Берестяная библиотека. Продолжение.
Берестяные грамоты сами по себе являются прекрасным историческим источником, но, кроме того, рассмотренные вместе с другими археологическими находками, они позволяют определить владельца и жителей открытых при раскопках усадеб, узнать об их занятиях, то есть наполнить историю города живыми людьми с их повседневными заботами. Несколько берестяных грамот и сопровождающие их находки, найденные на Неревском раскопе, дают основания утверждать, что в одном из домов здесь жили попы.
Однако они не были хозяевами усадьбы, а только арендовали жилище. Этот поповский дом находился на усадьбе, принадлежавшей богатой боярской семье Онцифоровичей, из среды которой вышли известные новгородские посадники. Семье принадлежали, как выяснилось в ходе исследования, не одна, а несколько усадеб, на территориях которых, наряду с домами хозяев, находились жилища купца, ремесленников, попов, многочисленной челяди. Все они, так или иначе, зависели от владельцев усадеб. Вокруг этих усадеб находилось несколько церквей, одна из которых была семейной усыпальницей Онцифоровичей, другие построены по заказу членов этой семьи. Очевидно, попы, жившие тут, принадлежали к низшему духовенству и обслуживали эти церкви, находясь под властью боярской патронимии.
Священники, занимавшие высшие чины в церковной иерархии, сами были богатыми феодалами, владели земельными угодьями и собственными усадьбами. Впервые усадьба такого священника была исследована в 1973 году на Троицком раскопе, неподалеку от церкви Троицы. В том, что этот комплекс построек и найденные тут вещи в слоях второй половины XII — начала XIII века принадлежали священнику, нас убеждают характер находок и содержание берестяных грамот.
Некоторые из них (№ 503, 504, 508) — поминальные — записки, поданные священнику для оглашения в заздравных или заупокойных молитвах. Особенно интересна среди них целая грамота № 508, написанная на обеих сторонах бересты: «Иосиф, Онуфрио, милостиви на сиа: София, Феодосия, Улияна, Печагия, Демитре, Павело, Оводокия, Офимию, Мирофа». День святых Иосия и Онисима отмечается по церковным календарям 4 января. Очевидно, именно в этот день священник, к которому обратился автор записки, должен был в своей молитве призвать милость этих святых на указанных в грамоте лиц.
Несомненно, что священник, владевший этой усадьбой, имел высокий духовный сан. Рядовое духовенство, как мы говорили, жило на боярских усадьбах. Да и характер берестяных грамот подтверждает это предположение. Показательна в этом отношении грамота № 506, которая содержит списки церковнослужителей некоторых новгородских храмов. По-видимому, священник, занимавший видное место в новгородской церковной иерархии, мог вести записи, в какой церкви какие пономари и проскурницы служат.
Интересна дошедшая до нас в небольшом отрывке грамота № 507. В ней перечисляются грехи «…наша. Клевету, зависть, ненависть, извет…» Для толкования текста данных мало, по-видимому, грамоту можно отнести к какому-то конкретному событию, вызвавшему возмущение автора письма. Однако она найдена на усадьбе священника и, возможно, входит в число церковных документов, например, является отрывком церковного поучения.
По берестяным грамотам обычно устанавливаются и имена усадебных владельцев. Ни в одной из только что перечисленных грамот Троицкого раскопа нет ни имен авторов, ни адресатов, но их содержит грамота № 502. Ее автор Мирослав — не кто иной, как знаменитый новгородский посадник Мирошка Незденич, обращается к некоему Олисею Гречину с советом, как поступить во время судебного разбирательства по делу Гавки Полочанина. Олисей Гречин также хорошо известен по новгородским летописям, упоминается как претендент на сан архиепископа. Следовательно, и автор и адресат берестяной записки занимали высокие посты в новгородской светской и церковной администрации. Поскольку принадлежность усадьбы Троицкого раскопа лицу духовного звания несомненна, очевидно, что ее владельцем на рубеже XII—XIII веков и был Олисей Гречин. Именно в это время он упоминается и в летописи.
Для его характеристики интересна одна любопытная подробность. Среди построек усадьбы внимание археологов привлекли остатки сруба, пол которого был выложен кирпичом-плинфой. Это основной материал, используемый при строительстве каменных церквей; ни в одной из многих тысяч исследованных в Новгороде жилых построек плинфа не употреблялась, в том числе и в богатых боярских домах. Вероятно, владелец усадьбы, пользуясь своим высоким положением, «заимствовал» плинфу для собственного дома со строительства близлежащей церкви.
Для истории христианства и языческих культов, распространенных в средневековом Новгороде, важны не только берестяные грамоты, но и другие находки. Среди них преобладают предметы, свидетельствующие о пережитках язычества у древних новгородцев. Таковы различные подвески с языческими символами, амулеты, деревянные фигурки домовых и подвески-змеевики — принадлежность двоеверцев. На одной стороне такой подвески изображался символ христианства, на другой — языческий символ в виде головы Медузы горгоны.
В 1974 году на Кировском раскопе была найдена бронзовая подвеска с изображением на одной стороне святого Георгия, на другой — креста. Однако вскоре выяснилось, что существуют точно такие же подвески с тождественным изображением Георгия, но с языческим символом на обратной стороне. Внимательное изучение найденной нами подвески позволило установить, что прежде на месте креста находилось изображение Медузы, впоследствии стертое.
Многие культовые предметы (крестики, иконки) — первоклассные произведения древнерусского искусства. Особенно значительна в этом отношении каменная (темно-серый шифер) иконка, найденная в 1972 году» Она представляет собой прямоугольный образок длиной 5,8, шириной 4,3, толщиной 0,6 сантиметра. На обеих сторонах иконки имеются резные изображения: на лицевой стороне — святые Симеон Столпник и Ставрокий, на обороте — святой Георгий на коне с копьем в руке. Изображения совершенно различны по манерам исполнения и относятся к разным историческим эпохам (лицевое изображение — к первой половине XIII века, оборотное — к XIV столетию), но оба, несомненно, сделаны прекрасными мастерами.
Такие иконки принадлежали частным лицам, на них, как правило, изображались святые — покровители владельца. Разностильность изображений на этой иконке может быть объяснена, вероятно, тем, что первоначально на ней было одно изображение святых Симеона и Ставрокия, патронов заказчика иконки. После его смерти иконка передавалась в семье по наследству из поколения в поколение. А спустя десятилетия один из потомков пожелал изобразить на обороте своего патрона. И если автор лицевой стороны сам выбирал размеры для заказной композиции, то мастер, вырезавший святого Георгия, должен был «втиснуть» нужное изображение в уже предложенные рамки, что, несомненно, сковывало его творческую инициативу. Но неизвестный нам мастер справился с трудной задачей, создав, как и его предшественник, высокохудожественное изображение.
На резной костяной иконке, обнаруженной на Тихвинском раскопе из слоев первой половины XIII века, также имеется изображение патрональных святых владельца иконки: Георгия на одной стороне и Власия — на другой. По мнению В. Л. Янина, эта иконка принадлежала одному из членов семьи Онцифоровичей.
Для историков искусства представляет интерес обнаруженная в 1967 году на Ильинском раскопе в слоях XII века заготовка маленькой деревянной иконки. Обе ее стороны расчерчены на четыре части. На каждой из них написано, какого святого надо здесь изобразить. На одной стороне, в двух верхних четвертях, указано: «Иесуса ту написить» и «Богородицу», в нижней половине — «Онуфрия ту написи» и «Феодора Тирона». На другой стороне перечислены имена «Михаила», «Евана», «Климента» и «Макария».
Вероятно, заказчик назвал мастеру имена святых — патронов его семьи. Стремление утвердить культ собственного, семейного патрона, персонального небесного покровителя — одно из ярких проявлений сложного процесса, породившего видимое противоречие между очевидным обилием храмов в Новгороде и отсутствием сколько-нибудь значительных следов религиозности в повседневной жизни новгородцев.
Археологические материалы, обнаруженные в усадьбах горожан, неопровержимо свидетельствуют, что на протяжении всей истории независимого Новгорода, в нем шла непрерывная борьба за усиление боярской власти. Бояре владели большими участками городской территории, расположенными в центре древнейших концов Новгорода. Каждой боярской семье принадлежало гнездо из многих усадеб, населенных зависимыми от этой семьи людьми. Политическая борьба между крупнейшими боярскими семьями за власть заставляла их внутри своих фамильных гнезд формировать политическое единство на основе патрональных культов.
Вместе с тем вне боярских владений находились владения свободных ремесленников и торговцев, входивших в состав непривилегированного «черного», но свободного населения города, которое только сообща могло противостоять своим могущественным соседям. Однако боярские семьи, борясь за власть между собой, постоянно стремились к полному подчинению и «черного» населения, активно и умело используя в своих целях религию. На границах боярских усадеб строились многочисленные церкви, служители которых находились на жаловании у бояр, а прихожанами становились «черные» люди. Именно их и требовалось убедить, что сосед-боярин — главная их надежда.
Автор: Е. Рыбина.