Русский придворный костюм от «домостроя» до «переписки моды». Часть вторая.

Время шло… Подходило к концу царствование Елизаветы Петровны. Оценку этого периода истории России дал С. М. Соловьев: “…для будущего времени приготовляется новое поколение воспитанное уже в других правилах и привычках, чем те, которые господствовали в прежние царствования, воспитывается, приготовляется целый ряд деятелей, которые сделают знаменитым царствование Екатерины II”. Действительно, из учеников русские превращались в самостоятельных деятелей и мыслителей. Заметно поднялся и общий уровень развития общества, и не только интеллектуальный, но и эстетический. Еще древняя Русь растила и воспитывала народ на образцах своего великого и неповторимого искусства. Понятие красоты вырастало на почве преклонения перед “высшей силой” – Богом, ниспосылающим ее как утешение за трудную и тяжкую жизнь.

Восприятие красоты как утешения, создающего особую несказанную радость, существовало в людях веками. Оно и послужило благодатной почвой для быстрого усвоения и понимания западной культуры, оно и помогло привнести в русское искусство XVIII века более проникновенное и более человечное понимание красоты. (Интересно, а как бы смотрелась современная одежда в далеком XVIII веке, скажем, зимние пальто Nui Very, вроде этих?)

Сказалось это и на внешнем облике. При Елизавете Петровне придворные стремились украсить свои камзолы и кафтаны чудовищным количеством драгоценных камней. Как вспоминает современник о графе П. И. Шувалове “…Платье его соответствовало той пышности: злато, серебро, кружевное шитье на нем блистали, и он первый по графе Алексее Григорьевиче Разумовском имел бриллиантовые пуговицы, звезду, ордена и эполет, с тою только разностью, что его бриллиантовые уборы богаче были”. Но позже, в 80-е, начале 90-х годов, когда упростился покрой и уменьшился объем мужской одежды, мы видим на графе уже скромный темно-синий бархатный костюм, вышитый по бокам изящными букетами розоватых, несколько стилизованных анемонов. И лишь концы лучей на звезде ордена Андрея Первозванного украшены, как полагалось, бриллиантами.

Женский костюм в первые десятилетия XVIII века изменялся медленно. Трудно было почти внезапно сменить “Домострой” с его строгими требованиями к поведению и облику женщины на внешний “иностранный” облик с непонятной для русских французской галантностью, свободой обращения и обязательным “оголением”, почитавший наивысшим срамом и грехом еще в конце XVII века. Слишком велика была ломка всего уклада, и не сразу темпы жизни, культурные навыки, хотя бы и внешние, стали совпадать с западными. Особенно сопротивлялись женщины старшего поколения боярских родов. Молодежь, как всегда, быстрее и охотнее подчинялась нововведениям.

Вот как описывал А. С. Пушкин, у которого XVIII век с его нравами и обычаями вызывал живейший интерес, бал в доме петровского вельможи: “Дамы сидели около стен; молодые блистали всею роскошью моды. Золото и серебро блистало на их робах; из пышных фижм возвышалась, как стебель, их узкая талия; алмазы блистали в ушах, в длинных локонах и около шеи. Они весело повертывались направо и налево, ожидая кавалеров и начала танцев. Барыни пожилые старались хитро сочетать новый образ одежды с гонимою стариною: чепцы сбивались на соболью шапочку царицы Натальи Кирилловны, а робронды и мантильи как-то напоминали сарафан и душегрейку”.

Петр I ввел в обиход европейский женский костюм, модный в конце XVII века. Высокий нелепый “фонтанж”, юбка с оборкой по низу, узкий лиф и сверху свободная, отделанная оборкой же блуза с широкими полудлинными рукавами. Это был костюм тех жен моряков и ремесленников из Немецкой слободы, которые в юности казались царю вполне светскими дамами. Он просуществовал довольно долго и сказался на русском городском костюме средних слоев населения.

Очень интересную интерпретацию этот наряд получил и среди жен приближенных Петра I. Примером может служить костюм М. Я. Строгановой на известном портрете кисти Р. М. Никитина. Супруга “именитого человека”, Г. Д. Строганова, одета в парадное дорогое платье. Ее головной убор – “фонтанж” – большой, объемный, соединен с глубокой шапочкой, напоминающей русскую кику. Закрытое парчовое платье, хотя и облегает (до талии) фигуру, но вышито жемчугом по старому обычаю. В этом костюме еще явно преобладают древнерусские элементы, соответствовавшие вкусу “первой статс-дамы”. Верхняя красная бархатная одежда, вышитая золотом, украшена соболем. Она для нас особенно интересна, так как мы не имеем точных сведений о придворном женском костюме времен Петра I. Но вот сохранившееся описание костюма уже Екатерины I, сделанное известной французской художницей Виже-Лебрен: “…ее костюм был прост и благороден; он состоял из муслинового платья, вышитого золотом, с поясом, украшенным бриллиантами, рукава которого были заложены в поперечные складки в восточном стиле. Сверх этого платья был надет долман из красного бархата с очень короткими рукавами…

Это был обычный костюм Екатерины, но бриллианты она носила только в дни придворных балов или торжеств. Соответственно сезонам изменялась ткань долманов. Между этими двумя костюмами – почти сто лет, изменения моды сказались на изменении покроя, вместе с тем существует и безусловное сходство в торжественном стиле этих придворных одежд.

В провинции, особенно в отдаленных городах и поместьях, часто создавались такие своеобразные костюмы, что их сходство с западноевропейскими еще больше подчеркивало стойкость многовековых традиций и неизменность российского идеала красоты. Примером может служить портрет Н. С. Черевиной неизвестного художника, датированный 1741 годом. На этом парадном портрете молодая женщина одета в свой лучший костюм, сделанный “по моде”. Но первое, что обращает на себя внимание -отсутствие декольте, игравшего такую большую роль в образе европейской женщины этого времени, да и такой рубашки, а тем более с таким типично русским воротником – ожерельем, мы не найдем ни на одном западноевропейском портрете.

Платье “баттан” со знаменитой “складкой Ватто” у русской провинциальной барыни превратилось в широкий, объемистый халат с большим белым воротником. Мастерица (вероятно, крепостная) не поняла его покроя и вместо сложных складок на спинке, создававших свободно падающую массу ткани, сделала оборки – и на спинке, и на полочках. Между тем, во французском образце полочки были гладкими и слегка подчеркивали талию; сопоставление пластического решения платья с разных точек зрения создавало художественный контраст, живописную игру фактуры, отчего женская фигура казалась легкой, динамичной, молодой. Двадцатилетняя же Черевина кажется грузной, неподвижной, подобной копне сена. В сборках платья теряются и рукава – они выглядят непропорционально узкими, совершенно не гармонирующими с силуэтом платья из дорогой шелковой красной парчи. Рукава закончены манжетами, из-под которых виден край рукава рубашки – жалкая попытка изобразить французские рукава с их характерной игрой светотени на нескольких пышных кружевных сборках.

Такое же непонимание стиля французского костюма, построенного на контрастах, видно и в головном уборе из кружева, но жестком и графичном. Интересный по форме и с хорошо проработанными деталями, он скорее показан с русским кокошником, а не с маленькой батистовой наколкой, которую француженки носили с платьем «батан».

В 40-х годах опять заметно усиливается французское влияние на русский дворянский костюм. Появляются очень широкие юбки “панье”‘, вызвавшие волну насмешек в сатирической литературе, что, впрочем, не помешало их распространению. Величина “панье” определялась общественным положением женщин; самые широкие юбки носили женщины, чьи мужья относились к первым пяти классам по “Табели o рангах”.

Но даже “панье” знатных дам первых пяти классов не могли иметь размеров и объема коронационных платьев императрицы Елизаветы Петровны. Общеизвестна ее любовь к нарядам. Закон гардероба был таков – каждое платье можно надевать только один раз. Как же в этом установленном самой Елизаветой обычае, ярко видна «осуществленная мечта” ее ранней молодости. Ведь когда-то ей нужно было тщательно обдумывать свое поведение, быть в тени, дорожить каждым рублем, избегая напоминаний о своих скудных средствах, которые она далеко не всегда аккуратно получала. И вот, двадцать лет царствовала Елизавета, и двадцать раз торжественно праздновался день ее коронации, каждый раз – в новом платье из серебряного глазета.

Желание ни в чем не отстать от столичных модниц заставляло провинциалок всеми возможными средствами доставать “панье” для парадных платьев. Менее состоятельные надеялись на выучку своих “комнатных” девушек-искусниц, способных воспроизвести любое ухищрение моды и даже внести в крой поправки.

“Панье” кружили головы не только дворянкам. Жены купцов и лиц “неклассных”, но обладавших некоторыми средствами, вместо упругих пластинок китового уса вшивали в юбки обручи от бочонков, о чем напоминают нам сатирические гравюры того времени. А женщины-модницы, несмотря ни на что, стремились как можно больше напоминать иностранок, перенимая у них не только костюм, но манеры и даже порядок чередования одежд в течение дня. Утренний туалет светских дам состоял из юбки и кофты (белая кисея или канифас). Днем носили платья без шлейфа, называвшиеся “круглыми”. Парадные платья имели шлейф, длина которого регламентировалась положением главы семьи.

Автор: М. Н. Мерцалова.