О духовных традициях Запорожской Сечи. (Интервью)

Запорожская Сеч

Около трех столетий изумляла мир Казацкая республика Запорожья. И вдруг… обрыв истории, полоса молчания. Едва ли не последний бастион памяти о ней — уникальный архив, разместившийся в крохотной прихожей скромной квартиры Елены Михайловны Апанович, историка-архивиста, стража и поэта казацкой Сечи. Немало довелось испытать Елене Михайловне за свою «строптивость», вовремя Советских времен, когда «империя зла» (как метко прозвал Рональд Рейган Советский Союз) повела атаку на Сечь, дабы и следов ее не осталось в народной памяти. Мы публикуем на страницах нашего сайта давно забытое интервью (раскопанное мной в архивах) с этой интересной женщиной-историком, исследовавшей духовную, религиозную жизнь запорожских казаков. И вещи, которые прозвучат в этом интервью, вовсе не потеряли свою актуальность и в наше не совсем спокойное время, когда особенно важно помнить о своей истории. Итак:

– Откуда у бывшего руководства СССР было столь негативное отношение к истории Запорожской Сечи?

Я думаю, что в условиях жесткой административно-командной системы и монопольного господства идеологических догм история Запорожской Сечи, с ее духом свободомыслия, демократизма, стремлением к национальной независимости, входила в явное противоречие с существующим порядком. Отсюда желание одних, официального руководства, — замолчать правду о Запорожской Сечи, и не менее страстное желание других — сберечь и передать новым поколениям эту правду. Верю, что каждому честному, неравнодушному к судьбе Отечества человеку хотелось, хотя бы в душе, иметь свою Запорожскую Сечь.

– Такое стремление понятно. А чем была в действительности Запорожская Сечь, какова ее роль в развитии, укреплении национальной государственности и культуры?

В действительности? С XV столетия Украина была разделена между иностранными государствами: ей угрожали, с одной стороны, геноцид — турецко-татарская агрессия, с другой — ополячивание. И вот, не имея своего государства, украинский народ создает для своей защиты Казацкое воинство, которое переросло в Запорожскую Сечь — сначала военный, потом и политический центр Украины. Здесь и сформировалась «Казацкая христианская республика». Это была первая в Европе республика, организованная действительно на демократических началах.

Запорожская Сечь сложилась уже к первой половине XVI столетия. Сначала это был казацкий отряд за днепровскими порогами. В это время практически по всей территории Украины возникает так называемое волостное казачество. Резкой границы не было, и когда Сечь собиралась в поход, к ней присоединялось по несколько тысяч волостных казаков. Все казаки назывались запорожские, а церковь для всех была украинская. А вот храмы, что строились казаками в Украине, назывались обычно казацкими.

Четко очерченные границы и права автономии Сечь приобрела в результате освободительной войны 1648—1654 годов, когда после Переяславской Рады в состав Российской державы вошла на правах автономии — политической, экономической, правовой, финансовой и военной — Украинская держава, Гетманщина. Вольности Войска Запорожского распространились на территорию, равную современной Англии (нынешние Днепропетровская, Запорожская, Николаевская, Херсонская, Кировоградская, Донецкая и Луганская области). Подчиняясь непосредственно царской власти Сечь была автономной даже по отношению к Гетманской Украине.

Высшей властью в Казацкой республике была общевойсковая Рада, где решались все важнейшие проблемы и прямым, демократическим путем избиралось правительство — запорожский Кош и другое руководство. Запорожцы практиковали довольно прогрессивную форму хозяйствования — так называемые зимовники, хутора фермерского типа.

Такая вольница была бельмом на глазу и у шляхетской Польши, и у царской России. Еще в XVI столетии польское правительство, стремясь использовать Сечь для защиты своих границ, зачислило несколько сотен запорожцев в реестровые казаки, остальных же пыталось вернуть в крепостничество. Однако Сечь даже после уничтожения царизмом в 1764 году украинской государственности — Гетманщины оставалась островком свободы в океане крепостничества.

Казаки

Огромную роль тут играл высокий воинский авторитет сечевых казаков, который вновь резко поднялся во время русско-турецкой войны 1768— 1774 годов, когда среди высших командиров русской армии честью почиталось записаться в курень. Куренными были Кутузов, Потемкин и даже мирового ранга ученый — Эйлер.

Однако для царизма политические интересы оказались выше соображений национальной чести. Охраняя крепостнические устои и проводя имперско-русификаторскую политику, Екатерина II, завершив войну с Турцией, обрушилась на Запорожскую Сечь. В 1775 году «Казацкая христианская республика» перестала существовать.

– Почему Сечь именовали «казацкой республикой» понятно, а вот почему еще и «христианской»?

Все казаки, конечно, были верующими людьми и строго придерживалась православия. На Сечи находили приют люди разных национальностей — украинцы, русские, белорусы, грузины, сербы, болгары и даже турки. Но все желающие остаться там должны были принимать православие. Это был не религиозный фанатизм, а защитная реакция против окатоличивания, а следовательно, и ополячивания нации.

”Главными иконами запорожцев были иконы Покрова Божьей Матери, а праздник Покрова, любимый казачий Праздник, был храмовым на Сечи. Икона Покрова считалась воинской защитницей, одновременно она воплощала материнство. Популярен был и культ святого Николая — заступника всех тех, кто «плывет, путешествует, бродит». Духовенство играло в жизни Сечи особую роль — разумеется, оно занималось проповеднической деятельностью, но также и просвещением, а при необходимости бралось за оружие, и немало священников показали себя истинными героями в ратном деле. В свою очередь казачество активно участвовало в делах церковных.

Покрова Богородицы

Характерно, что среди основных лозунгов освободительной борьбы украинского народа 1648—1654 годов и предшествовавших ей казацко-христианских восстаний, вспыхнувших после Брестской церковной унии 1596 года, был лозунг «Борьба за веру».

Решающую роль сыграло казачество во главе с гетманом Петром Сагайдачным в восстановлении православной церковной иерархии в Украине, упраздненной в 1596 году в результате Брестской унии. По просьбе Сагайдачного иерусалимский патриарх Феофан, возвращающийся из Москвы, посвятил православных епископов на кафедры Украины Белоруссии и Литвы, а также митрополита Киевского — им стал ректор Киевской братской школы Иов Борецкий. Польское шляхетское правительство оценило этот церковно-политический акт как государственное преступление и выдало универсал об аресте новопоставленных православных иерархов. Но казачество во главе с Сагайдачным защитило свое духовенство. Это был важный политический акт, заметно ослабивший позиции католицизма в Украине.

Известный историк М. С. Грушевский отмечал, что современники высоко ценили политический талант Петра Сагайдачного, который с Иовом Борецким укреплял союз духовенства и казачества, и что как мыслящий, глубокий политик Сагайдачный сумел поставить казачество на службу общенародным делам и сделал из казацкого войска опору национальной украинской жизни. Думаю, не будет преувеличением, если мы скажем, что в Запорожской Сечи существовал прочный союз духовенства и казачества.

– Вы говорили о демократичности и независимости, по крайней мере, об автономности Сечи. Эти черты были присущи и ее церкви?

Безусловно, ведь политическая жизнь в ту пору зачастую протекала в церковной, религиозной форме С конца XVII столетия Запорожская церковь считалась духовно зависимой от Межигорского Спасо-Преображенского монастыря (да-да, вы не ослушались, именно на месте этого монастыря и устроил свое жилище наш бывший президент. примечание редактора.), который имел право ставропигии, то есть пребывал в непосредственном подчинении патриарха и был выделен из ведомства Синода и Киевского митрополита. Это делало Запорожскую церковь не только независимой от митрополии, но фактически и мало зависящей от патриарха, находящегося на весьма почтительном расстоянии от Сечи.

Нужно сказать, что Запорожская церковь умела использовать выгоды своего положения. Нередко обращаясь к Киевскому митрополиту за решением своих конкретных проблем, она в то же время решительно отвергала попытки подчинить ее митрополичьей кафедре: «Не будет Церковь Божия запорожская отлучена от монастыря Межигорского общежительного, пока будет течь вода в Днепре и стоять войско Запорожское на земле». Номинальной была и зависимость от монастыря. Практически она ограничивалась тем, что монастырь посылал на Сечь священников. Реальным руководителем церковной жизни на Сечи был запорожский Кош, правительство Сечи, которое поставило во главе церкви «начальника запорожских храмов» Владимира Сокольского. Суров был спрос на Сечи с монастырских священников. Известен случай, когда священник был возвращен в Спасо-Преображенскую обитель лишь за то, что ездил в Киев без разрешения.

Начальнику запорожских церквей предписывалось читать проповеди. Каждое воскресенье и в другие праздники, причем не по бумажке, и только по-украински. Богослужение же у запорожцев проводилось ежедневно и от всех служителей требовались красноречие и трезвость.

Все духовенство, посланное из Межигорской обители (кроме монахов, направляемых в сечевой Самарский монастырь), могло оставаться там только на протяжении года — с сентября по сентябрь. Казаки не хотели, чтобы те пускали корни на Сечи. Исключение делалось лишь из «воинской милости» — когда священник очень уж полюбится запорожцам. Духовные лица не должны были вмешиваться в «мирские дела» — за исключением заступничества при наказаниях за незначительные проступки. Все они были обязаны приносить присягу на верность Кошу.

Последнее слово в решении важных, церковных дел оставалось за Кошем, а важнейшие дела рассматривались на Раде. Решения Коша и Рады ставились над распоряжениями митрополита и межигорского архимандрита. Вопрос о строительстве церквей на Запорожье рассматривался на общевойсковой Раде.

Таким образом, с монастырем казаков связывала только моральная зависимость. Хотя казацкая благосклонность к нему проявлялась и материально. Казаки за свой счет содержали в монастыре госпиталь, приют для престарелых казаков, возводили храмы и другие строения. Долгом своим считали казаки дважды побывать в Межигорском Спасе и сделать солидные денежные взносы или подарить драгоценные церковные предметы и украшения — чаши, кресты, евангелия, роскошное облачение. Посылали в монастырь и возы рыбы, соли, мехов, вина, скотину, породистых лошадей. Бывало и так, что после бурной жизни, военных походов и приключений иные запорожцы заканчивали свои дни в стенах монастыря.

Надо сказать, что независимость запорожцев и в делах церковных не раз вызывала раздражение царского правительства. Тяжелейшим периодом для Запорожской церкви были 1709—1734 годы. В 1709 году по приказу Петра I вместе с Чергомлыкской Сечью была уничтожена и церковь. Казаки захватили с собой походные церкви, спустились ниже по Днепру и основами Каменскую Сечь, но и оттуда царские власти их согнали. Запорожцы пошли еще ниже и разбили лагерь в Алешках (возле современного Цюрупинска Херсонской области), но тогда это были владения крымского хана, и казакам пришлось там очень тяжко.

Казаки

Но вопреки всему запорожцы и тут установили связь с афонским духовенством и царьградским (константинопольским) патриархом, оттуда назначались священники, шел обмен дарами, казаки получили золототканые ризы и чудесной работы аналой из арабского дерева с инкрустациями (по преданиям, этот аналой раньше принадлежал знаменитому проповеднику IV столетия Иоанну Златоусту).

– Не могли ли бы вы рассказать подробнее о храмах Сечи?

Устроение церквей на Запорожье особенно оживилось в пору последней, так называемой Новой, или Подпильненской, Сечи (1734— 1775 годы). После Рады 1766 года и до конца существования Сечи в пределах Вольностей Войска Запорожского действовало 44 церкви, 13 каплиц, 2 скита, а в 53 поселениях и урочищах — молитвенная икона. Церкви были деревянными. Собирались со временем заменить их каменными, но эти замыслы не сбылись. Были на Сечи и походные церкви. Делались они из грубого полотна и брезента и напоминали палатки.

Запорожцы возили их за собой в походы, устанавливали вблизи сторожевых постов —«бекетов». Например, Михайловскую походную церковь устроили в Старом Кодаке для береговых стражей, которые одновременно были и лоцманами. Устанавливали такие церкви в местах, где занимались промыслами, где стояли лагерем крупные группы казаков. Именно в походной церкви на Микитином Роге отслужили молебны в честь избрания Богдана Хмельницкого гетманом на Раде в Сечи.

– А как выглядели казацкие храмы внутри?

Церковный интерьер, внутреннее убранство отражали отношение запорожцев к церкви. Сечевая церковь отличалась дорогой ризницей, драгоценной утварью. Царские врата в церкви Новой Сечи были отлиты из чистого серебра, иконы, писанные лучшими византийскими и украинскими художниками, горели золотым обрамлением, книги обложены массивным серебром с драгоценными камнями.

– Вероятно, и духовенству при таких храмах жилось не бедно?

Начальник сечевых церквей Владимир Сокальский получал 300 рублей в год. По тому времени большие деньги. Интересная деталь: насельники Самарского монастыря носили рясы, сшитые из сукна, вытканного в казацких зимовниках, шерстью их снабжал Кош. Запорожское духовенство содержалось частично на воинское жалование, которое Сечь получала от царского правительства, частично на доходы от торговли церковными свечами, «от всякой ловли», от питейных доходов (шестая бочка вина или водки, привозящихся на Сечь), а также на щедрые подаяния, духовные завещания, воинскую добычу, которую всегда делили на три части, отдавая одну из них «от всякого меча и весла» на церковь.

Духовенству позволялось также брать вознаграждение за богослужения, отправление треб. Но делать это можно было только в рамках установленной «таксы». Злоупотреблений решительно пресекались.

В 1766 году на общевойсковой Раде была определена плата, порядок выдачи «роковщины», или «руги» на благоустройство церквей и содержание духовенства. Решено было завести при сечевой Самарской и всех приходских запорожских церквах школы для обучения грамоте, письму, закону Божьему, школу церковного пения, устроить приюты для старых, убогих, калек, нищих.

Запорожцы славились своей щедростью. Архивы свидетельствуют, что много монахов приезжало на Сеч собирать милостыню и получало поддержку Коша. А сколько на Сечи строили церквей! Вслед за казацким старшиной, собрав средства, строили церкви и мещане, и крестьяне, даря их и сущим, и грядущим поколениям. Такое строительство велось и далеко за пределами Сечи. Взносы, пожертвования, подарки преимущественно направлялись в Межигорский монастырь. Но не обходили заботой и далекий Афон, и Иерусалим — посещая эти места, запорожские казаки тоже строили и потом содержали там храмы.

– Каким волнующим могло бы быть путешествие по казацким местам, особенно для человека, который и сегодня не забыл, что в жилах его течет казацкая кровь!

Наверное, не может быть печальнее такого поворота разговора. От Запорожской Сечи почти ничего не осталось.. Расскажу хотя бы о трагической судьбе последней запорожской сечевой церкви. Мне пришлось ее видеть в 1951 году, как раз перед ее затоплением — я была в составе археологической экспедиции. Сначала — о том, что это была за церковь.

Уже после разрушения Сечи — последней, Подпильненской — на ее территории возникло село Покровское. Дмитрий Иванович Яворницкий, историк запорожского казачества, подробно описал Покровскую церковь, ее богатое внутреннее убранство. Это была уже не та сечевая церковь — деревянная, пятикупольная. После уничтожения запорожской столицы она постепенно одряхлела и наконец была разобрана в 1798 году. Тогда рядом построили новый храм, каменный, с деревянным куполом, позже пристроили колокольню. При этом использовали деревянные конструкции и другие части сечевого храма, а из многоярусного сечевого иконостаса перенесли на хоры новой церкви иконы изумительной живописи и роскошную утварь — большие серебряные напрестольные светильники-подсвечники; кипарисовые, резные а также золоченые кресты, серебряные лампады.

Осматривая в 1951 году село Покровское большое, многолюдное (1228 дворов), красивое, мы с Б. Б Когыловым зашли и в Покровскую церковь. Ее священник показал нам перенесенные из сечевой церкви резные орнаментированные брусы и три старинные иконы, на одной из них изображена Богоматерь и молящиеся чубатые запорожцы. От описанной Яворницким роскоши ничего не осталось. Храм разорили в годы борьбы с религией. Батюшка подарил нам фотоснимки церкви и ее интерьера. Дальнейшая судьба этого ценного запорожского исторического, архитектурного и художественного памятника не отразилась в официальных документах. Был слух, что его уничтожили еще до затопления.

Установить дату гибели помогают записи в дневнике Александра Довженко, который в первой половине 50-х годов посетил места запорожских Сечей, где планировалось создание искусственного Каховского моря. Вот записи из его дневника: «В Покровке, где я пишу эти строки, тоже была Сечь. И церковь тут стоит еще запорожская пока не зальет ее вода. И тоже никого уже не интересует старина». Это писалось в октябре 1952 года. А уже две года спустя в дневнике появилась такая запись: «с. Покровское 1954 год. Последнее воспоминание о церкви. Мне шестьдесят лет. С пятнадцати лет я не верю в Бога и с тех пор не был в церкви. Но в с. Покровском я пожалел, что Бога нет. Мне ужасно захотелось, чтобы он появился хотя бы не пять минут. И увидев разрушенный негодяями памятник древней архитектуры, сооруженный в честь его Божьей Матери, покарал лютой смертью темных и подлых иуд, сотворивших это мерзкое дело. Прощай, Покровское. Веры в не существующего Бого в тебе не убавилось. Убавилось красоты».

А вскоре и само чудесное село Покровское уничтожили. Часть хат перенесли, часть сломали бульдозерами, и памятное место последней Запорожской Сечи исчезло навсегда под водой Каховского моря.

До наших дней сохранился единственный запорожский храм в Новомосковске Днепропетровской области. Этот большой деревянный собор по требованию Рады был построен архитектором Якимом Погребняком без единого гвоздя, поскольку не подобает забивать их в храм Спасителя, распятого на кресте и прибитого к нему железными гвоздями. Это именно тот собор, о котором писал, отстаивая памятник, Олесь Гончар. Десятилетиями стоял он в строительных лесах. В 1989 году новомосковская церковь передана верующим.

Новомосковская церковь

…Где ты былая Сечь Запорожская! Но знаем точно – была ты не зря. Сечь исповедовала свободу, волю. Сечь погибла. Но жива. Крепка казацкая кровь. И не она ли это так неспокойно пульсирует сегодня в наших жилах!

Слава Украине!