Софийская азбука
Открытие было совершенно неожиданным и случилось там, где его менее всего можно было ожидать. На протяжении последних десятилетий Институтом археологии ведется изучение надписей на стенах Киевского Софийского собора, построенного при Ярославе Мудром в 1017—1037 гг. Во время реставрационных работ, проводившихся в соборе, в алтаре Михайловского придела (то есть в запретной части храма) была обнаружена азбука, как и все софийские граффити, процарапанная по древней штукатурке.
Тщательность, с которой прочерчены буквы, их величина (высота знаков достигает 3 см) свидетельствуют, что этой надписи придавалось серьезное значение. Палеография не оставляет сомнений относительно даты ее написания в соборе — это первая половина XІ века, то есть время, близкое к сооружению самого собора. Однако сама азбука, как мы предполагаем, относится к гораздо более ранним временам.
Состав азбуки поразителен! Она состоит из 27 букв, в числе которых 23 греческие и 4 славянские: «б», «ж», «ш», «щ». Софийская азбука занимает как бы промежуточное место между греческим алфавитом и кириллицей, которая в первом (моравском) варианте имела 38 знаков, а во втором (болгарском) — 43.
Как объяснить появление подобного алфавита на стенах Софийского собора? Простым недосмотром, неполнотой, недописанностью? Вряд ли. Автор надписи выполнил ее очень тщательно. Он довел ее до конца, до самой «омеги», не упустив такие не важные для славянского письма (и применявшиеся исключительно редко) знаки, как «кси» или ту же «омегу». И в то же время оставил без внимания глухие гласные «ъ» и «ь», оба «юса», весьма важный «червь», необходимый «ук» и т. д. Думаем, такое предположение недопустимо; очевидно, эти знаки еще не существовали, когда воспроизведенная софийским книжником азбука сформировалась и была в употреблении. Они появились позже.
В самом деле, четыре славянские литеры, наинужнейшие. Без глухих гласных можно было легко обойтись: в сильной позиции (под ударением) вместо них ставили «о» или «е», в слабой вообще ничего не писалось. Можно было обойтись без «ч» или «ц», ибо эти буквы обозначают не звуки, а дифтонги («тш», «тс»). Но без «б», «ж», «ш» ни один славянский текст изобразить немыслимо.
Отсюда вытекает идея, которая на первый взгляд может показаться слишком смелой: найденная азбука является докириллической и отражает начальный этап в «устроении» славянских письмен. Ведь у нас есть все основания утверждать, что на Руси до 862 года существовала не только упорядоченная деловая документация, но и формировалась литература, поэтому естественно думать, что именно этой азбукой пользовались в то время.
Тогда не трудно понять и ее появление на стене Софийского собора. В первой половине XI века князь Ярослав Мудрый создал в столице солидный культурно-просветительный центр, в состав которого входила и первая известная на Руси библиотека. В это время, вне всякого сомнения, в Киеве сохранялись документы довладимирских лет; доказательством тому являются тексты договоров X века. Вероятно, таких официальных грамот было немало. Но кроме них, очевидно, существовали и древние книги — переводы христианской литературы, уцелевшие на протяжении языческой реакции 882—972 годов, хроникальные записи и т. д.
Необычная орфография этих документов заметно отличалась от кириллической и должна была привлекать внимание книжников и грамотеев в начале XI века. И вот, возможно, один из них реконструировал эту древнюю азбуку по текстам (а может быть, нашел ее в готовом виде в одном из древних манускриптов?) и выписал ее для памяти или с учебной целью на стене Михайловского предела в месте, недоступном для постороннего глаза.
Поиски продолжаются
Находка Софийской азбуки ставит перед исследователями новые проблемы и прежде всего — задачу отыскания текстов, выполненных древнейшим славянским алфавитом. Конечно, рассчитывать на то, что будут найдены неизвестные доселе летописные тексты IX века, не приходится. Поиски должны быть направлены, прежде всего, в область эпиграфики, особенно — древнейшей. Дело в том, что до открытия Софийской азбуки любая славянская надпись заранее предполагалась кириллической. Состав знаков, участвующих в ней, специальному анализу не подвергался. Теперь надо взглянуть на них по-иному. Прежде всего, должны привлечь внимание древнейшие надписи, выполненные (безусловно или предположительно) до 988 года. Например, уже упоминавшаяся «гороухща» или «гороушна» на гнездовской амфоре. Автор раскопок Д. Авдусин и другие исследователи, ее изучавшие, считали ее графику кириллической. К сожалению, состав надписи не дает оснований для определенных выводов. Все восемь знаков (в обоих вариантах — с «х» и «щ» или с «ш» и «н») в равной степени присущи и Софийскому алфавиту, и кириллице.
В 1946 году Б. А. Рыбаков опубликовал интереснейшую надпись из Киева. Это автограф гончара на корчаге: «бл(агодат)неша плона корнага сн(а)» (благодатнойша пол¬ная корчага сия).
Автор публикации считал надпись кириллической, но обратил внимание на орфографические странности, ей присущие. В частности, по нормам древнерусской письменности (на староболгарской основе) здесь, по крайней мере, в двух местах, должен стоять глухой гласный «ер» — в словах «плъна» и «кърьчага». Но вместо него поставлено «о». В этом же слове после «р» полагается глухой гласный «ерь», но его нет вовсе. Далее, в слове «благодатнейша» после «т» также должен значиться «ерь», а после «н» — «ять», и правильное написание слова, следовательно, будет «благодатьнша». Первый из этих знаков вообще опущен, а второй заменен на «е». Наконец, поразительно слово «корнага» вместо «корчага»: вместо «червя» — «и» восьмеричное. Форма весьма архаическая.
С точки зрения древнерусской орфографии конца X—XI веков (после 988 года), пользующейся развитой кириллицей, надпись гончара совершенно неграмотна. Но ее неграмотность, однако, оказывается весьма закономерной. Она касается только тех знаков, которых нет в Софийской азбуке: «т», «ь», «ч». Если допустить, что ремесленник пользовался именно этим алфавитом, все становится на свои места. Вполне естественно, что мастер вместо «ъ» дважды употребил «о» в сильной позиции (там, где звук реально произносим), а другой глухой гласный «ерь», стоящий в слабой позиции, вообще опустил; оправдана и замена «ъ» на «е» в безударном положении, где этот звук занимает как бы среднее место между «е» и «и»; наконец, нет ничего удивительного в выборе архаического термина «скориага» вместо «корчага», если звук «ч» не имел специального обозначения.
Первоначально надпись из киевской находки была датирована XI—XII столетием. Б. Рыбаков справедливо оспорил эту датировку, подчеркнув древние черты в палеографии граффити. Но он не видел самого черепка — в то время, когда готовилась публикация, он считался утерянным. В настоящее время он находится в экспозиции Киевского Исторического музея. Амфора, на которой сделана надпись, имеет собственную дату и точно определенное место производства. Она была изготовлена в Крыму (в Херсонесе либо в Керчи) в IX—X веках. Она ведет нас в ту среду, где читали «Евангелие и Псалтирь, русскими письменами писаны».
Развитие событий рисуется нам так. Появление древнерусской письменности было результатом длительного процесса. В I тыс. до н. э. и в I тыс. н. э. в Восточной Европе зарождались две совершенно не зависимые друг от друга письменные системы — иероглифическая на юге и фонетическая (с использованием греческой и латинской графики) — в лесостепи.
Первая под влиянием той же греческой письменности к началу средневековья оформилась в так называемое «русско-хазарское» письмо. В дальнейшем оно угасло и не оставило по себе ощутимой традиции, — кроме, быть может, литеры «ш» из древнееврейского «шин», через хазарское посредство перекочевавшей в кириллицу и глаголицу (это — единственный по-настоящему идентичный знак в обоих алфавитах).
Другая традиция оказалась более жизненной и породила «протокириллицу», как первый этап «устроения», то есть приспособления греческой графики к особенностям славянской фонетики. Графическим выражением этой стадии, как нам кажется, является Софийская азбука.
Около 863 года Кирилл изобрел глаголицу, однако этот искусственный алфавит долго не продержался из-за крайней трудности его усвоения. Через два десятилетия глаголица была трансформирована в кириллицу, с учетом не только собственно греческого алфавита, но и «протокириллицы» (то есть Софийской азбуки). Весьма вероятно, что эту работу завершил Климент Охридский, наиболее выдающийся ученик Кирилла после 886 года — не напрасно в его Житии подчеркнуто, что введенная им система письменности была проще изобретенной Кириллом.
Между тем в 882 году на Руси произошел переворот: князь Аскольд, последний представитель киевской династии Кия, был убит; началась языческая реакция, позиции христианства временно были подорваны, развернувшаяся было литературная деятельность пришла в упадок. Покуда на Руси христиане и книжники подвергались гонениям (особенно при Святославе), Болгария развернула активную работу по переводу христианских книг и созданию оригинальных произведений. Когда через столетие, при Владимире, Русь во второй раз — и уже окончательно — стала христианской страной, к ее услугам была готовая болгарская литература, хлынувшая сюда широким потоком.
В результате в нашей стране право гражданства получили и староболгарский литературный язык, и болгарская кириллическая графика. На их основе развивалась в дальнейшем вся древнерусская книжность и документалистика. Письменное наследие аскольдовых времен, сыгравшее такую выдающуюся роль на заре славянской грамотности, стало далеким преданием, постепенно угасшим в памяти потомков.
И только в тиши книгохранилищ мудрецы-книжники, роясь в древних пергаментах, находили среди них странные манускрипты с необычной орфографией и вспоминали древние, ушедшие в небытие традиции.
Авторы: М. Брайчевский, С. Высоцкий.