Убить короля… Продолжение.
Соблюдение правильных, справедливых форм поведения, в том числе в щекотливых обстоятельствах убийства, вообще занимало важное место в нормативах поведения и сознании народа. Но это были общие нормативы. Наряду с ними существовали и особые «правила об убийстве государя», характер и самая выработка которых может рассматриваться как результат, с одной стороны, достаточно частых цареубийств, с другой же — отношений между монархом и народом.
Дело в том, что хотя король был «над» народом, между ним и простыми людьми еще долго сохранялась тесная обратная связь. Эта близость проявлялась не только в том, что король сражался и погибал, пировал и охотился, торговал и грабил вместе со своими воинами. Главное — власть монарха в Скандинавии еще долго, во всяком случае, до второй половины XIV века, была ограничена в областях-ландах знатью и идущими за ней бондами при помощи народного собрания — ландстинга. Народ требовал соблюдения своих обычаев и традиций в каждом ланде.
Более того, процедуру провозглашения и утверждения на избирательном тинге не мог обойти ни один претендент на трон, будь то даже наследный принц. Присутствующие на тинге выборщики «в согласии с древними законами» утверждали кандидатуру и клялись королю, что «страна его и они его подданные». «Он был конунгом с согласия всего народа»,— подчеркивает «Сага о Сверрире», а Сверрир — норвежский повстанец и самозванец. Таким образом, лишь избрание народом придает власти конунга законность.
Хотя, конечно, в эпоху средневековья (как, впрочем, и в последующие времена) народ — понятие неоднозначное. В Скандинавии, когда король обращался к своим подданным, он перечислял, обычно в известной последовательности, такие сословия и группы: члены Государственного совета и рыцари, епископы и другие церковные господа, клирики, дворяне, «жители наших торговых городов» (иногда еще отдельно купцы) и, наконец, «общины», то есть бонды.
Очевидно, что народ — это всегда самодеятельное население, те, кто «самостоятельны», «сами себя обеспечивают» и в состоянии нести обязательства перед государством: воинскую службу либо тягло. Это достаточные домохозяева, в абсолютном большинстве владевшие землей. Именно с ними-то и имел дело король, одновременно опираясь на них и противоборствуя, лавируя между их враждующими группировками.
А народ требовал от короля соблюдения, во-первых, своих «свобод», прежде всего — обычаев в сфере налогов и вообще поборов, и, во-вторых — законности и справедливости, что, по представлениям того времени, было одно и то же. Нарушение этих принципов с незапамятных времен считалось основанием для неподчинения государю. Это был старинный принцип германского обычного права, сформировавшийся еще в условиях племенной жизни, на основе отношений между вождем и свободными соплеменниками. Король, действия которого наносили вред обществу, мог быть изгнан или убит.
Именно этот принцип стал универсальным для политической культуры западного средневековья, одной из правовых основ эпохи, ее вкладом в гражданское сознание западного мира. Из него следует, что государя и подданных связывает система прав и обязанностей. Государь имеет право на власть и повинности подданных постольку, поскольку выполняет свой долг: заботится о благе подданных и повинуется закону, который выше его, ибо установлен Богом. Народ обязан повиноваться государю, содержать и поддерживать его, но имеет право защищаться от его неправедных действий. Бонды считали не только несправедливостью, но прямым беззаконием превращение добровольных даней королю и его дружине в обязательные подати.
Харальд Прекрасноволосый, подчинив Норвегию, ввел постоянные подати, что, по мнению бондов, означало «отнятие их наследственных и полных прав на землю». Один из внуков Харальда — Гудред, известный своими поборами, был (подобно киевскому князю Игорю, потомку скандинава-викинга) убит во время сбора дани-подати в одной из областей.
При этом народ добивался справедливости от правителей все теми же насильственными способами: в ответ на коварство и неправедные действия бонды считали себя вправе поднять мятеж, сместить или изгнать виновного, по их мнению, государя и нередко — лишить его жизни. И такое убийство считалось «справедливым».
Итак, в обществе существовали определенные представления о праве и справедливости, нормы отношений народа к государю, государя — к народу. Эти нормативы не были реальными, действующими, но они активно использовались каждой группой общества для оправдания своих действий или как предлог для их совершения. «Нарушение закона», «нарушение обычая»; пренебрежение тем, что «было издревле»; отрицательные определения правителя типа «дерзкий», «заносчивый», «злой», «гордый» — эти выражения давались именно потому, что существовали некие идеальные нормы, и нарушение их часто служило оправданием мятежа или убийства короля.
Существовало еще одно определение «законного» или «справедливого» убийства государя его подданными. Оно также базировалось на представлении о неразрывной связи короля и народа, но лежало в области верований, а не в сфере правовых отношений.
А Северная (как и Восточная) Европа была языческой очень долго. Еще и в XIII веке почитались священные камни и деревья, соблюдались излюбленные языческие обряды и праздники.
Король считался олицетворением и носителем судьбы, он «фортуна» — удача племени, народа, страны; судьбоносные свойства — часть достоинств правителя. А судьба, вера в нее играет очень большую роль в представлениях скандинавов. Но судьба — не предначертание, на нее можно влиять, ее можно ухудшать или исправлять, и вот тут-то очень важное, подчас решающее значение получают роль и действия государя. Если на пиру сам король совершает возлияния или во время праздника приносит жертвы, удача его народа возрастает. В сагах и скальдических песнях короля называют «приносящий урожай», «приносящий счастье».
С верой в судьбу и возможности ее улучшения было связано и ритуальное убийство государя. Приношение жертв, в том числе человеческих, в древности входило в ритуал улучшения судьбы. В древнем языческом центре шведов (Старой) Упсале еще в X—XI веках ежегодно во время религиозных праздников приносили кровавые жертвы, в том числе человеческие.
Только в XII—XIII столетиях в скандинавских странах были кодифицированы областные законы с их разделами о правах короля и отступлением родовых обычаев перед утверждающимся феодализмом. В ряде областных законов Швеции — Вестгеталаге, Уплавдслаге и Хельсингелаге — мятеж против короля карается лишением жизни и конфискацией всего имущества в пользу короля. В документе от 1279 года употребляется: тезис о «королевском величестве», его особой святости и неприкосновенности; даже нападение на должностных лиц короля рассматривается как «оскорбление величества».
Новые правовые нормы, религиозные и бытовые ритуалы все более распространялись, и это был явный признак изменявшихся общественных отношений. Но нередко новый облик скрывал старый (или чуть перетолкованный старый) обряд или представления, подчас привычные их формы сохранялись вообще почти без изменений, сосуществуя с новыми. Во всяком случае, «Хроника Эрика» позволяет увидеть, что в течение всего ХІІІ и первой четверти XIV столетий вера в божий промысел сочетается с верой в судьбу-удачу. Учение о душе, новое представление о загробной жизни и отказ убийце в церковном погребении не останавливали убийства и кровную месть, а цареубийство все еще играло роль в спорах из-за власти.
Но уже с XIV века, по мере того как в Западной Европе складывалось правовое общество и утверждались христианские догматы, цареубийство в нравственно-правовых категориях все тверже расценивалось как преступление — и преступление не только против земного воплощения и олицетворения верховной власти, но и против личности.
Автор: Аделаида Сванидзе.