О работе летописцев. Часть третья.

Летописец

Для кого писал летописец?

Мы привыкли думать, что летопись составлялась по княжескому заказу и предназначалась именно для князя. Обилие в летописи косвенных цитат, сложная образная система, на которой строится летописное повествование, заставляют усомниться в том, что автор адресовал свое произведение только ему. Обнаружить в летописи выявленный нами второй смысловой ряд, основанный на использовании библейских образов, было, очевидно, по силам лишь просвещенному человеку, поднаторевшему в чтении богодухновенной, богословской и богослужебной литературы. Следовательно, можно полагать, что летописец адресовал сокровенный «текст» своего труда совершенно определенной аудитории. Ее, в частности, могли составлять такие же начитанные монахи, как и он сам.

Однако и для них выявление столь тонких намеков, как разобранный нами пример со Святополком — «козлом отпущения», было, пожалуй, слишком сложной задачей. Но тогда для кого он писал?

Ответ на вопрос, как нам представляется, содержит название «Повести временных лет», с которой начинается подавляющее большинство дошедших до нас летописных сводов. Кто хотя бы однажды не читал эти строки: «Се повести времяньных лет, откуду есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуду Руская земля стала есть»? Обычно они переводятся приблизительно так: «Вот повести прошедших лет, откуда пошла Русская земля, кто в Киеве первым начал княжить, и откуда стала Русская земля». Такое понимание в целом устраивает исследователей (не говоря уже о читателях-непрофессионалах).

Однако можно его понять и несколько иначе. В так называемой Толковой Палее (то есть Толковом Ветхом завете, весьма распространенном на Руси начиная с XII века) нам удалось найти любопытную фразеологическую параллель, позволяющую переосмыслить название «Повести» и уточнить цель, которую ставил перед собой летописец. В цитате из Деяний апостолов, в ответ на вопрос учеников: «Господи, еще в лето се устрояеши царство Израилево?» Христос отвечает: «Несть вам разумети временных лет, яже Отець Своею властию положи». Под «временными летами» здесь подразумевается наступление конца света и установление Царства Божьего.

Этот фрагмент дает основание для нетрадиционного прочтения первых трех строк, с которых начинаются русские летописи: «Се — по вести времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля. Кто в Киеве нача первее княжити и откуда Руская земля стала есть — се начнем повесть сию». («Вот (повествование) — от начала Русской земли до знамения конца времен. Кто в Киеве первым начал княжить и как произошла Русская земля — так начнем эту повесть».) Такое прочтение позволяет предположить, что «Повесть» и включающие ее летописи рассматривались авторами не только как хроника событий, но и как своеобразный отчет о деяниях людей для Страшного суда.

Подобные «реестры», в которых зафиксированы поступки людей, известны в Западной Европе под названием «книг жизни». Духовным прообразом их послужили упоминания таких книг в пророчестве Даниила (Дан. 12. I) и Апокалипсисе (Откр. 20. 12). Были аналогичные представления и на Руси. Здесь книги, в которых записываются дела, подлежащие оценке на Страшном суде, назывались «книги животные», или «книги живущих», или «книги вопросные», или «книги чистые», или, наконец, просто «книги».

Однако, в отличие от стран Европы, на Руси реальные «книги живущих» до сих пор неизвестны. Их никто не держал в руках… А может быть, держали, но не подозревали, что это и есть «книги жизни»? Что если ими были русские летописи? Ведь они действительно представляют собой перечень деяний людей, упоминающихся в них. Причем каждое из таких деяний имеет в них еще и определенную моральную оценку. Подобное предположение тем более основательно, что новозаветная книга Деяний апостолов иногда называлась на Руси… летописанием!

Если все это действительно так, то тогда мы получаем и тот адресат, которому, в конце концов предназначались летописные тексты. А уж Он-то, вне всякого сомнения, мог разобраться с любым «ребусом», составленным человеком.

Но даже если мы ошибаемся, Этого потенциального Читателя летописец ни при каких условиях не мог игнорировать при составлении летописного известия. Ему же лгать нельзя. Пред Ним меркнет воля любого князя, любые «политические страсти и мирские интересы». Забывать об этом — значит отказаться от того, чтобы понять летописца, а следовательно, и то, что он написал.

Автор: И. Д.