Древняя Бактрия
…Прекрасная, с высоко поднятыми знаменами… Описание Бактрии из Авесты, (Видевдат, I фаргард…)
Второй час мы едем через плантации хлопчатника и шелковицы. Сейчас, осенью, уже убранные, поля эти темно-коричневые и кажутся бескрайними. На горизонте со всех сторон высятся горы, сиреневые, со сверкающими снежными шапками в яркой синеве неба…
Древняя Бактрийская земля. Здесь, в Гиссарской долине, среди недвижных гор и бескрайних полей, в тихом осеннем воздухе, кажется, застыло, остановилось время. Его ощущаешь физически. Так бывает высоко в горах и в пустыне. И, очевидно, там, где история измеряется тысячелетиями, где напряженно и бесконечно долго билась человеческая мысль. И в тихий час в природе вдруг ощутишь это временем спрессованное напряжение.
Бактрийский мираж
Совсем недавно, каких-нибудь тридцать — сорок лет назад, для историков и археологов история Бактрии начиналась со времени персидских завоеваний Кира II Великого, который с 558 года до новой эры становится первым царем государства Ахеменидов и в неукротимом и властном стремлении подчинить себе весь живущий мир завоевывает Лидию, Мидию, греческие города Малой Азии, значительную часть Средней Азии, в том числе Хорезм, Согдиану, Маргиану и Бактрию, а позднее — Вавилон и Месопотамию.
После захвата Вавилона все западные страны до границ Египта добровольно подчинились персам. Кир, несомненно, готовился захватить и Египет. Однако предварительно он решил обезопасить северовосточные границы своего государства от вторжения кочевых племен Средней Азии. Но во время битвы против массагетов в 530 году великий завоеватель терпит жестокое поражение и погибает сам. Остается огромная держава, простирающаяся от Египта на западе до западных границ Индии на востоке. Всего через тридцать лет, при Дарии она становится еще больше — в нее входит Египет, Фракия, Македония и Северо-Западная Индия.
Чтобы иметь возможность хоть как-то управлять этим гигантским конгломератом стран и народов, Дарий делит его на административно-податные округа, сатрапии. Список сатрапий сохранился в труде греческого историка V века до новой эры Геродота. В этом списке перечислено двадцать сатрапий и семьдесят народов, входивших в состав Ахеменидской державы. И среди них — Бактрия, страна, лежащая по берегам Амударьи, и бактрийцы.
Вот с этого времени Бактрия и входит в анналы истории. Из персидских источников мы узнаем, что отсюда на строительство новой столицы Персеполя стекается золото, что бактрийцы — воинственный и бесстрашный народ и что много позднее бешеному натиску войск Александра Македонского именно бактрийские воины оказали самое яростное сопротивление, защищая державу Ахеменидов. Узнаем, что на рубеже новой эры страна эта богата стадами и зерном, имеет много цветущих городов, свою письменность и великое множество книг, гораздо больше, чем известная своей ученостью Согдиана. Узнаем, что Бактрией управляли ближайшие родственники ахеменидских царей, и что была она, очевидно, в несколько ином, может быть, даже привилегированном положении в сравнении с другими сатрапиями. И так сложилось не случайно.
Однако сейчас нас интересует не эта более или менее бесспорная и известная история Бактрии, а другая, как бы не существовавшая до самого последнего времени, — история древняя. Интерес к ней вполне понятен — все, что «застаем» мы, всматриваясь в ахеменидское время, есть результат уже происшедших процессов и событий — сложившийся народ, оросительные системы, богатые урожаи, укрепленные города, наконец, письменность. Но все это не возникает в одночасье и на пустом месте.
Сложение цивилизации, самобытной культуры, образование государства — процессы сложнейшие и длительные, и далеко не все народы, даже имея блестящие к тому предпосылки, завершают их успешно. К сожалению, до сих пор мы очень мало знаем, что в конечном итоге решает этот успех, и любая возможность, предоставленная нам тем или иным народом, прошедшим весь этот путь либо почему-то не одолевшим его до конца, возможность на его примере сопоставлять, анализировать, думать вселяет надежду.
Интересно, что даже зная «результат», то есть Бактрию времен Ахеменидов, историки отказывали ей в древности. Правда, не бесповоротно и решительно, а мучась бактрийской загадкой, теряясь в сомнениях. Понять их можно. Древняя история Бактрии была словно подернута флером тайны. С ней связывались самые невероятные мифы и легенды.
Например, о замечательной женщине Семирамиде, дочери сирийца и богини-рыбы, обитавшей в священном озере. Семирамида, участвуя в походе ассирийского царя Нина против Бактрии, хитростью овладела столицей царства, в результате чего и стала женой Нина, который соорудил для нее знаменитые висячие сады в Вавилоне. А бактрийский царь Оксиарт погиб, и несметные сокровища Бактрийского царства достались Нину.
История эта была рассказана Ктесием, греком из малоазийского города Книда, в V веке до новой эры. Сам он никогда не бывал в Бактрии, но более всех других историков любил рассказывать именно о ней. Надо сказать, что и историком-то он не был, а был врачом и жил в Персии при дворе ахеменидского царя Артаксеркса II, где, конечно, мог слышать фантастические рассказы о прошлом этой страны. Будучи человеком любознательным и, по своему собственному мнению, ученым, все подробно выспрашивал и аккуратно записывал, не задумываясь, однако, что — вымысел, а что — истина. Так и дошло до нас — правда, легенды — все вперемешку. Потому Ктесий слывет у историков фантазером — все то, что он рассказывает, почти не принимается во внимание.
Много подобных историй донесли до нас древние письменные источники. Кстати, среди них есть совсем не фантастические, но как бы малореальные сведения. В Передней Азии, например, рассказывали, что в горной области страны Бактрии Бадахшане добывается камень лазурит, необычайно ценившийся на Переднем Востоке. Лазуритовые бусы и печати изготовляли еще в III тысячелетии до новой эры. Их находят в Месопотамии, Индии, на берегах Персидского залива. В гробнице Тутанхамона, например, правившего в Египте в XIV веке до новой эры, обнаружены замечательные украшения из бадахшанского лазурита. Чтобы приобрести этот камень, купцы снаряжали караваны в далекую Бактрию. Иногда приходилось добывать лазурит силой.
Но ведь это II тысячелетие до новой эры, можно ли подумать о Бактрии такой древности! И факт этот, зафиксированный письменной историей, опять-таки считался сомнительным, малодостоверным, требующим проверки.
Ассирийские источники говорят нам, что из Бактрии приводили в Ассирию двугорбых верблюдов, которые и по сей день называются бактрианами. Вполне возможно, соглашались историки, но из этого ничего еще не следует.
О величии и богатстве этой страны были наслышаны и греки. Геродот, описывая завоевания царя Кира, говорил, что на пути его «лежали Вавилон, бактрийский народ, саки и египтяне», и, таким образом, ставил Бактрию в один ряд с величайшими странами древности — Египтом и Вавилоном.
Древнегреческий писатель Аполлодор называет Бактрию «украшением всей Арианы». А когда в І веке новой эры полководец Германик осматривал в Египте развалины древних Фив, жрец поведал ему, что фараон Рамзес воевал с бактрийцами и овладел их землями. Рамзес никогда не воевал с Бактрией, но важно, что жрец, желая поразить воображение римлянина и подчеркнуть былое величие фараонов, упомянул именно эту страну.
Но опять-таки Геродоту, хоть он и считается отцом истории, верить надо осторожно, проверяя каждое его сообщение, а уж тем более Аполлодору или какому-то жрецу. Так все и шло, письменные источники — сами по себе, а история — ее ведь на фантастических легендах не напишешь! — сама по себе. Ее и не было — истории древней Бактрии.
И несмотря на то, что раннеантичная традиция сохранила представления о значительной древности и высоком уровне культуры Бактрии, несмотря на то, что бактрийцы неизменно характеризуются как многочисленный и храбрый народ, а страна их — как цветущая и имеющая множество укрепленных центров, нужно было или подтвердить все это или опровергнуть. Нужны были археологические факты.
Справедливости ради следует сказать, что нужны они были не только из-за естественной у историков любви к истине, — с прошлым этой области так или иначе оказался связанным целый ряд сложных вопросов, значение которых выходит далеко за пределы истории собственно Средней Азии. Один из них — о месте прародины всех народов индоиранской языковой семьи. В прошлом веке ее искали в Средней Азии, и Бактрии уделялось весьма видное место как возможному центру древнейшей индоиранской цивилизаций. Словом, археологических фактов долго и с нетерпением ждали. И они появились. В 1947 году известный французский археолог А. Фуше, возглавлявший раскопки в Бактрах (Балхе), столице Бактрии, не сумел выявить там древние слои. Не найдя их ни в Балхе, ни в каком другом месте этой страны, он объявил древнюю Бактрию миражом, заявив, что до ахеменидского завоевания здесь не существовало земледельческой культуры и с подлинными достижениями цивилизации того времени местное население Средней Азии, в том числе Бактрию, познакомили персидские завоеватели.
Наконец-то историки вздохнули свободно! Тезис о «бактрийском мираже», очень распространенный в исторической науке двадцатых — тридцатых годов прошлого века, обрел свое материальное подтверждение. И всякая дискуссия на этом заканчивалась. Однако, к чести археологии и истории, следует сказать, что не все историки и археологи обрели покой, узнав о результатах А. Фуше. Для некоторых эти результаты были, по сути дела, легендой, ошибкой, не более того, а мифическая Бактрия — реальностью. Среди них была Камилла Васильевна Тревер, замечательный исследователь истории и искусства древнего мира.
Она упорно говорила о бактрийском искусстве, существовавшем задолго до персидского завоевания, и свято верила в реальность древней Бактрии. Но и ее вера нуждалась в подтверждении, поскольку речь шла об истории. Нужны были данные археологии, не единичные и разрозненные, а системные, полученные на большой площади в результате планомерных и тщательных раскопок.
Лишь недавно, может быть, только в последнее десятилетие, появилась возможность говорить о древней Бактрии, имея в руках именно такой археологический материал.
В шестидесятые годы прошлого века словно прорвало плотину — археологические открытия посыпались как из рога изобилия. Анатолий Максимилианович Мандельштам, работая на территории древней Бактрии, в долине Кафирнигана, вскрыл большую группу курганных захоронений, оставленных скотоводами во II тысячелетии до новой эры. Культуру этих людей он назвал бишкентской. Исследованные им погребения являлись, по существу, первыми памятниками Бактрии, достоверно относящимися ко времени, на тысячу с лишним лет предшествующему ахеменидскому завоеванию. Этим и определялось значение их для древней истории Бактрии.
В шестидесятые годы в Вахшской долине работала экспедиция Бориса Анатольевича Литвинского. Она раскапывала вахшскую культуру, во многом схожую с бишкентской. Белые пятна в истории древней Бактрии постепенно обретали контуры и краски.
В Южной Туркмении, которая не входила в состав Бактрии, но была ее ближайшим соседом, вел раскопки Вадим Михайлович Массон. Вывод, к которому он пришел, был важнейшим и для многих неожиданным — здесь, в Южной Туркмении, по мнению Массона, в III — начале II тысячелетия до новой эры происходил процесс формирования южнотуркменского очага древневосточной цивилизации.
Очаг, цивилизация. Слово было названо. И в научном мире вдруг стала явственно ощущаться напряженность ожидания. Результаты и выводы Массона явились началом. Должно было последовать продолжение. Этого требовала вовсе не логика и закономерности истории — Бактрия и территория нынешней Южной Туркмении всего лишь соседи — этого требовала скорее интуиция ученых, их способность предугадывать, предвосхищать. Она их не обманула.
В 1962 году Лазарь Израилевич Альбаум на территории Бактрии — в Сурхандарьинской области — открывает поселение Кучук-тепе. Экономика этого поселения, заявляет он, оседло-земледельческая и датируется II тысячелетием до новой эры… Интерес к Бактрии, никогда не пропадавший совсем, вспыхнул тут с новой силой. Об оседлых земледельцах Бактрии этого времени никто никогда не слыхал.
И вот в 1968 году здесь же, в Сурхандарьинской области, Альбаум открывает еще один памятник — поселение Сапаллитепа площадью четыре гектара, с хорошо укрепленной крепостью в центре, многочисленными кирпичными домами и некрополем по соседству. С 1969 года его раскопки ведет Ахмадали Аскарович Аскаров. Именно этому памятнику и суждено было продемонстрировать перед ученым миром реальность мифической Бактрии.
Само поселение для археологов оказалось редчайшим. Заброшенное более трех с половиной тысяч лет назад, оно сохранило в нетронутом виде все свои строения, могилы усопших и огромное количество великолепных вещей. Случай поистине уникальный. Словно природа, угадав людское неверие, решила показать в чистом, неискаженном виде картину жизни, давно уже не существовавшей. Чего тут только не было! Изящные драгоценные украшения, бесконечные вереницы стройных глиняных сосудов, богатейший набор металлических изделий — от туалетных флакончиков до массивных топоров. Все целехонькое, нетронутое — под открытым небом Сапаллитепа. Изумлению археологов не было предела. Редкая сохранность изделий из дерева, соломы, кожи, остатки одежды, обуви, пищи — все это позволяло «увидеть» быт людей до мельчайших подробностей. И, конечно, давало в руки огромный и бесценный археологический материал, способный выдержать и подтвердить любые самые смелые теоретические построения.
На изучение памятника ушло пять лет. Но уже в первом археологическом сезоне было ясно, что найден один из очагов древнеземледельческой цивилизации и находится он в Бактрии.
Вывод этот подтверждался и каждой отдельной вещью, детально, и всем культурным комплексом в целом. Кирпичные дома, крепость, фортификационные укрепления говорили о высоком строительном искусстве жителей. Разные виды и сорта зерна — о хорошо развитом земледелии; многочисленные кости домашних животных — о том, что процесс одомашнивания животных давно завершился. Обилие вещей из керамики, металла, лазурита говорило о существовании здесь многочисленных ремесел и великолепных профессионалов, мастеров. Совершенны металлические печати со сложными мифологическими сценами, изысканна форма сосудов. Среди бесчисленных находок на Сапаллитепе были найдены и шелковые ткани, несказанно удивившие археологов. Потому что никто не мог и предположить, что шелкоткачество восходит здесь к такой древности. Принято было «начинать» его две тысячи лет спустя…
Итак, очаг древнеземледельческой цивилизации. Его открытие в Бактрии во II тысячелетии до новой эры явилось, бесспорно, крупнейшим событием в истории изучения не только этой части Азии, но и всего древневосточного мира в целом. Находясь между индийским субконтинентом и Ираном, Бактрия, по-видимому, должна была играть важную роль в жизни этого региона. С ее «появлением» на исторической арене предстояло пересмотреть расстановку сил, сферы влияний, взаимосвязи культур и народов. С тезисом о «бактрийском мираже» было покончено, но тут же возник тезис о «бактрийском чуде».
За прошедшие годы со времени открытия поселения Сапаллитепа найдено и исследовано на территории Бактрии двадцать памятников такого же типа.
Культура, объединяющая жителей всех этих поселений, названа сапаллинской. Сегодня уже известно, что за тысячу с лишним лет до ахеменидского завоевания — примерно с 1700 года до новой эры, этим временем датируется Сапаллитепа — она прошла сложный и не совсем еще понятный для нас путь. Археологи и историки делят его на этапы и периоды, выявляют их преемственность, говорят о взлетах и спадах в развитии, спорят о взаимовлияниях культур — сапаллинской, бишкентской, вахшской, спорят и о влиянии на эти культуры цивилизаций Хараппы и Элама, тех, кто стоял на вершине развития в те времена.
Пожалуй, бесспорным можно считать лишь вывод о существовании в Бактрии к I тысячелетию до новой эры поселений городского типа, ядром которых были крепости. Земледелие от скотоводства давно отделилось в Бактрии; по-видимому, произошло и отделение ремесел; гончарного и металлургического — бесспорно.
Но оставим споры ученым. Они идут все дальше в своих попытках понять смысл самого существования бактрийского древнеземледельческого очага культуры. Дальше от открытия.
Уже все забыли, что совсем недавно Бактрию считали легендой, все реже говорят и о «бактрийском чуде», хотя поначалу о древнеземледельческой культуре Бактрии II тысячелетия до новой эры никто и не мыслил иначе. Это, наверное, свойственно людям, особенно ученым,— не задерживаться, не отвлекаться, двигаться все время вперед. Тем более, когда путь впереди открыт. И все-таки остановимся на минуту и оглянемся.
Дело в том, что до II тысячелетия до новой эры культурные слои в Бактрии отсутствуют… В формулировках ученых это звучит еше более грозно: «исследования показали, что в пределах данного региона материалы, на базе которых могла бы сформироваться культура Сапалли, не обнаружены…»
То есть вообще-то палеолитические и мезолитические слои есть — первобытные собиратели плодов появились здесь на заре истории человечества. А из мезолита, среднекаменного века, когда были изобретены лук и стрелы (примерно четырнадцать тысяч лет назад), до нас дошли их наскальные рисунки со сценами охоты на быков. Они были открыты в ущелье Зараут-сай, в горах Южного Узбекистана.
Был в этих местах и «демографический взрыв». Археологи фиксируют его в слоях VIII—III тысячелетий до новой эры. Уже тогда люди жили здесь оседло в домах каркасно-столбовой конструкции, то есть наземных, лишь немного заглубленных, жили, занимаясь охотой и собирательством. До III тысячелетия до новой эры. Затем поселений становится все меньше, они пустеют. Но дело не только в этом.
Оглядывая пространство этой части Юго-Западной Азии, археологи не склонны считать живших тут людей мезолита и неолита предками населения бронзового века этого района Средней Азии. Преемственности в культурах они не видят. Ее просто нет. А раз так, нужно ответить на вопрос, почему стало возможно «бактрийское чудо», «из чего» оно, собственно, возникло? Ибо потому и говорят «чудо», что появилось оно внезапно не только в открытиях археологов, но и в те давние времена. Появилось как бы на пустом месте. Вопросы эти очень не простые. Главным образом потому, что на археологическом материале проследить, заметить этнические процессы не всегда возможно. Например, нам было бы очень трудно отличить узбеков от таджиков, изучай мы их историю только по археологическим памятникам. И, тем не менее, поскольку принято считать, что чудес не бывает, придется поискать ответ.
Итак, какие-то племена ко II тысячелетию до новой эры пришли сюда и здесь остались. Кто это мог быть? Одна группа ученых считает, что племена эти местные, среднеазиатские, и взоры свои ученые обращают в сторону предгорья Южной Туркмении. Взоры же других обращены к районам Ирана, именно оттуда выводят они первых жителей древней Бактрии…
Для первой группы, и прежде всего для В. М. Массона и А. А. Аскарова, их вывод единственно возможен вот почему. В предгорьях Южной Туркмении уже в VI—V тысячелетиях до новой эры люди занимались земледелием и жили оседло — изучены первоклассные памятники ранних земледельцев Джейтун, Балш, Найза-депе, Чапан-депе и другие. К III тысячелетию могучее эхо великих первых цивилизаций — Египта, Южного Двуречья, долины Инда — докатывается и до предгорий Копет-Дага. Именно здесь, на узкой полосе плодородных земель, между скалистыми горами и великой среднеазиатской пустыней Кара-кум, в это время складывается центр древнеземледельческой культуры, культуры самобытной, со многими только ей присущими особенностями.
Процесс влияния великих цивилизаций на прилегающие районы историками и археологами хорошо выяснен для Западной Азии на примерах Палестины, Сирии, Малой Азии. Вполне естественно было предположить, что и в зоне между Шумером и Индией шел подобный процесс. И открытие археологами, и прежде всего В. М. Массоном, южнотуркменского центра III тысячелетия до новой эры в поселении Намазга явилось несколько лет назад блестящим подтверждением этого вывода. Действительно, здесь уже в это время процветают крупные земледельческие поселения, занимавшие каждое площадь в несколько десятков гектаров. В. М. Массой говорит даже о протогородах, о значительном социальном расслоении населения и о том, что оно стояло на самом пороге создания государства.
В период развитой бронзы, к середине III тысячелетия до новой эры, потомки носителей культуры Намазга V и Намазга VI (V и VI — культурные слои, разные по времени) переселяются в Мургабский оазис и здесь, и на берегах Амударьи, создают новые древнеземледельческие центры, генетически связанные со своими «родителями» — общинами предгорной полосы Южной Туркмении.
А затем что-то происходит. Поистине идиллическая картина расцвета, роста благосостояния и богатства вдруг исчезает. В конце III — начале II тысячелетия до новой эры, по мнению ученых, «начинается новый период в истории племен Средней Азии, ознаменовавшийся коренными изменениями социально-экономического порядка. В зоне племен с прогрессирующим хозяйством прослеживается процесс упадка земледельческих центров, сокращаются площади крупных поселений…» Эти «коренные изменений» пытаются объяснить по-разному. Одни — внешними причинами, в частности приходом сюда арийских племен, хотя археология не фиксирует следов военных разрушений и завоеваний, другие — возникшим к этому времени несоответствием между огромным числом обитателей крупных поселений и недостаточностью, сравнительно малой площадью орошаемых полей.
Так или иначе, но южнотуркменский центр древнеземледельческой цивилизации приходит в упадок. Именно с этим В. М. Массон связывает расселение местных древнеземледельческих племен на восток вплоть до Бактрии.
Археологические исследования на юге Узбекистана и севере Афганистана подтверждают, по мнению А. А. Аскарова, исследователя культуры Сапалли, справедливость гипотезы В. М. Массона. Главное, что следует из этой гипотезы, скажем еще раз, — племена, создавшие бактрийский очаг древнеземледельческой цивилизации, были местные, среднеазиатские.
Но существует и другое мнение, высказанное Виктором Ивановичем Сарианиди. Многие годы он в составе советско-афганской экспедиции вел раскопки южной части Бактрии в Афганистане. Он-то и смотрит на запад, в сторону Ирана.
Рассматриваемые им события падают на время, с которым специалисты связывают расселение индоиранских племен. Движение это не могло миновать Бактрию — она лежала на их пути. Однако сам по себе этот известный исторический факт, не подтвержденный археологическими данными, еще ничего не значит. И Сарианиди в своем решении задачи шел не от этого факта, а от археологического материала.
Те, кто пришли в Бактрию и Маргиану, принесли с собой обычаи, навыки, привычки. Именно они и служат для археологов и историков «визитными карточками» вновь прибывших. Люди эти осваивают дельтовые части древних рек и речушек, применяя орошаемое земледелие, для чего устраивают поначалу простейшие ирригационные сооружения. Многие свои поселения, разбросанные вблизи от возделываемых полей, окружают мощными крепостями, усиленными боевыми башнями. Пришельцы приносят свои навыки и в общественно-культовую сферу жизни — они возводят дворцы и храмы.
Кто же эти первые бактрийцы, если попытаться прочесть их «визитные карточки»? Первое. В Южной Туркмении (в соответствующее время) не известны укрепленные крепости с мощными оборонительными стенами и фланкирующими башнями — в Бактрии они есть в каждом крупном поселении. Есть они и в Иране.
Второе. Тысячелетние погребальные традиции Южного Туркменистана, предписывающие устраивать могильники только в пределах поселения, не встречаются в Бактрии — здесь они, как правило, располагаются за поселениями, точно так же как и в Иране.
Далее. Мелкая скульптура Бактрии представлена большой коллекцией, перегородчатых печатей и каменных амулетов. Но ведь печати были распространены исключительно в Восточном Иране, Афганистане и Южном Туркменистане, а каменные амулеты со змеями и драконами — в Юго-Западном Иране.
«Уже эти,— делает вывод Сарианиди,— далеко не полные, но весьма показательные преимущественные соответствия материальной культуры Южной Бактрии с древними областями Ирана, а не Туркменистана, с логической необходимостью намечают магистральную линию расселения племен с запада на восток».
Справедливости ради надо сказать, что почти все отмеченные признаки бактрийского археологического комплекса отсутствуют не только в Южном Туркменистане, но и в… Иране в виде конкретного археологического комплекса. Это признает и В. И. Сарианиди, однако с той оговоркой, что Южная Туркмения исследована несравненно лучше, чем, скажем. Восточный Иран.
Такова вторая позиция в нелегких попытках ученых объяснить происхождение «бактрийского чуда».
Автор: Г. Бельская.