и понятнее.
Но автор «текста» так не поступил. Почему? Может быть, окрашивая синее небо в не свойственный ему красный цвет, он ставил перед собой какую-то особую задачу? Но какую?
Хозяином космического времени-пространства мог быть только сам творец и времени и пространства. Мы его знаем (а амауты знали его не хуже нас) — это Пачакамак-Виракоча. Но сыны Солнца, как нам известно, не решались коснуться его имени даже устами. Это дает нам право предположить, что еще более страшным кощунством в Тауантинсуйю могло считаться изображение этого божества. Скорее всего в инкской символике должен был отсутствовать по этой причине и знак-символ Пачакамака-Виракочи.
Однако «интересы дела» требовали фиксации этого божества на кэро. Как быть? Нужно было как-то обойти строжайший запрет, обмануть самого себя, а заодно и грозных блюстителей чистоты поступков и помыслов сынов Солнца. Легче всего такой обман достигался с помощью знака «пача». Попробуй придерись, а всем понятно («всем», конечно, надо понимать относительно: в символике на кэро разбирайся слишком узкий круг людей).
Теперь наступает принципиально важный момент: а чего, собственно, мог добиться философ-амаута, изобразивший вместе знаки «пача» и «анан», выкрашенные в красный цвет?
На первый взгляд ничего особенного, однако именно с таких «ничего особенного» обычно и начинается самая страшная «крамола». Ведь, по существу, автор «текста» соединил вместе символы двух верховных божеств инков — их отца Солнца (красный цвет) и Пачакамака-Виракочи (знак «пача»), божества реального и божества невидимого и неосязаемого.
Но такое сочетание или объединение в символах могло означать только одно — реальный шаг в сторону монотеизма! И если наши рассуждения верны, то перед нами первая и очень робкая попытка разрушить разноликий пантеон инкских божеств, чтобы от не очень послушного идолопоклонства перейти к «божественному абсолютизму», куда более соответствовавшему абсолютизму земному, то есть неограниченному деспотизму инков из Куско.
Трудно сказать, насколько инки понимали необходимость подобной реформы своих религиозных дел. Возведение Солнца в ранг обязательного верховного божества для всего царства свидетельствует в пользу того, что инки предпринимали конкретные шаги по укреплению единовластия на небе, связав его со своим собственным появлением на земле (вторая легенда о начале начал). Ведь в ту эпоху «божественное происхождение» правителя служило могучим гарантом права властвовать над людьми.
Но переход к монотеизму потребовал бы от инков отказа от реального бога Солнца в пользу неосязаемого, абстрактного бога-духа. К подобной реформе многомиллионное население Тауантинсуйю просто не было готово — об этом красноречиво говорят бесллодные попытки насаждения среди индейцев католической веры, предпринимавшиеся испанскими колонизаторами. Кроме того, реформа эта потребовала бы ломки великолепно отлаженного государственного аппарата и пересмотра всей системы повинностей и налогообложения, во многом опиравшейся на традиционное мироощущение индейцев-солнцепоклонников. Преодолеть все эти трудности правители Тауантинсуйю просто не были готовы, поскольку это зависело не от них, а от уровня развития их общества.
Но наши построения опираются не только на выдвинутую Викторией де ла Хара гипотезу. Хронист Инка Гарсиласо прямо доказывал в своих «Комментариях», что инки еще до прихода испанцев познали истинного Бога. Он делал это с благородной целью в тщетной надежде защитить индейцев от истребления вместе с ересью, носителями которой они были в глазах католических монахов. Конечно, хронист заблуждался, но допустимо, что и он заметил эту новую тенденцию и (если мы примем во внимание значение слова «пача») назвал духа-творца не Виракочей, а Пачакамаком. Вот как сам Инка Гарсиласо объясняет значение этого имени: «Пачакамак означает: тот, кто вселяет душу в мир, вселенную, а во всем подлинном значении это слово означает: тот, кто делает со вселенной то, что душа с телом».
Далее. Философы-амауты и другие ученые люди Тауантинсуйю должны были не только заботиться о том, чтобы приспособить к общественному строю, к деспотизму инков, систему существующих религиозных воззрений, но и стремиться найти в пределах этой системы или вне ее более разумное и совершенное объяснение окружавшему их реальному миру. Но поиски эти были прерваны испанским вторжением. Вот почему за первым шагом, за появлением верховного божества, не последовал второй — монотеизм. Путь к монотеизму был для инков естественным путем развития. Сегодняшним историкам это видно гораздо отчетливее, чем средневековым хронистам. Время — самое лучшее «увеличительное стекло» для подобных исследований.
Первый шаг — это всего лишь первый шаг. Язычество процветало и властвовало над умами обитателей Четырех сторон света. Храмы Куско были забиты своими, кечуанскими, и чужими идолами-богами, которых сыны Солнца умело использовали в своих политических целях. Как пишет Мариатеги, «инкская церковь больше стремилась подчинить себе богов этих народов, чем преследовать и покорять их».
Религиозный мир царства Тауантинсуйю оставался сложным, многоликим, но ясным и понятным для тех, кто его создал в попытке объяснить окружавшую человека реальность. Постепенно этот мир усложнялся, удаляясь от простого человека, пока не стал привилегией и собственностью правителей и жрецов. И тогда выяснилось, что именно он, мир религиозных воззрений, и является хранителем морали. Как пишет тот же Мариатеги, «религия кечуа была прежде всего сводом правил морали, а не метафизической концепцией». В основе этой религии находились «не непонятные никому абстракции, а всем доступные простые аллегории… Племена империи скорее верили в божественную сущность инков, чем в божественность какой-то их религии или их догматов».
Здесь уместно вспомнить, что индейцы без особого сопротивления позволяли монахам себя крестить, но, не найдя в католических догматах «простых аллегорий», возвращались к своему прежнему язычеству. Они не воспринимали «непонятные абстракции» христианства. Монахи же эту «непонятливость» индейцев считали не чем иным, как отступничеством от «истинной веры», и принимались за уничтожение еретиков.
Автор: В. Кузьмищев.