История русской усадьбы. Часть первая.

Дома косые, двухэтажные,
И тут же рига, скотный двор,
Где у корыта гуси важные
Ведут немолчный разговор

В садах настурции и розаны,
В прудах зацветших караси, —
Усадьбы старые разбросаны
-По всей таинственной Руси.

Эти строки стихотворения «Старые усадьбы» были написаны Николаем Степановичем Гумилевым в годы Первой мировой войны. Тогда еще сельская Россия была страной усадеб, — может быть, уже погибших или обреченных на смерть, но пока существовавших. Десятки тысяч русских усадеб исчезли в течение прошлого 20-го века, не всегда оставив по себе хоть какой-нибудь след. Сколько их осталось? Нетронутыми — ни одной. Восстановленными полностью — с оговорками можно сказать — несколько. От числа существовавших на рубеже столетия помещичьих домов — примерно одна сотая часть. И тем не менее у нас нет оснований говорить о бесследной гибели русской усадебной культуры. Напротив, ее черты на многие века вперед вошли в кровь российских интеллигентов: прекраснодушие и безалаберность, любовь к природе и лень, возможность жить мечтой как бы во сне тихого летнего дня.

И трудно отрешиться от какого-то родственного почти чувства, когда попадаешь в усадьбу, дух которой чудом сохранился, в такую, как Абрамцево или Карабиха, или особенно, если оказываешься в Муранове, среди вещей, помнящих Тютчевых и Баратынских.

Кто из нас не мог бы повторить с полной искренностью применительно к своему мироощущению слова Ивана Алексеевича Бунина, которыми он начинает «Жизнь Арсеньева»: «Я родился полвека тому назад, в средней России, в деревне, в отцовской усадьбе. У нас нет чувства своего начала и конца. И очень жаль, что мне сказали, когда именно я родился». Кажется, во многих из нас «усадебное время» еще продолжает длиться, во всяком случае, я не знаю человека, который бы не согласился с легкостью перенестись в деревню, «в освещенную предосенним солнцем комнату» и ощутить солнечный «сухой блеск над косогором, видным в окно, на юг…». И не думаю, чтобы удалось сегодня найти среди нас тех, кто отказался бы родиться помещиком в прежней России. Меня всегда занимал вопрос, какой же период выбрать для счастливой жизни, если бы такое превращение оказалось возможным. XVIII или XIX век? В какое время было бы лучше перенестись навсегда — в годы молодости или зрелости русской усадьбы, а может быть — в предсмертный период ее культуры?

Если об этом задуматься, то оказывается, что выбор не так уж велик: жизнь русской усадьбы в своем «классическом выражении» была слишком коротка. Она началась в 1762 году после опубликования Петром III манифеста о «вольности дворянства» и стала быстро перерождаться после издания другого манифеста Александром II — через девяносто девять лет — в 1861 году, об «освобождении крестьян». Всего лишь век. Страшно мало для возникновения законченного типа культуры со своими особенными формами жизни, психологии, системой привычек, архитектурой, типом ландшафта. Конечно, этому предшествовала длительная предыстория, шедшая от боярских вотчин к дворянским поместьям XVI и XVII веков. Но хозяева не могли жить постоянно в своих усадьбах, обремененные обязательствами воинской службы, за которую сами они или их предки получали землю и крестьян. Так продолжалось вплоть до середины XVIII столетия.

Об этом времени Андрей Тимофеевич Болотов вспоминал: «… правду сказать, и околодок наш был тогда так пуст, что никого из хороших и богатых соседей вблизости к нам не было. Тогдашние времена были не таковы, как нынешние (1789 г.); такого великого множества дворянских домов, с повсюду живущими в них хозяевами, как ныне, тогда нигде не было: все дворянство находилось тогда в военной службе, а в деревнях живали одни только престарелые старики… или за болезнями и дряхлостью, по какому-нибудь особливому случаю оставленные…»

Обстановка усадебной жизни тогда были самая скромная и по всей России почти одна и та же. «… Хоромы наши были маленькие… обыкновение тогдашних времен приносило то с собою, что состояли они по большой части в пустых и нежилых покоях. Например, было в них двое превеликих сеней, из которых… были передние совсем пусты, а в задних был только один ход наверх… Из сеней… был вход в переднюю, или, по-нынешнему, залу… все украшение ее состояло в образах простых и в киотах… Как окошки были небольшие… то царствовала в сей комнате сущая темнота. За ней следовала… самая та комната, которая была у матери моей и гостиною, и столовою, и спальней, и жилою… Что принадлежит до мебелей, то нынешних соф, канапе, кресел, тамбуров, комодов, ломберных и других разноманерных столиков и прочего тому подобного тогда еще не было в обыкновении, гладенькие и чистенькие лавочки вокруг стен и много-много полдюженки, стульев…»

Еще поразительно описание расположения усадебного дома: «Каковы были хоромы, таково было и место, на котором они стояли. Неизвестно уже мне, кто из предков моих выбрал впервые оное, только то знаю, что оно было худшее из всей усадьбы, а наилучшие места были заняты огородами и скотными дворами. Но и сему дивиться не можно: в старину было у нас обыкновение такое, чтоб дома нарочито прятать и становить их в таких местах, что из них никогда вдаль не было видно…». Тут Андрей Тимофеевич ошибается: не для того ставились усадьбы в укромных местах, чтобы из них ничего видно не было. Предпочиталось, чтобы их не видели издали, эта традиция, еще средневековая, была вызвана к жизни опасением случайных набегов. Города русские ставили на видных местах, а усадьбы по возможности скрытно.

Вскоре все изменилось, в том числе и это, усадебные дома встали в самых выигрышных точках. Дворянские свободы рождал сам ход истории, а вместе с ними возникла и новая жизнь усадеб. Тысячи дворян, вскоре оставивших службу, могли бы повторить вслед за Болотовым: «Я расскажу вам, как по приезде из службы в отставку обостроживался я в маленьком своем домике, как учился хозяйничать и привыкал к сельской экономии, поправлял и приводил в лучшее состояние свое домоводство, как познакомливался с своими соседями… потом женился, нажил себе детей, построил дом новый, завел сады… чем веселился…»

То же происходило во второй половине 1760-х и в 1770-х годах во всех центральных губерниях России, где издавна существовали поместья. Прошло время сельской пустоты, и дворянское общество стало многолюдным. Несмотря на приятности бесчисленных праздников, помногу дней отмечавшиеся именины, рождения, сговоры, свадьбы, невзирая на охоты и рыбные ловли, после которых отправлялись к ближнему соседу на уху, не всем было вольготно в новых условиях. «Тесно стало моему дедушке жить в Симбирской губернии, в родовой отчине своей, жалованной предкам его от царей Московских» — начинает Сергей Тимофеевич Аксаков свою «Семейную хронику». Быстро в конце XVIII века стали распространяться усадьбы на восток европейской России, даже на Урал, возникая при богатых заводах, в Украину, где Екатерина II жаловала своим приближенным, генералам и офицерам победоносных тогда российских войск обширные земли, в Белоруссию, где раздавались огромные поместья после раздела Польши.

На всем этом гигантском пространстве стала возникать цельная и однородная культура, создавшая, несмотря на разнообразие личностей и местностей, единую архитектуру и характерный ландшафт. Свои «классические формы» она приобрела в течение последней четверти XVIII и в первую треть XIX века. Многие еще жили по-старому, в поставленных подле небольшой реки деревянных хоромах, разделенных на две части сенями, окруженных службами, стоявшими на большом не очень-то чистом дворе, куда коровы и овцы нередко могли зайти, и где в летнее время за вынесенным из дома столом устраивались у крыльца чаепития. Молодым хозяевам, приезжавшим, «так сказать из большого света», могло показаться старое жилье «и малым-то, и дурным, и тюрьма-тюрьмой», по словам Болотова. Тон в усадебной жизни с 1780-х годов стало задавать «столичное великолепие», соединенное с «сельской свободой».

Отдельно следует упомянуть вопросы освещения в старинных русских усадьбах. Разумеется, жители 19-го века не могли пользоваться такими полезными изобретениями современности как светодиодные светильники (вроде таких), поэтому приходилось освещать жилье большим количеством свечей, а так как свечи в те времена были немного дорогими, то их тоже старались экономить, и чтоб не жечь понапрасну – просто рано ложились спать, но зато и рано вставали, благо работы по хозяйству всегда хватало.

Автор: Дмитрий Швидковский