Одиссея Александра Пересвета. Часть вторая.

Летопись

Основной вопрос любого исследования — насколько полны и достоверны свидетельства источников? Можно ли им верить? Казалось бы, чем их больше, чем шире круг сообщаемых ими фактов, тем легче историку. Но так обстоит дело не всегда. Проще, когда о каком-либо событии рассказывает только одна летописная заметка или статья: она или поддается проверке, или принимается на веру. Много труднее, когда об одном и том же событии рассказывают несколько произведений, которые и дополняют, и опровергают друг друга. С известиями о Куликовской битве дело обстоит именно так.

О событиях 1380 года мы знаем из четырех источников, весьма отличных как по своему характеру, так и по содержанию. Это — так называемая «Летописная повесть», «Житие Сергия Радонежского», «Сказание о Мамаевом побоище» и «Задонщина». На первое место следует поставить источник достаточно официальный — летописную повесть, дошедшую до нас в составе летописных сводов в двух редакциях, краткой и пространной. Как полагают, краткая редакция возникла вскоре после самого события, во всяком случае до 1409 года, так датируют Троицкую пергаменную летопись, погибшую в московском пожаре 1812 года. Списки повести, повторяющие друг друга почти дословно, дошли до нас в составе сводов, известных под именем Рогожского летописца (середина XV в.) и Симеоновской летописи (начало XVI в.) С первых ее строк при внимательном чтении можно заметить, что краткая повесть в свою очередь представляет как бы «микросвод», состоящий из следующих сюжетов:

1) записи о битве, обрывающейся на указании ее точной даты («Се бысть побоище месяца сентября в 8 день, на Рожество святыя Богородица, в субботу, до обеда»);
2) краткого перечня погибших князей и бояр;
3) сообщения о торжестве победителей («стояше на костехт») и возвращении их с трофеями в Москву. К этому присоединены
4) статья о рязанском князе Олеге, бежавшем с семьею, «розметав мосты», и
5) о судьбе Мамая и отправке к Тохтамышу послов с дарами и поздравлениями.

В кратком варианте летописной повести нет даже намека на поединок Пересвета с ордынским богатырем. Битва началась сразу: «И ту исполчишася обои и устремишася на бой, и соступишася обои, и бысть на долзе часе брань крепка и сеча зла… И поможе Бог князю великому Дмитрию Ивановичу…» Имя Пересвета упомянуто только в перечне погибших князей и бояр, причем в самом конце, как бы его дополняя. Здесь интересно отметить два момента. С одной стороны, сам список в основном воспроизводит имена убитых на Куликовом поле из пергаменного синодика середины XV века, то есть официального документа, где имени Пересвета, однако, нет. С другой, поскольку «Александр Пересвет» к списку все же прибавлен, он не может быть «иноком», «чернецом», тогда его поминание на ектеньях должно было проходить по синодику обители, из которой он вышел, то есть по синодику Троицкого монастыря.

Так мы сразу же сталкиваемся с почти неразрешимой загадкой, поскольку в монастырском синодике Пересвет отсутствует точно так же, как он отсутствует и в официальном государственном. Ни инок, ни мирянин? Но тогда кто же?

Впрочем, древнейший монастырский синодик мог до нас и не дойти. Поэтому обратимся к пространной редакции повести. В отличие от краткой, она сохранилась в списках летописных сводов первой половины XVI века. Наряду с полной «исторической фантастикой» «переписка» Мамая, Ягайло, Олега рязанского и прочее — в ней много нового материала, не позволяющего сомневаться в его достоверности. В первую очередь это касается точных календарных дат и часов дня, выдержавших специальную проверку. Затем мы узнаем, что вместе с другими князьями к Дмитрию пришли два сына Ольгерда литовского, к тому времени уже умершего: Андрей, князь полоцкий, но не с полочанами, а с псковичами, и Дмитрий, князь брянский и трубчевский, «со всеми своими мужи».

В-третьих, оказывается, что московского князя и его войско на битву благословил не Сергий, о свидании которого с князем ничего не сказано, а коломенский епископ Герасим. Однако в отличие от краткой повести – здесь говорится, что Сергий посылает Дмитрию Ивановичу не иноков, а «грамоту» с благословением, которую тот получил за два дня до Рождества Богородицы (то есть 5 или 6 сентября), когда войско подошло к Дону. Подобно краткой, пространная повесть ничего не знает о Пересвете и поединке. Битва начинается столкновением воинств: «…и бысть сеча зла и велика, и брань крепка и много руси побъени быша от татар, и от руси татары, паде труп на трупе…» Имя Александра Пересвета мы находим только в перечне павших правда, значительно расширенном — но опять только на последнем месте. Как показал в одной из своих работ Ю. К. Бегунов, увеличение этого списка произошло за счет уточнения и внесения недостающих имен людей, погибших или до, или же много позже интересующей нас даты и с Куликовской битвой никак не связанных.

Вторым по исторической значимости источником, содержащим сведения о событиях 1380 года и независимым от обеих редакций летописной повести, можно считать «Житие преподобного Сергия Радонежского» в древнейших вариантах. Его первая редакция была создана Епифанием, сподвижником Сергия. Он близко знал преподобного на протяжении многих лет, а затем специально собирал у современников сведения о детстве и юности троицкого игумена. Составил Епифаний житие, по-видимому, между 1418 и 1420 годами. Дошло до нас оно уже в литературной обработке Пахомия Серба, который на той же основе в середине XV века написал и свои варианты жития.

Сергей Радонежский

Все три редакции содержат практически один и тот же интересующий нас фактический материал. Суть его в том, что к Сергию «однажды» приехал Дмитрий Иванович и стал сетовать на угрозы со стороны Мамая, собирающегося разорить церкви и порушить «христианскую веру». Сергий благословил князя выйти навстречу врагу, после чего Дмитрий обещал, если останется жив, построить монастырь. Вернувшись с победой, он заложил монастырь на реке Дубенке в память Успения Богородицы. Ни о каких иноках, посланных с князем, «Житие» не знает. Это примечательное обстоятельство показывает, что о посылке иноков-воинов и о героической гибели Пересвета до второй половины XV века, а то и позже, в Троицком монастыре никто, даже из ближайшего окружения Сергия, не вспоминал. Следовательно, в то время в монастыре не велось никаких хроникальных заметок, откуда позднейшие его обитатели и сочинители могли почерпнуть дополнительные сведения о событиях 1380 года.

Стоит остановиться и на самой встрече московского князя с Сергием. Как показал В. А. Кучкин, она произошла не в 1380-м, а в 1378 году — перед битвой с ордынцами, но не на Дону, а на реке Воже. Тогда битва закончилась за три дня до Успения Богородицы, то есть 11 августа, почему и храм нового монастыря на Дубенке был заложен во имя этого праздника, как сообщают летописи, в следующем 1379 году за год до Куликовской битвы. Другими словами, даже в середине XV века, когда был составлен Пахомием Сербом окончательный вариант жития Сергия, о его роли в подготовке Куликовской битвы никто еще не говорил.

Автор: Андрей Никитин.