Два столетия Михайловского замка. Часть первая.

Пустынный памятник тирана / Забвенью брошенный дворец… С легкой руки Пушкина для многих поколений Михайловский замок имел только этот образ.

Уже достаточно давно историки Михайловского замка пытаются— разгадать его тайны, восстановить историческую справедливость по отношению к ценнейшему памятнику русской культуры конца XVIII века, а с недавнего времени — вернуть из небытия уникальный ансамбль его былого художественного убранства. В начале XVIII века, на том месте, где возвышается Михайловский замок, находилась небольшая деревушка, принадлежавшая шведскому майору Конау, владевшему всей территорией между Фонтанкой (тогда Безымянным Ериком) и Невою. В этом районе был разбит Летний сад, построен Летний дворец Петра I, а чуть позже разведены второй и третий Летние сады, тянувшиеся до проходившей через центр молодого города «Невской перспективы».

На этой территории архитектор Ф.-Б.Растрелли построил в царствование Елизаветы Петровны светло-розовое с белыми резными наличниками здание Летнего дворца императрицы с обилием парадных залов для любимых ею балов и приемов. Именно сюда великий князь Петр Федорович привез после венца свою молодую супругу, и именно здесь 20 сентября 1754 года родился их сын, будущий император Павел I. Это место он любил. С елизаветинским дворцом у юного цесаревича были связаны воспоминания детства; здесь всегда ждали любимые детские удовольствия, и, пожалуй, только в этих стенах окружала его та редкая обстановка любви и добра, в которую ему не суждено было вернуться на протяжении всей последующей жизни.

Сразу же после смерти матери, 19 ноября 1796 года, новый император приказал образовать комиссию по перестройке заметно обветшавшего Летнего дворца, а днем позже переименовал его в «Михайловский». 27 ноября последовал указ о сооружении на этом месте нового Михайловского замка, Павел потребовал «употребить все возможные способы» для быстрого строительства здания, в котором должна была воплотиться его призрачная мечта о собственном замке-крепости, надежной защите от превратностей судьбы.

Стараясь оправдать в глазах общества уничтожение построенного с отменным вкусом растреллиевского дворца и огромные траты на возведение нового, Павел, скорее всего сам, способствовал созданию романтической легенды рождения идеи Михайловского замка. По преданию, часовому, стоявшему в карауле у Летнего дворца, однажды явился архангел Михаил в золотом сиянии и приказал на этом месте построить дворец и храм в его честь. Когда утром о чудесном видении доложили императору, он твердо и спокойно произнес: «Мне известно желание архангела Михаила. Воля его будет исполнена…

К столице потянулись сотни подвод, груженные строительными материалами. Днем и ночью горели костры вокруг будущей резиденции, и в пламени и дыму поднималась величественная громада странного непетербургского красноватого цвета, который, по другому преданию, был цветом лайковых перчаток фаворитки императора Анны Гагариной, оброненных ею на придворном балу.

Та самая Анна Гагарина.

Природный камень — мрамор и гранит, порфир и яшма, малахит и лазурит во многом придали Михайловскому замку неповторимый облик каменной твердыни власти.
Интерес к камню Павел унаследовал у своего великого прадеда, начавшего добычу самоцветов по всей стране и незадолго до смерти основавшего первую в России Петергофскую гранильную фабрику. К моменту начала строительства Михайловского замка отечественная камнедобывающая и камнеобрабатывающая промышленности уже находились на достаточно высоком уровне. Монолитные архитектурные детали, высеченные из твердых пород камня лестницы и балюстрады, колонны и камины, вазы и столешницы уже не были редкостью в интерьерах столичных дворцов. Еще в 1757 году в Карелии близ деревень Тивдия и Рускеала были открыты новые месторождения мраморов, качество которых не уступало лучшим сортам итальянского. Эти мраморные ломки по высочайшему повелению были переданы в ведение архитектора-итальянца Винченцо Бренны, и должны были полностью обеспечить материалами сооружение Михайловского замка.

Как некогда Петр I, остановивший каменное строительство по всей России ради новой столицы на невских берегах, Павел приказал прервать возведение в центре Петербурга Исаакиевской церкви по проекту Антонио Ринальди, разобрать любимый дворец Екатерины II в Пелле и ее парковые павильоны в Царском Селе. Многие детали и архитектурные элементы, которые «ранее в деле были», он повелел архитекторам использовать повторно. Схватывающий на лету все желания императора, Бренна предложил ему новые, недавно появившиеся возможности украшения дворца «дорогими каменьями сибирскими и другими редкостями этой области», что было высочайше одобрено. Надо иметь в виду, что на последние десятилетия XVIII века падает начало разработки цветного камня Урала и Алтая и создание здесь гранильных фабрик. Бренна рассчитывал на использование камня этих новых месторождений. Однако осуществить свои намерения в полном объеме зодчему не позволял катастрофический недостаток времени. Он вынужден был подбирать детали каменного убранства интерьеров из ранее присланных в Петербург с Урала, хранившихся на складах Гоф-Интендантской конторы.

Пройдя мимо двух мраморных обелисков с императорскими вензелями и воинскими доспехами, — знаменитых стражей Михайловского замка, — каждый входящий или въезжающий сюда оказывался на несколько минут в окружении красно-коричневых монолитных колонн перистиля, высеченных из карельского гранита, хорошо известного в Петербурге на рубеже столетия. Взгляду посетителя открывался восьмигранный двор с четырьмя входами во дворец, к каждому из которых подводили массивные гранитные ступени.

Парадная лестница — кульминация любого дворца XVIII века — сверкала мрамором разных тонов. Широкие марши подводили к парадным покоям императора, среди которых в первую очередь выделялся большой Воскресенский зал, облицованный желтым с черными вкраплениями искусственным мрамором, имитирующим, вероятно, один из самых модных в Европе итальянский мрамор из Сиены. В пространство, были органично включены шесть крупноформатных живописных полотен, написанных на сюжеты русской истории.

С точки зрения применения камня ведущую роль в ансамбле парадных интерьеров играл выходящий на Фонтанку Георгиевский зал, задуманный для больших собраний мальтийских кавалеров. Его стены были искусно облицованы панелями черного и красного мрамора с инкрустацией пестрой генуэзской брекчии. В декорировку зала входили императорские вензеля, гербы, размещенные в простенках бронзовые бра. Описание, дошедшее до нас, позволяет отнести этот интерьер Михайловского замка к числу подлинных шедевров русского декоративного искусства.

В спальне императрицы внимание привлекал уникальный камин с флорентийской мозаикой из халцедона, агата и аметиста в виде фруктов, ягод и цветов. В кабинете Марии Федоровны мраморные стены были обрамлены порфиром и лазуритом; на темно-красном фоне рельефно выделялись воинские атрибуты, высеченные из белого мрамора.

Контрастное колористическое решение жилых интерьеров в первую очередь определялось облицовкой стен цветным природным и искусственным мрамором. Кроме этого, на каждом шагу встречались мраморные колонны, столешницы и каменные вазы, среди которых были первые изделия только что созданной Колыванской гранильной фабрики на Алтае.

Входившие в моду в конце столетия малахит и лазурит нашли в интерьерах Михайловского замка практически первое применение. Техника «русской мозаики» была изобретена в России в 1750-х годах. Тонкие пластинки хрупких минералов наклеивались на поверхности любой формы, и рисунок камня подбирался так искусно, что создавалось полное впечатление монолитности изделия. Фрагменты подобного декора до сих пор сохранились в отделке иконостаса церкви архангела Михаила, великолепном образце работы русских камнерезов.

Автор: Елена Кальницкая