Любовные письма Мазепы
Историки, раскапывающие частную жизнь великих людей, чтобы лучше понять их индивидуальность, иногда берут лишние хлопоты на свою голову. Даже гении часто не отличаются в своей рутине от обычных смертных своими слабостями, мыслями и чувствами. Казалось бы, что такие минуты, как порывы любви бросают на великих людей выемочное сияние, поднимая их на пьедестал философов и героев. Но если бы воины Цезаря увидели его поведение с Клеопатрой или гренадеры Наполеона его спазмы, когда тот ждал Жозефину – кто знает, не потеряли бы веру в силу своих предводителей.Любовные письма Мазепы! На сам звук этих трех слов представляем себе литературу в стиле Казановы.
И действительно, письма, оставшиеся нам от Ивана Мазепы – удивляют нас своей непосредственностью и чистой лирикой, словно вышли из под руки влюбленного подростка. Иногда нужно прожить целую жизнь полную страстей, чтобы дойти до классической простоты в выражении и в чувствах. Государственный муж, который берет перо, только в общечеловеческих делах не должен быть поэтом и все-таки лучше, когда он не зовет Музу напрасно.
Любовь – одно из самых глубоких источников художественного творчества. А одновременно любовные письма великих творцов редко имеют в себе дыхание их индивидуальности. Если кто из читателей будет когда-то в руках держать стопку таких писем, пусть сравнит Вольтера с Клайстом, Пушкина с Гете, Браунинга с Уго Фоскольо, Диккенса с Кьеркегором или Бальзака с Гейне… все они, можно сказать, затирают все черты своего “я” перед образом той, которую превозносят, которой повинуются, которой нашептывают слова приятные именно для нее, для нее единственной и для никого более.
На 60-том году жизни случилась Мазепе мало оригинальная история: влюбился в молодую девушку. Психофизиология вот-вот найдет бациллы, являющиеся причиной этой нередкой болезни в так называемом «опасном возрасте». Мазепа имел счастье с женщинами. Мотря Кочубеевна вместо того, чтобы высмеять его или напомнить ему его возраст, ответила таким же чувством. Мазепа послал сватов. Уже раньше он встречался тайно с Мотрей. Кочубеи отвергли признание Мазепы с негодованием; Мазепа был стар, а Мотря к тому же являлась его крестницей. Дома начали обращаться с Мотрей жестоко, тогда она сбежала к Мазепе, думая, что этим принудит его к решительному шагу.
Историки говорят, что Мазепа тогда смотрел одним глазом на “общественное мнение”, а вторым на царское правительство, – с обоими считался, потому как Кочубей «имел влияния». И как бы не любил Мотрю, и хотя она должно быть его убеждала, что ее мать дома не подарит ей такого позорного бегства, все-таки скребя сердцем, отправил ее домой. Сколько в этой поведении Мазепы было чисто политических обзоров и сколько чисто-личных мотивов, каждый волен догадываться в зависимости от того, как изображает себе его психологический портрет. Но довольно пустых разговоров, лучше послушаем два первых письма:
“Мое сердце, мой цветок ! Сердечно на оное болею, что недалеко от меня едешь, а я не могу глазки твои и личика беленького увидеть, через сие письмечко кланяюсь, все части тела целую любезно “.
“Мое сердце! Опечалился я, услышав от девушки (служанки) слово, что Ваша Милость плохо про меня думает, что В. М. при себе не стало, но отослал домой. Уважь сама, чтобы из того выросло. Первое: чтобы твои родственники по всему миру раструбили: что взял у нас дочь ночью шумом и держит у себя вместо наложницы. Вторая причина: что держа В. М. у себя, я бы не мог ни в коей мере выдержать, да и В. М. так же; вынуждены бы мы с тобой жить так, как супруги, а потом пришло бы не благословение от церкви и клятву, чтобы нам с тобой не жить. Где б я тогда Вас дел и мне бы через оное М. сожалению, чтобы потом на меня не плакала “.
После простой лирики без лишних прикрас, приходят во втором письме дипломатические нюансы; что ни предложение – то новый аргумент: родственники, мир, церковь и собственное сердце. Неизвестно, чего Мазепа боялся больше Кочубея или себя самого. На всякий случай он исповедуется Мотре в своих слабостях. Признаться женщине, что мы не полные своей силы воли, когда останемся с ней наедине, это часто одна из крупнейших лестей для нее и одна из самых сладких самообманов для нас. Между тем Мотря была разочарована. Мазепа чувствует, что между ними нарастает непонимание и хотел бы его выяснить:
“Моя сердечная любовь! Прошу и весьма прошу, раз со мной увидеться для устного разговора. Когда меня любишь, не забывай же, когда не любишь – не поминай же. Вспомни мои слова, что любить обещала, на что мне и рученьку белую дала. И повторно, и постократно прошу, назнач хоть на одну минуту, когда есть с собой увидится для общего блага нашего, на которое сама раньше согласие свое дала. А прежде чем это будет, пришли ожерелье с шеи своей, прошу “.
Видимо, это письмо не помогло или Мазепа не имел терпения ждать ответа, поэтому посылает новое:
“Мое сердечко! Уже ты меня изсушила красным своим лицом и своими обетами. Посылаю теперь Вашей Милости Меланку, чтобы обо всем розмовилася, а В. М. не берегись ее ни в чем, потому что есть верная В. М. и мне во всем. Прошу и сильно за ножки М., милую, обняв, прошу не откладывай своего обета “.
И как бы после этого не дошло до встречи, Мазепа начинал свою лирику заново:
“Мое сердце любимое! Сама знаешь, как сердечно, безумно люблю В. М. и еще никого на свете не любил так. Мой бы оное счастье и радость было, чтобы пусть ехала и жила у меня; только я считал, какой конец из этого может быть, а главное при такой злости и упорства твоих родственников. Прошу, моя милая, не отменяйся ни в чем, как уже непоеднократ слово свое и рученьку дала вот, а я взаимно, пока жив буду, тебя не забуду “.
Как видим, Мотря сообщала Мазепе, что мама издевается над ней и бьет ее. Кочубей тоже должен был помогать хотя бы бранью. Мазепа пересылает лаконичную записку:
“Мое сердце! Не имея сведения о поведении В. М., – или уже перестали М. мучить и пытать, – теперь уезжая на неделю на определенные места, посылаю В. М. вместо выездного (подарок по случаю отъезда) через Карпа, что прошу благодарственно принять, а меня в непременной любви своей прятать “.
На письмах нет дат и не знаем, как долго длилась та самая атмосфера в доме Кочубеев; атмосфера бури не сменяется:
“Мое сердце! Тяжело болею на тое, что сам не могу с В. М. широко поговорить, что за отраду В. М. в нынешней печали поступить. Чего В. М. по мне нуждаешься, скажи этой девушке. В остатке, когда они, проклятии твои, тебя сторонятся, – иди в монастырь, а я знал, что в то время с В. М. поступать. Чего надо – еще раз прошу сообщить мне В. М. “.
Советовать любимой девушке, чтобы убежала в монастырь – таки немного седовласый совет. Родственники Мотри прогоняют из ее головы (и сердца) любовь очень болезненными аргументами, а Мазепа и дальше только составляет поэзии в прозе:
“Моя сердечно любимая! Тяжело задумался я, услышав, что тая палачка не перестает М. мучить, как и вчера тое учинила. Я сам не знаю, что с ней, гадиной, делать. То беда, что с В. М. подходящего нет времени обо всем переговорить. Более от жалости не могу писать, только оное, что что-нибудь произойдет, я пока жив буду, тебя сердечно любить и желать всего добра не перестану, и повторно писать не перестану, назло моим и твоим врагам “.
Мазепа не находит совета ни для Мотри, как она защищаться должна, ни для себя, как ее увидеть. Во всяком случае, общественные дела не дают ему времени обдумывать стратегические планы для освобождения Мотри. А потом – еще бы: прежде всего – возраст. Мужчина на 60-м году жизни не торопится – обдумывает, оставляет не одну вещь времени. Именно тогда, когда влюбленная девушка добавила бы времени крыльев своей тоски. Мотря ждала от Мазепы решимости героя и тактичности дипломата, ожидала не только напрасно, но прежде всего слишком долго. Приходит кризис.
“Моя сердечная любимая! Вижу, что В. М. во всем отменилась своей любовью давней ко мне. Как себе знаешь, воля твоя, делай, что хочешь. Будешь потом того сожалеть. Вспомни только слова свои, под клятвой мне данные, в то время, когда выходила ты из покоя каменного от меня, когда я дал тебе кольцо бриллиантовое, над которым лучшего, дорогого у себя не имею: «что ни крути, так будет, а любовь между нами не отменится ».
Угрозы и диалектика родственников Мотри вероятно укрепили ее сомнения относительно “жестких” намерений Мазепы. Мотря пожалуй сбрасывала вину на родственников, но просила оставить их и ее в покое.
“Мое сердце! Пусть того Бог того с душой разлучит, кто нас разлучает. Знал бы я, как над врагами отомстить, только ты мне руки связала. Я с большой сердечной тоской жду от В. М. сведений, а в каком деле, сама знаешь. Поэтому весьма прошу, дай мне быстрый ответ на это есть мое писание, милая “.
Ответ наверное был невеселым и категоричным.
“Моя сердечно любимая, милая, найлюбезнишая Мотронько! Вперед смерти на себя надеялся, чем таковой в сердце вашей отмены. Вспомни только на слова, вспомни на свою клятву, вспомни на свои рученьки, которые мне не раз давала: и мне – хоть будешь со мной, хоть не будешь – до смерти любить обещала, вспомни на остаток любезно нашу беседу, когда ты бывала у меня на покоях. Пусть Бог ложного наказывает, а я – хоть любишь, хоть не любишь – до смерти тебя, согласно слову своего, любить и сердечно любить не перестану, назло моим врагам. Прошу и очень, мое сердечко, каким ни будь способом увидься со мной: что должна В. М. дальше делать. Уже больше не буду врагам своим терпеть, конечную месть сделаю, а какую, сама увидишь. Счастливее мои письма, в ручках твоих бывают, чем мои бедные глаза, что тебя не осматривают “.
Это была последняя крупная любовь Мазепы. “Любовь – объясняет Петер Альтенберг – значит по сути: несчастная любовь”. Мотря впоследствии выходит замуж за молодого. Счастливо или нет? Этим уже история не интересуется …
Письма Мотри пропали. Кочубей не приложил их русскому царю как доказательства Мазепиных затей. Не сохранился также портрет Мотри. Знаем только, что Мазепа за бриллиантовый перстень получил от Мотри на собственное желание пряжу волос и … вышитую рубашку.
Автор: М. Рудницкий.