Махатма Ганди и упорство в истине. Часть вторая.
Ганди переосмыслил одно из самых авторитетных произведений индуизма — «Бхагавадгиту», чтобы подкрепить свой принцип ненасилия. «Бхагавадгита» — вовсе не описание битвы, это аллегорический образ сражения, это схватка сил добра и зла в душе человека — вот как трактовал он сюжет поэмы, сводящийся к описанию сомнений Арджуны перед началом сражения двух крупных родов. Арджуну. впавшего в отчаяние при виде неминуемой битвы двух родственных кланов, наставляет бог-Кришна, он говорит ему, в частности, что насилие это долг, это обязанность воина — кшатрия. Ганди трактовал это место иначе: «Верующий должен бороться без оружия и предпочесть отдать скорее свою собственную жизнь, нежели взять чужую. Я считаю себя одним из самых великих кшатриев Индии».
В качестве оправдания насильственных действий оппоненты Ганди выдвигали и другой тезис «Бхагавадгиты» — о тождественности бессмертной и неуничтожимой души человека единому вселенскому духу. Но и эти строки Ганди истолковывал по-своему: «Чтобы познать Бога, надо видеть его во всем живом, уяснить наше единство со всем творением. Это невозможно до тех пор, пока мы не откажемся от насилия». По мысли Ганди, человек — носитель божественной сущности, он силен, он могуществен, он в состоянии превозмочь все неблагие, недобрые силы и сознательно исключить насилие из своей жизни. (И даже некачественная акустика для авто (не такая как тут) не должна выводить его из душевного равновесия и тем более вызывать раздражения или гнев).
Но главным и качественно новым было то, что Ганди считал обязательным следовать ненасилию во всех сферах человеческой жизни и деятельности. Для него это был принцип жизненной ориентации, подхода к любым проблемам, в том числе и политическим. Участник сатьяграхи — а им обязан стать каждый индиец — не может предаваться гневу, должен спокойно выносить репрессии; противники могут оскорблять и мучить его — он же не вправе даже поддаваться возмущению; он не должен искать личной выгоды, он не может давать волю страху и боязни за свою жизнь — напротив, ценой собственной жизни он обязан защищать других от злобы, гнева и бесчестья. Участник сатьяграхи в процессе политической борьбы совершенствуется сам и становится образцом «истинно верующего».
Идеи Ганди были восприняты массами. Сатьяграха под его руководством потрясала страну. Религиозные понятия, привычные для широких масс, Ганди наполнил новым содержанием, которое отвечало требованиям современности. Людям была понятна индуистская символика, они поддерживали антиколониальное движение, идеологическая программа которого была сформулирована на языке переосмысленных религиозных понятий. Индийский национальный конгресс (ИНК), объединивший под лозунгами гандизма прогрессивные силы индийского общества, стал той общеиндийской партией, под руководством которой в августе 1947 года страна добилась независимости.
Известно, что в Индии существовали и существуют и другие религиозные общины — мусульман, сикхов, париев, джайнов, христиан. Если методы, средства и цели антиколониального движения подкреплялись принципами лишь одной религии — индуизма, каким образом можно было добиться единства действий всех общин (прежде всего индусов и мусульман) в освободительном движении? «Только тогда, когда индусы и мусульмане будут обращаться друг с другом как родные братья, они объединятся в истинном смысле слова, — утверждал Ганди,— и только тогда заря свободы взойдет над Индией».
Саваркар провел десять мучительных лет на Андаманских островах. Но он не был забыт в Индии, с просьбой о его освобождении выступали многие известные политические деятели, в том числе и Ганди. Ссылка была заменена тюремным заключением на континенте, а в 1924 году Саваркару разрешили поселиться неподалеку от Бомбея — без права заниматься политической деятельностью. Саваркар жил в захолустье, но он не утратил стойкость духа и не отказался от той цели, которую поставил перед собой еще в ранней юности,— борьбы за освобождение Индии.
Саваркар много писал. Его перу принадлежит около тридцати работ самых различных жанров — он описал свою жизнь на Андаманах, выпустил несколько романов, исторических сочинений. Он прекрасно владел словом. Главное, что стало занимать его в 20—30-е годы и что связало его в дальнейшем с теми, кто предстал пред судом после убийства Махатмы Ганди,— это были проблемы индусско-мусульманских отношений. В тюрьме, на стенах своей камеры Саваркар ухитрялся писать главную книгу своей жизни — «Хиндутву». Первый раз она вышла анонимно в 1923 году, потом много раз переиздавалась в Индии. И в самолете, что летел из Бомбея в Дели в январе 1948 года, Натхурам Годзе, уже готовый к убийству Ганди, снова и снова перечитывал «Хиндутву» Саваркара.
Слово «хиндутва» придумано самим автором, оно переводится примерно как «индуистичность», то есть комплекс специфически индусских черт образа жизни, культуры, права, общественных и политических институтов. Главное же в книге — определение «что такое индус». Для Саваркара это тот, «чьи предки жили в этой древней стране», тот, «в чьих жилах течет кровь этой расы», тот, для кого Индостан — «священная земля, земля наших учителей и мудрецов, паломничества и благочестия». Общность исторических судеб, традиций, социальных институтов и, главное, расовое и религиозно-культурное единство индусов отделяют их от других групп населения и превращают в нечто целое,— «индусскую нацию».
В рассуждениях Саваркара религиозное, культурное и историческое единство индусов явно преувеличено, не говоря уже о лингвистическом и расовом. Индусы и мусульмане в Северной Индии практически неотличимы; это и понятно: громадное число индусов из низших каст приняло мусульманство, но они, кроме религии, не имеют ничего общего со своими единоверцами в Южной Индии. Население страны вовсе не однородно в этническом и лингвистическом отношениях, как это утверждает Саваркар. Языки, на которых говорят индусы Севера и Юга, принадлежат к разным языковым группам — индоевропейской и дравидийской.
И все же Саваркар верно отметил, что индуизм оказывает глубокое воздействие на сознание, культуру, поведение его приверженцев. Колониальное порабощение вызвало ответную идеологическую реакцию — стремление противопоставить чужеземному угнетению ценности своего наследия.
Политический смысл отождествления понятий «нация» и «религия» заключается в том, что разобщение людей на религиозной основе несоразмерно раздувается, значение обособленности общин преувеличивается, искажается их история, абсолютизируется роль одной религии. Выдвижение идеи «индусской нации» означало теоретическое отождествление национального с религиозным, оформление идеологии общинной обособленности.
Религиозные проблемы особенно обострились после того, как Индия попала под власть британской короны. Английская администрация делала все возможное, чтобы инспирировать индусско-мусульманские конфликты, сознательно поддерживать трения и разногласия во взаимоотношениях общин. Постепенно в сознании и индусов и мусульман росло чувство взаимного недоверия, нерасположения, антипатии.
Между тем прогрессивные деятели страны всегда подчеркивали, что все жители Индии, будучи «единой нацией», «единым народом», имеют общие интересы и стремятся к свержению колониального владычества. Как общеиндийская организация, ИНК всегда заявлял, что он не связывает свою деятельность с защитой интересов какой-либо одной общины и выражает интересы всего индийского народа в целом.
Организацией, претендовавшей на роль защитника «индусской нации», стало Хинду Махасабха — Великое собрание индусов (ХМС). Образованная в 1908 году на базе нескольких общинных организаций, она окрепла и вышла на общеиндийскую арену в период обострения индусско-мусульманского конфликта. С 1937 года ее президентом стал Саваркар в этот год британские власти сняли запрет на его политическую деятельность, в 30-е и 40-е годы всю свою неуемную энергию, страсть борца и авторитет лидера Саваркар направил на то, чтобы доказать, что мусульмане якобы «никогда не считали» Индостан «своей страной, своей нацией. Для них он всегда чужая страна, страна врагов».
Достижение независимости Саваркар теперь связывал только с деятельностью одной, индусской, общины. Была ли Хинду Махасабха единственной партией, проводившей политику религиозного сепаратизма? Нет, в 1906 году появилась Мусульманская лига, объединявшая мусульман в общеиндийском масштабе и также претендовавшая на защиту лишь своих единоверцев. Постепенно в сознании и индусов и мусульман крепли идеи защиты «своей нации» от опасностей, связанных с якобы возможным доминированием другой «нации». Расхождение общин усиливалось, а в 40-х годах в «мусульманском национализме» четко оформилась идея создания Пакистана.
Тон выступлений Саваркара становится все более резким: мусульмане — это «захватчики», «чужеземцы», «пришельцы», которые претендуют на священную землю индусов. Он выдвинул лозунг «Неделимая Индия!».
Махатме Ганди пришлось столкнуться с серьезной проблемой: методы, средства и цели антиколониальной борьбы он подкреплял принципами лишь одной религии — индуизма. Важно было найти религиозное обоснование необходимости единения всех жителей страны.
Прежде всего, в комплекс правил поведения каждого индуса Ганди включил принцип равного уважения всех вероисповеданий. «Все религии — это ветви одного и того же дерева,— утверждал он,— все они пути к одной и той же истине». Он неустанно подчеркивал то общее, что сближало членов разных общин, обращал внимание на общность исторических судеб. Ганди призывал руководствоваться принципом ненасилия в отношениях к мусульманам и настаивал на том, чтобы индусы (община большинства) показывали образцы сдержанности, великодушия и доброжелательности по отношению к мусульманам.
Свое понимание проблемы «нация — религия» Ганди раскрыл еще в брошюре «Хинд сварадж». Он не стремился, как Саваркар или идеологи «мусульманского национализма», теоретически обосновывать соотношение этих двух понятий, он подчеркивал лишь, что индийцы были нацией задолго до прихода британских завоевателей и поныне образуют одну нацию, хотя жители страны и исповедуют разные религии. «Индусам нужен сварадж (независимость), а не хинду радж (индусская государственность)», — говорил он сторонникам «индусского национализма».
Ни Саваркар, ни Ганди не желали образования двух самостоятельных государств — мусульманского Пакистана и индусской Индии. И все же будущая Индия каждому из них виделась по-разному. «Мы не должны бороться и умирать за сварадж, если он будет достигнут за счет хиндутвы,— заявлял Саваркар. — Для индусов независимость Индостана приобретет смысл только тогда, когда утвердится хиндутва — их религиозное, расовое и культурное единство».
Автор: О. Мезенцева.