По следам Ибн-Фадлана. Часть первая.
Однажды мне пришла мысль пройти путь Ибн-Фадлана. Она заставила меня, профессионального историка, превратиться в менеджера. И раньше история, прежде всего, ассоциировалась для меня не с тишиной книгохранилищ, а с путешествиями по запискам средневековых авторов. Уже десять лет я странствую автостопом по городам и весям, пересекая пустыни и степи, в надежде лучше понять книги, написанные путешественниками. Для такого образа жизни не требуется больших средств. Конечно, не всегда мне удавалось достичь сигнальных башен Устюрта или караван-сараев в степях Казахстана, но в забытых Богом поселках я был рад общению с людьми, видевшими эти памятники. И вот три года назад, после «Записок» Ибн-Фадлана, я решил пройти путь арабского посольства из Багдада до Средней Волги. Именно эта книга, как я уже говорил, окончательно изменила мой образ жизни.
Мне приходилось бывать в местах, описываемых Ибн-Фадланом. Оазисы в Каракумах и большинство знаменитых восточных базаров расположено и сейчас там же, где они были в X веке. Глиняные купольные мавзолеи в степях Казахстана имеют ту же форму, что и тысячу лет назад. Описание свадьбы у кочевников-огузов и калыма, включавшего коня, деньги и вещи, выглядело вполне современно. Практически не изменилась зимняя одежда пастухов-киргизов (Ибн-Фадлан и его спутники, пересекая ранней весной прикаспийские степи, облачились в местную одежду, описав ее на удивление подробно). Кочевники в Устюрте сушат баранину впрок тем же способом, что и сотни лет назад. Сохранился до наших дней даже такой архаичный обычай, как гадание над чашей «чилка-лит».
Вот наблюдение Ибн-Фадлана: «Никто из купцов или кто-либо другой не может совершать омовения в присутствии кочевников, кроме как ночью, когда они его не видят. И это потому, что они гневаются и говорят: «Этот хочет нас околдовать, так как он уставился в воду». Однако это я знаю теперь, пройдя путь Ибн-Фадлана, а тогда предстоящее путешествие я воспринимал как неожиданный выход из пространства, где царят всевозможные запреты и скучные предписания.
Мне казалось, что самое трудное в этой затее — восстановить на современной карте древний маршрут. Но сложность заключалась в том, чтобы пройти его. Я пригласил в путешествие трех своих друзей. Это была настоящая игра с поиском и приключениями, но мы не ожидали, что дорога будет так жестко испытывать нас.
После Каракумов один сошел, не выдержав напряжения пути, двое других заболели дизентерией. «Путешествуя, радуешь сердце, извлекаешь выгоды, видишь разные диковины, слышишь о чудесах, осматриваешь города, беседуешь с друзьями, расширяешь образование и познания, умножаешь богатства и состояние, знакомишься с людьми и испытываешь судьбу», — так писал семьсот лет назад знаменитый поэт и шейх Саади из Шираза. Современный путешественник без преувеличения может сказать то же самое.
Считается, что со времени великих морских экспедиций эпохи Возрождения путешествия утрачивают свой магический смысл. Для общества в целом, очевидно, да, но не для тех, кто путешествует. Связь времен неразрывна, как в древности, так и сегодня, заветная цель достижима лишь в том случае, если человеку, отправившемуся на поиски иных начал, удается приблизиться к ним внутренне.
Торговые пути, служившие главными каналами распространения культуры, символизируют «единство и борьбу противоположностей» — Востока и Запада. О том, как «оживлялся» транзитный путь в X веке через Великую Степь, имеется очень важное свидетельство Ибн-Фадлана: ни один чужестранец не мог проехать через степи, не став другом одного из кочевников. В случае болезни верблюдов или нужды в деньгах купец брал у него все, в чем нуждался. Кочевник получал в подарок одежды, перец и изюм. На обратном пути купец возвращал долг. Если же он умирал в дальней дороге, то кочевник встречал караван его соплеменников и беспрепятственно забирал свою долю. Это было справедливо. Так в древности караваны всегда могли рассчитывать на помощь и поддержку, представители разных традиций и вероисповеданий находили общий язык, люди помогали людям.
Для меня этот рассказ Ибн-Фадлана во время путешествия приобрел буквальный смысл. Степи Западного Казахстана — около пятисот километров по просторам Гурьевской и Уральской областей — я проехал от кочевья к кочевью на попутных водовозах и бензовозах. В атласе автомобильных дорог здесь вообще не обозначено никаких дорог. Но «став другом одного тюрка», вернее, погостив в одной казахской семье, я «стал другом» всей степи. Мне уже не нужно было беспокоиться о проводниках, ночлеге и пище. «Степь» включила меня в традиционную систему кочевого образа жизни, предоставив свои ресурсы для выживания, и при этом потребовала соблюдения определенных ритуалов. Аналогичную ситуацию описывает Плано Карпини, посланник папы римского, семьсот лет назад странствовавший в этих местах.
Две культуры — городская и кочевая,— совершенно не схожие, существуют и сегодня. Соответственно, существуют и проблемы общения, связанные с глубинными различиями в образе жизни, восприятии мира, в обрядах и привычках жителей Города и Степи. Сегодняшний диалог между ними зависит от того, насколько мы знаем, понимаем и уважаем друг друга.
Распространенные стереотипы о диких нравах и бескультурье кочевников на то и стереотипы, чтобы избавить нас от размышлений, к великому сожалению. Но «путешествия избавляют от предрассудков», — гласит средневековая поговорка.
В деревне Балымери, на земле древнего Булгара, заканчивалось мое путешествие. Здесь с незапамятных времен существовал грандиозный курган. В 1870-х годах археологи раскопали под ним захоронение викинга в ладье. Сегодня в этой деревне можно увидеть лишь остатки некогда величественного холма. Местные жители называют его «Шелом». Сто лет назад его высота достигала десяти метров, а диаметр — около ста пятидесяти метров. Может быть, возведение именно этого кургана наблюдал Ибн-Фадлан?
Автор: А. Юрченко.