Окно в Европу или знаменитое путешествие Петра І. Начало.
На исходе семнадцатого столетия по Европе прокатился слух: русский царь Петр отправляется за границу. До того момента московские государи решались пересекать родимые рубежи лишь в случае победоносной войны. Многим россиянам казалось, что царь должен безотлучно находиться в Кремле, а разного рода путешествия, тем более в земли еретиков, суть происки антихриста. Но на двадцать пятом году своей жизни царь Петр Алексеевич твердо постановил повидать чужые страны и снарядил с этой целью великое посольство.
Петра не остановило даже известие о новом заговоре стрельцов, собиравшихся изрезать царя «в пять ножей» за то, что он едет «за море». Ненадолго отложив отъезд, и жестоко расправившись с бунтовщиками, Петр 9 марта 1697 года выехал из столицы. За границу отправилось более 250 человек, если считать и приставленных для охраны солдат. Необычная дипломатическая миссия занимала более тысячи саней, на которых везли и подарки европейским государям – одних мехов взяли с собой на колоссальную для того времени сумму в 70 тысяч рублей. Под именем «десятника второго десятка Петра Михайлова» в штате посольства значился сам царь. Он неспроста прикинулся частным лицом: Петра явно тяготила обязанность соблюдать все условности этикета при общении с жеманными европейскими монархами.
Двигались медленно – до пограничного Псково-Печерского монастыря добирались две недели. В последний день марта под пушечную пальбу и звуки оркестра россияне въехали в Ригу, входившую тогда в состав владений шведской короны. Молодой царь с неподдельным интересом наблюдал заграничную жизнь – его интересовало абсолютно все. Радость от торжественной встречи сменилась разочарованием. В шведской Риге Петру не понравилось: по его собственному признанию, «здесь мы рабским обычаем жили и сыты были только зрением». Шведы не пустили русских гостей в крепость, а когда любопытные во главе с Петром стали рассматривать оборонительные сооружения в подзорную трубу, стража пригрозила оружием.
Особенно досаждали русским рижские купцы, которые пытались содрать с московитов три шкуры при продаже саней и покупке ими телег. Холодный прием в Риге царь через несколько лет использовал в качестве одного из поводов для объявления войны шведам. После этих безобразий дела у «десятника Петра Михайлова» и его спутников пошли гораздо лучше. В Митаве и Кенигсберге их ждал в высшей степени гостеприимный прием. Получив по своим каналам сведения о том, что в Риге Петра и его спутников худо кормили, курляндский герцог распорядился потчевать послов обильно и изысканно. В Митаве Петру позволили осматривать все, что он захочет, но глазеть в курляндской столице было особенно не на что. От нечего делать он купил в Митаве топор и отправил в Москву. Там царский подарок быстро пустили в дело, приноровившись рубить импортным изделием головы преступников.
В Кенигсберге гастрономические излишества сменялись травлями зверей, дружеские беседы с бранденбургским курфюрстом Фридрихом III заканчивались многоцветными фейерверками. Расторопные немцы соорудили на пруду «потешные корабли» азовского флота, а в небе красовались любимые царем «огнестрельные художества» – «орел двуглавый с тремя коронами».
Довольный Петр направился из Кенигсберга в Голландию, постигая по дороге азы этикета: учился правильно есть, пользоваться салфеткой, галантно беседовать с дамами. Когда же царю надоедало вести себя прилично, он устраивал для своих собеседниц представление в русском стиле: Меншиков запирал двери, а Петр заставлял застигнутых врасплох немецких кавалеров выпивать по три-четыре больших стакана водки, якобы оказывал им немалую честь (Может отсюда впервые пошло выражение «что русскому здорово, то немцу смерть»?).
В начале августа русские путешественники пожаловали в Голландию. По словам писателя Марка Алданова, «это было очень живописное, почти фантастическое посольство. Среди скромных голландских купцов, среди бедных голландских ремесленников неожиданно появились странные люди, носившие в августе собольи шубы поверх раззолоченного длинного платья, люди в высоких меховых шапках, при саблях, усыпанных драгоценными камнями. За ними следовали семьдесят гайдуков, нарочно отобранных в Москве, по гигантскому росту, выпивавших в день, к ужасу и изумлению голландцев три бочонка пива и тридцать огромных кувшинов водки, затем калмыки в каких-то еще более странных костюмах – и кого только еще не было! И тащил это посольство с собой повсюду – на верфи, на фабрики, в кунсткамеры, в больницы, в анатомический театр – великан со странным лицом, в красном коротком бостроке, «как одеваются ватерлантские жители», зачем-то называющий себя плотником…»
Поначалу Петр старался выдавать себя за простого волонтера, но любопытные голландцы быстренько все проведали и специально приезжали поглазеть, как русский царь плотничает на верфи, отливает лист бумаги или управляет яхтой. Мальчишки приноровились швырять в долговязого иноземца камни и гнилые яблоки. Русский царь поселился в маленьком городке Саардаме в каморке кузнеца Геррита Киста, одевался и питался, как простой мастеровой. Царь-плотник мог запросто зайти в любой винный погреб. В тех же заведениях у него завязывались незатейливые романы – девушки из простого народа охотно соглашались провести время в обществе государя московитов.
Во время путешествия Петр не изменил своим привычкам и был неприхотлив в пище. Тогдашние русские обычаи возводили хлебосольство в ранг первейшей добродетели. Цари из династии Романовых – и до, и после Петра Великого – не раз становились жертвами пагубной страсти к деликатесам. В частности, обжорство стало причиной смерти его отца, 47-летнего царя Алексея Михайловича. И в петровские времена каких-то ограничений на придворное изобилие не вводилось – достаточно взглянуть на меню заточенной в Новодевичьем монастыре царевны Софьи. Каждый день опальной царской сестре и ее служанкам полагалось: ведро меда, три ведра пива, два ведра браги, на Пасху и Рождество – ведро водки, в обычные дни – пять кружек анисовой, зернистая икра, четыре стерляди паровых и шесть стерлядей ушных, две щуки, три язя, тридцать штук окуней и карасей, не считая горы мучного и сладкого – калачей, пирогов, караваев…
Сам же Петр мог обходиться самой простой едой вплоть до каши и щей. За границей он держался столь же скромно – в Голландии предпочитал «завтракать сельди, сыр, масло, пить виноградное вино и пиво». «Конспирация» помогала царю избегать обязательного и обильного угощения на торжественных приемах – ему отдавали изрядную дань номинальные послы во главе с Францем Лефортом, имевшим прозвище «дебошан французской». Когда же визит Петра носил вполне официальный характер, отказаться от церемонного поглощения изысканных яств было сложно. Пребывание в Вене закончилось для августейшего туриста прибавлением в весе, о чем он неоднократно вспоминал впоследствии.
Проявляя мало интереса к изысканным блюдам, Петр был явно неравнодушен к заграничным напиткам. Основатель знаменитого «всепьянейшего собора» усердно изучал на практике немецкие и французские вина, английские крепкие напитки и голландское пиво. Неподалеку от Дрездена в крепости Кенигштайн Петру показали знаменитые винные погреба с бочкой, рассчитанной на 3300 ведер.
За границей царь сделался заядлым курильщиком и перепробовал немало сортов табака. В Англии Петру удалось заключить договор о поставке в Россию 10 тысяч бочек английского табака. Отныне «богомерзкое зелье» русскому человеку можно было курить свободно, без опасения лишиться руки или ноздрей, как это было при царе Алексее Михайловиче.
Автор: Александр Шишков.