Рождения «Гомо экономикус» – исторический подход к развитию экономики
Всегда и везде существовал «человек», это эгоистическое и трезво мыслящее существо, которое экономисты ставят в центр своих теоретических построений? Или, наоборот, он появился недавно как рождение определенного типа социальных отношений? В сфере, где сегодня мы мыслим терминами торговли (покупка и продажа товаров), древние общества оперировали понятиями подарков (обязательного обмена дарами) и союзничества, даже если, по мнению французского социолога Марселя Моса, в таких операциях всегда можно найти личные материальные интересы, которые являются сердцевиной торговых обменов.
В общем, распространение товаров через основные циклы обмена в древних обществах служило не так утилитарным целям, как логике великолепия и престижности. Получать и накапливать значило меньше, чем выглядеть как можно щедрее и величественнее. Так же и накопленные предметы, которые многие считают предшественниками современных денег, не давали людям возможности покупать все, что им заблагорассудится, ими можно было только оплатить долги за жизнь и смерть. Человек платил задолженность перед родителями супруги (и за будущих детей) – то есть долг за жизнь, а также платил тем семьям, где он вызвал смерть. Торговля развивалась только на внешних границах таких обществ в результате контактов с пришельцами-чужаками. (К слову обратите внимание как за долгие века человеческой истории развились кредитно-денежные отношения: от рабовладельческого строя до цифровой экономики, когда просто сидя в интернете можно оформить микрозаймы через систему Контакт)
Истоки международной торговли уходят в доисторическую эпоху, когда некоторые товары завозили за тысячи километров от места их происхождения, однако нет доказательств того, что такая торговля организовывалась в соответствии с принципами рынка. Экономист Карл Полани, венгр по происхождению, считает, что между торговлей и рынком, который возникает в свете экономической теории, нет обязательной необходимой связи, так же как и между торговлей и обычным базаром в городе или селе. В Вавилоне и на всем древнем Ближнем Востоке широкомасштабную торговлю направляли чиновники, они же и следили за ней.
Международные цены устанавливались дипломатическими соглашениями и не могли пересматриваться при продаже. Вообще говоря, на этих так сказать, традиционных рынках цены были еще до того, как можно было торговаться, и объем торговли на них практически не влиял. Это были социальные, установленные обычаем цены, тогда как современный рынок в мире экономической теории является саморегулирующимся, где цены свободные от социальных отношений между людьми и вытекают из взаимозависимости предложения и спроса. По мнению Карла Полани, именно такое разъединение между рынком и социальными отношениями в целом является характерным признаком современной экономики.
Средневековые рынки и значительная часть рынков при старом режиме во Франции с присущим им тесным контролем над ценами очень мало похожи на саморегулируемые рынки. Однако можно сказать, что ведущие купцы из Генуи, Амалфи, Венеции и портов Ганзейского союза в конце Средневековья занимались скорее авантюрной, чем рыночной торговлей: прибыль от нее, там была все же неопределенной и рискованной, следовательно, у них не было четкой связи с законом предложения и спроса.
В конце XVI столетия международная торговля зерном и основными металлами составляла эквивалент лишь одного процента общего потребления. Даже сами земледельцы продавали лишь 15-20 процентов своего урожая. Итак, до рыночной экономики было еще далеко.
Пойдем дальше. Даже в тех экономиках, которые изрядно зависели от рынка, влияние закона предложения и спроса на формирование цены было меньше того, которое предусматривает экономическая теория. Так, например, 20 лет назад во Франции колебания в цене на рыбу в результате различных по размерам уловам в значительной степени выравнивались необходимостью обеспечить стабильность в отношениях между владельцем лодки и его экипажем с одной стороны и владельцем лодки и оптовыми торговцами рыбой – с другой.
Переговоры в рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) также дают немало доказательств того, что цены на сельскохозяйственную продукцию не имеют ничего общего с рыночными ценами. Возможно, было бы уместно спросить, не обусловлены вообще цены на товары (независимо от их природы) скорее отношениями власти или, если хотите, социально признанной ценностью лиц, групп, социо-профессиональными категориями и государствами, которые их производят, нежели чисто материальными или экономическими ценностями.
Как показывают многочисленные недавние исследования, функционирования конкретных рынков, которое опирается на систему сетей (монополии, олигополии), так мало связано с тем, о чем говорится в экономической теории, некоторые авторитеты считают ныне понятие «рынок» запущенным.
Наконец хорошо известно, что даже в самых капиталистических экономиках реальная экономическая деятельность часто меньше зависит от рыночных требований, чем от государственных или административных норм. Свойство второстепенной роли рынка уменьшается и дальше из-за того, что подавляющая часть социальной жизни идет в области межличностных отношений, а не в сфере бизнеса, политики или администрации. И все эти отношения руководствуются не деньгами или законом, а подарками и долгами.
С другой стороны, те, кто отрицает историческое своеобразие рынка, убеждены: нет людей, которые были бы не сознательные существования или возможности возникновения заинтересованного обмена. Так, например, на торжественной церемонии торгов у жителей острова Тробриан в Папуа-Новая Гвинея фигурирует понятие утилитарного обмена «ты мне – я тебе». Так же, как считает Марсель Мосс, бартером пользовались и индейцы племени куакиутлив на северо-западном побережье Северной Америки, хотя они не чурались и поплача, праздничного церемониала, когда вожди раздавали подарки, чтобы поднять свой престиж. Если примитивные культуры в целом так ценили подарки, щедрость и альтруизм, то не потому, что они не понимали существование утилитарных или эгоистических побуждений, это делалось скорее ради поддержания социального единства, которое могло бы оказаться под угрозой, если бы корысть была подчинена практике подарков.
Так когда же впервые родился саморегулирующийся рынок? В своей работе «Средства существования человека» (1977) Карл Полани предполагает, что он уже был в Афинах в пятом веке до нашей эры. Детальное описание рыночной экономики у Платона, которую он назвал «состоятельным городом-государством» («Республика»), красноречиво свидетельствует, что уже тогда внутренние законы рынка были хорошо известны.
И еще на три тысячелетия раньше в Китае премьер-министр государства Ли Куан Чонг (730-645 годы до нашей эры) тщательно описал механизм предложения и спроса и заявил, что введение фиксированных цен, даже если они периодически пересматриваются, «сделало бы цены менее подвижными, заморозило производство и затормозило деятельность».
Итак, можно утверждать, что рынок никогда не сводился к чисто экономическому обмену, к игре безличных отношений, лишенных каких-либо социальных, культурных или исторических соображений. Напротив, довольно рано появилась логика производства и потребления, выше воспроизводства социальных статусов. Суть рынка в специфическом движении, которое передает эту логику обмена товарами в данной общественной системе.
Следовательно, было бы ошибкой отвергать понятие рынка под тем предлогом, что теоретическую модель нельзя реализовать в ее чистом виде. Плодотворный подход – определить в каждом конкретном случае, как взаимодействуют между собой – как структуры порядка – торговля, закон и дароприношение.
Похоже, что в течение столетий до распространения в мире западной модели человеческая экономика характеризовалась своим собственным разнообразием. Разнообразные, более или менее чистые формы саморегулирующегося рынка смогли появиться в некоторых точках планеты, безусловно, именно потому, что эти места были доступные благодаря естественным путям коммуникации (моря, реки). Однако на большей части планеты знания об этой форме рынке оставались частичными и опосредованными через множество других факторов, а некоторые регионы не знали о ней вплоть до недавнего времени.
Географическое разнообразие сопровождалось исторической изменчивостью, когда рынок временем появлялся, а потом снова исчезал. Свидетельство о нем находим в истории Римской империи II века, и, видится, он вполне исчез в течение последующих столетий. Хотя в лице Куан Чонга мы находим теоретика экономического либерализма еще в VI веке до нашей эры, действительное существование такого рынка после имперского объединения Китая выглядит более чем сомнительным. В конце средневековья в Европе современный рынок породила не торговля предметами роскоши, а соглашение рождающихся национальных государств с банкирами и зародышевой буржуазией.
Итак, можно утверждать, что когда рыночная экономика существует потенциально, то есть виртуально, во всех обществах, то ее актуализация зависит от специфических факторов, присущих каждому из них. Это – факторы, которые можно назвать политическими, если под этим термином понимать способ, с помощью которого общество решает – в случае конфликта – какую форму должно принять его единство и своеобразие.
Либеральные экономисты ошибаются, уверяя, что рынок можно создать по желанию, безотносительно к его вкладу в сплоченность или разобщенность общества. Давний пример стран третьего мира и свежий – бывшего Советского Союза – показывают, что даже когда есть такая вещь как логика рыночного процесса, самый важный вопрос – это то, насколько свободно может работать рынок. Но это уже не экономический, а политический вопрос.
Автор: Ален Кайе.