Русский придворный костюм от «домостроя» до «переписки моды». Часть третья.
Кокетство как “искусство обольщения” изучалось русскими дворянками с ревностью неофитов. Знание модных изобретений считалось для всех обязательным, и провинциалки также были в курсе символического языка жестов с веером, содержащего сорок три правила и предназначавшегося для тайных разговоров с избранным кавалером. Вот некоторые из них: веер в правой руке около лица – следуйте за мной; веер около левого уха – освободите меня от вашего присутствия; поднесенный ко лбу – вы меня обманываете. Кроме того, много значило и расположение наклеенных на лице мушек, например: на губах – кокетка; на лбу – величественная; на нижней губе – скромница. Увлечение ими было так велико, что ни одна щеголиха не выезжала из дома без специальной изящной коробочки с зеркальцем, содержащей запас мушек из черной тафты.
Развлечений у помещиков и особенно у жителей новой столицы было очень много, но одно из них особенно наглядно отражает либеральные идеи, занимавшие воображение Екатерины II в начале ее царствования. Это введение при дворе знаменитых в свое время “всесословных маскарадов”, на которые могли приезжать все “пристойно одетые” граждане. Вот как описывает такой маскарад один из очевидцев: “Двадцать роскошно иллюминированных комнат дворца были открыты для публики. Посередине одной из зал, в которой обыкновенно давались придворные балы, устроено место для танцев особ высшего полета, огороженное низкой решеткой. Другая изящно убранная зала овальной формы, называемая “большой залой Аполлона”, отведена для танцев лиц, не имеющих доступ ко двору – мещан, купцов и т.п. Остальные комнаты, где подавался чай и разные прохладительные, были заняты карточными столами. Все переполнилось громадной толпой, которая постоянно двигалась взад и вперед. Гостям предоставлено было на выбор – оставаться в масках или снять их. Представители дворянства являлись в домино, лица низкого сословия – в русских национальных костюмах… Это была как бы выставка одежд, носимых в разное время обитателями Российской империи, что представляло такое разнообразие пестрых фигур, какого не создавала самая причудливая фантазия в маскарадах других стран…”.
К маскарадным костюмам (или сшитым специально для театрализованного танца) можно отнести и наряд А. П. Левшиной на портрете работы Д.Г.Левицкого. Она одета в псевдокрестьянский костюм, соединяющий мотивы швейцарского и французского. Сейчас его можно было бы именовать “костюмом по народным мотивам”. В то же время платье Левшиной отличается и тонкой гармонией цвета, и той мерой театрализации, которые являются признаками воспитанного и хорошо усвоенного художественного вкуса.
Заметную его долю в последней четверти XVIII века получили и самые богатые женщины из купеческой среды. Портрет одной из них часто приводит специалистов даже к ошибочному определению ее общественного положения…
Что же все-таки заставляет отнести эту “Даму в красном” неизвестного художника к купчихам? Ее платье сделано из очень дорогой ткани – парчи с золотым рисунком, но декольте очень маленькое, необычной формы и все-таки прикрытое косынкой из тончайшей ткани и кружевами; бант на лифе не вяжется ни с косынкой, ни с пышными кружевными манжетами; по купеческому обычаю обе руки украшены жемчужными “зарукавьями” в пять ниток каждая, но таких тонкой работы серег, колье и колец из алмазов и серебра в купеческой среде, как правило, не носили. Головной убор состоит из маленьких, отдельно сделанных и скрепленных между собой, цветочков и листиков из тонкой серебряной нити. Сочетание всех деталей в костюме так хорошо гармонирует с внешностью этой уже не первой молодости женщины, что позволяет называть ее “дамой”, хотя особенности костюма и напоминают о ее истинном происхождении.
Известно, что особенностью формирования этого круга в России было постоянное пополнение за счет мещанства и крестьянства. Поэтому, наряду с такими европеизированными по своему костюму и внешнему облику купчихами, в их обществе можно было встретить женщин и в сарафанах, и душегрейках, и шитых жемчугом кичках.
Русские всегда вносили нечто свое в заимствованную одежду, особенно тех разновидностей, что им были ближе и понятнее, например, они удачно приспособили, усовершенствовали и переделали французскую зимнюю одежду. Мантилья превратилась в епанчу, добротную и легкую, на пушистом теплом меху – куньем, лисьем, беличьем. Но самыми любимыми были “польки” и “венгерки” с традиционными венгерскими застежками. Сверху эти теплые одежды покрывали парчой, штофом, бархатом. Именно в такой темно-зеленой венгерке и изображена на портрете И. П. Аргунова молодая, рано умершая Анна Шереметьева.
В 80-х годах женский костюм становится более легким, тяжелые шелковые ткани, например парча, остаются только для парадных придворных костюмов. С 1784 года приказ о дворянских мундирах распространился и на женщин. Каждая дворянка должна была иметь “мундирное платье”, которое давало ей право явиться во дворец. Наверное, и в те времена женщины пытались решить извечный женский вопрос – где купить крупную бижутерию?
Необходимость систематического женского образования понимается в конце XVIII века уже многими, порождая мысль о закрытом учебном заведении для детей русских дворян (с отделением для мещанского сословия). Такой институт был открыт в 1764 году при Смольном монастыре в Петербурге. В первые десятилетия своего существования он приносил пользу, давая обширные знания, уравнивая воспитанниц, чтобы каждая могла выделиться прежде всего в науках. Институтки, находившиеся в Смольном двенадцать лет, получали специальную форму из шерстяной английской ткани – камлота, и притом определенного цвета, соответствовавшего четырем возрастным группам. По воскресеньям и праздничным дням одежда была из шелковой ткани, но того же цвета, как и в учебные дни. К праздничным платьям полагались шелковые голубые пояса.
Обучение было платное, и “высокопоставленные особы” имели право учреждать стипендии, то есть вносить плату за ту или иную из учениц, чьи родители не имели достаточных средств. Такие “пансионерки”, как тогда их называли, имели некоторые отличия в одежде. Те, за которых вносила плату Екатерина II, носили зеленые платья с белыми передниками. Остальных стипендиаток отличали лишь ленточки на шее, например, Павла Петровича (будущего Павла I) – голубые, Н.А.Демидова – померанцевого (желто-оранжевого) цвета. Покрой одежды постепенно менялся.
Девяностые годы – это, по сути, уже начало XIX века, к которому наши предки пришли, не только освоив европейскую культуру своего времени, но и воспитав свою интеллигенцию, свои таланты. Уже нельзя было и помыслить о возвращении к старым порядкам. Но одевалось русское общество, как и раньше, в начале столетия, контрастно: изысканные европейские моды царствовали в богатых дворянских кругах, им подражал и “чиновный люд”; одежда мастеровых, мелких торговцев представляла собой смесь народного костюма с современными деталями и, наконец, в некоторых слоях купечества, так же как и у громадного большинства крестьян, и благодаря им, сохранялись русские народные костюмы. Эти соотношения старого с новым во вкусах, обычаях, динамике взаимопроникновения в XIX веке будут меняться, и в “высшем обществе” появится интерес именно к народному искусству и к традиционному костюму, которые придадут женскому облику особое, неизвестное европейцам утонченное своеобразие.
Автор: М. Н. Мерцалова.