Неолитическая революция, ее значение в истории

Ученые говорят о революциях научно-технических, информационных… Здесь же речь пойдет о революции, которая продлилась тысячелетия, но тем не менее была колоссальным скачком в истории человечества, свершением, без которого весь его последующий прогресс, включая нашу современную цивилизацию, просто не мог бы состояться.

Перенесемся мысленно на 600, скажем, тысяч лет назад, и мы увидим дикий лик земли, мир девственных лесов и первозданных степей, среди которых лишь редко-редко можно заметить дымок костра — стоянку первобытного человека.

Признаки неолитической революции

Шли тысячелетия, многие сотни тысячелетий. Люди менялись, они стали по внешнему облику почти совсем такими, как сегодня. Сложнее стали их орудия охоты, совершеннее жилища, обильнее одежда. Но по-прежнему редки были их костры среди необозримых просторов дикой природы и по-прежнему продолжали они бродить с места на место в поисках дичи и съедобных растений. Так было еще 12 тысяч лет назад.

Прошло еще две-три тысячи лет, и картина эта изменилась. Во многих районах планеты мы смогли бы теперь увидеть пейзаж, очень похожий на многие уголки нынешней сельской местности: колосящиеся хлебные поля, пастбища со стадами овец и коров, большие поселки с сотнями домов, чьи глинобитные стены тесно прилепились друг к другу, как в современных аулах Дагестана. Это уже знакомый нам облик земли, правда, еще без больших городов, но уже с деревнями, с полями, стадами, с оседлой устоявшейся жизнью и с производящим хозяйством. Этот новый облик мира сложился не сразу, а развивался постепенно, но все же за сравнительно короткий срок, ибо два тысячелетия на фоне предшествующих миллионов лет человеческой эволюции, конечно же, срок небольшой.

У историков это время получило имя эпохи неолитической революции. Именно в ней, в этой первой в истории человечества революции, были заложены предпосылки всех последующих, ибо это был переход от присваивающего хозяйства к производящему (от собирательства и охоты — к земледелию и скотоводству). Человек перестал только брать то, что ему в готовом виде давала не всегда достаточно щедрая природа, и начал сам, своим трудом приумножать растительное и животное богатство земли. Там, где на сотнях и тысячах квадратных километров природных угодий едва-едва могла прокормиться дарами природы горстка людей, теперь урожаи могли прокормить население целого государства.

Начало неолитической революции

Ввел термин «неолитическая революция» в научный обиход известный английский археолог Гордон Чайлд. Он назвал ее так по имени периода, в который она совершалась, — неолита, или новокаменного века. В дальнейшем выяснилось, что началась она даже раньше, еще в мезолите (среднекаменном веке), но термин успел стать привычным, и менять его было незачем. Что касается места, где она началась, то теперь уже твердо установлено, что раньше всего одомашнивание как диких злаков, так и животных произошло в странах Ближнего Востока. Возможно, вполне независимо, хотя и несколько позднее, это было сделано на Дальнем Востоке,- и, наконец, бесспорно, независимо, но значительно позже земледелие возникло в Америке.

За два-три последних десятилетия новые успехи археологии и других исторических наук позволили внести определенную ясность во многие прежде совершенно не разработанные вопросы развития производящего хозяйства. На основе этих открытий и написана статья. Есть три вечных вопроса истории: когда? как? и почему? Последний вопрос, «почему?», обычно и возникает последним, когда на первые два ответы уже даны, и дать ответ на него бывает особенно трудно. Когда и как произошла неолитическая революция, археологам удалось установить более или менее точно. Но вот почему она произошла раньше в Передней Азии, а не в Южной или Восточной, почему в Азии она началась 12 тысяч лет назад, а в Америке на 5 тысяч лет позже и, наконец, что мешало ей совершиться еще раньше? Общепринятого ответа на эти вопросы все еще нет.

Одни считают, что неолитическая революция совершилась, когда постепенно сложился необходимый для земледельца комплекс орудий, знаний и навыков, и тогда уж земледелие возникло как бы само собой. Но и землекопные орудия, колья да мотыги, и кремневые лезвия жатвенных ножей, и навыки сбора семян диких злаков были известны в течение тысяч лет, задолго до земледелия. Уже упоминавшийся Гордон Чайлд предложил иное объяснение. Переход к земледелию, по его мнению, был вызван внезапным резким сдвигом в климате. Усиливающаяся засуха сгоняла людей к немногим остающимся оазисам.

Однако сейчас данные раскопок показывают, что раньше всего к земледелию и скотоводству в Передней Азии перешли не в оазисах, а в предгорных районах, где засуха еще не сказывалась так остро. С другой стороны, в Австралии, где усыхание проходило очень быстро, земледелие так и не появилось.

Последствия неолитической революции

Любое историческое событие зависит от множества постоянных и переменных, случайных и закономерных факторов, с трудом поддающихся учету. Важные сдвиги, переломы в развитии совершаются тогда, когда множество различных факторов, подготовленных предшествующим развитием, начинают действовать в одном направлении. Изменения климата, бесспорно, сыграли свою роль в процессе возникновения земледелия, и роль эта была немаловажной, но не единственной. Весьма большую роль сыграли и особенности фауны и флоры Передней Азии, с большим количеством пригодных для одомашнивания видов, и наличие у тамошних жителей необходимых навыков, знаний, орудий, значительный удельный вес собирательства в хозяйстве.

Что же касается климата, то его изменения влияли на жизнь людей двояким образом. С одной стороны, оскудение лесов и степей дичью вынуждало все более и более настойчиво искать новые источники питания. С другой — расширившиеся площади степей привели к появлению целых полей диких хлебных злаков. Собирательство злаков, ставшее основным источником пищи, дополнялось рыболовством, охотой. Хозяйство стало более комплексным, люди стали жить более оседло, численность их увеличилась, так как пресная лепешка хоть и уступала по вкусу и питательности жареной дичи, но зато появлялась «на столе» более регулярно. Среди орудий лук и стрелы отошли на второе место, уступив первенство жатвенным ножам с кремневыми лезвиями.

11—12 тысяч лет назад, когда в Средней и Северной Европе люди стремились к рекам и морским побережьям, чтобы рыболовством и сбором съедобных моллюсков дополнить скудеющие охотничьи ресурсы, когда в Америке предки индейцев еще охотились на мамонтов и мастодонтов, во многих местах Передней Азии люди уже жили оседло, сочетая охоту и рыболовство с регулярным сбором дикорастущих растений. Их поселки, на месте которых сейчас находят ступки, песты, мотыжки и зернотерки, порою достигали довольно больших размеров. Люди рождались, жили и умирали в круглых хижинах-полуземлянках с тростниковыми крышами, с очагом в центре и даже покойников нередко хоронили здесь же, под каменными плитами, которыми устилали пол. Словом вели образ жизни, о котором этнографы говорят: «накануне земледелия». Жители Передней Азии X тысячелетия до н. э. еще не сеяли, но уже постоянно собирали урожай.

Племена собирателей урожая этнографы наблюдали еще в XIX веке. У индейских племен области Великих Озер этот урожай давал дикий рис, заросли которого в изобилии имелись и в самих озерах, и на впадающих в них тихих речках. Индейцы не только собирали рис, но отчасти и ухаживали за ним, оберегали от поклева птиц. Они не сеяли, но оставляли часть колосьев нетронутыми для самосева.

Мезолитические обитатели Передней Азии, очевидно, столь же сильно зависели от сбора дикорастущих злаков, как и индейцы оджибве. Но в отличие от оджибве они перешли уже к настоящему земледелию. Очевидно, продолжающееся потепление и участившиеся засухи привели к тому, что дикорастущих злаков стало не хватать. В мезолитической Передней Азии начало революции заключалось в переходе от развитого собирательства к земледелию, вначале, возможно, к разбрасыванию семян диких растений и к искусственному обводнению и поливу тех участков, на которых разбрасывали эти семена.

Вот тут-то и пригодились навыки и знания, добытые в предшествующее время: умение изготовлять нужные орудия, знание полезных свойств растений, условий их созревания. Переход к скотоводству находился в неразрывной связи со становлением земледелия. В Передней Азии были не только необходимые дикорастущие злаки, но и животные, которые поддавались одомашниванию, — свиньи, козы, овцы, коровы. Собирательство однолетних растений, созревающих только один раз в году, не столько научило, сколько в буквальном смысле вынудило человека создавать запасы. Когда же появились запасы зерна, появилась и возможность не убивать сразу добытых на охоте молодых животных, а оставлять их на время на стоянке. Так началось их одомашнивание.

Вторая промышленная революция — это, кроме всего прочего, первый спутник в космосе, первый человек на луне. Первая промышленная революция сопровождалась дымом, взметнувшимся в небо Европы из труб первых фабрик и заводов, первыми паровозами и пароходами. Неолитическая революция знаменовалась первыми полями вокруг отныне оседлых поселений и первыми загонами для скота. Может быть, по современным понятиям это выглядит не столь уж эффектно, зато было, во всяком случае, не менее важно.

Самый трудный шаг — это первый шаг. Как всякая подлинная революция, неолитическая, после того как она раз совершилась, начала свое победоносное и быстрое шествие по земному шару: где самостоятельно возникал ее новый очаг, где это происходило в результате заимствования у соседей культурных растений, домашних животных или хотя бы необходимого опыта. Конечно, еще далеко не выяснены пути, которыми неолитическая революция совершалась в том или ином районе земли. Но в целом картина уже более или менее ясна.

В VII—V тысячелетии до н. э. по всей Передней Азии и Юго-Восточной Европе, в частности Балканскому полуострову, были разбросаны уже поселки земледельцев, возделывавших просо, ячмень и пшеницу, чечевицу, горох и другие культуры, разводивших свиней, крупный и мелкий рогатый скот. Возможно, впрочем, что Юго-Восточная Европа входила в очаг древнейшего в мире земледелия. Немногим позднее следы производящей экономики отмечены и в Средней Азии.

В конце VI тысячелетия до н. э. из Юго-Восточной Европы по речным долинам земледелие и скотоводство проникли и в Центральную Европу, большие пространства которой были заняты тогда дубравами и смешанными лесами. Поэтому здесь людям пришлось выжигать лес, причем зола удобряла землю, и мотыгами возделывать участок вокруг селения. Когда земля переставала родить, переселялись на новое место, неподалеку от прежнего.

Немного позднее производящее хозяйство распространяется на Северное Причерноморье, но здесь, в засушливых степях, земледелие быстро уступило пальму первенства скотоводству. Именно тут, по-видимому, впервые была одомашнена лошадь.

В III тысячелетии до н. э. земледелие и скотоводство достигли уже берегов Скандинавии и Англии, завершая свое распространение по Европе и сразу же резко изменяя ее лицо. Исследования, проведенные в Дании и некоторых других странах, показали, как резко и внезапно изменился в них характер растительности, когда первые скотоводы и земледельцы повели борьбу с лесом, когда на расчищенных с помощью огня пространствах впервые стали пасти скот и возделывать зерновые культуры. Пыльцевой анализ, например, показал, что из лесов Северной Европы почти повсюду быстро исчез вяз, потому что здесь, в условиях нехватки травянистых пастбищ, его ветки использовались как корм для скота (так и сейчас поступают с ветками березы на севере Карелии и в Сибири).

В Египте первые земледельцы появились не позднее V тысячелетия до н. э. В Египте не было надобности бороться с лесом, зато необходимо было регулировать разливы Нила. Поэтому здесь, как и в Месопотамии, рано развилась поливная, ирригационная, система земледелия. Из Египта и других частей Северной Африки земледелие и скотоводство, видоизменяясь и приспосабливаясь к местным условиям, постепенно распространились по остальной Африке.

На Индостанском полуострове земледелие раньше всего возникло не в долинах Инда и Ганга и не на плодородной в будущем равнине Декана, а в горных долинах Белуджистана. Там начало его датируется IV тысячелетием до н. э но уже в первой половине III тысячелетия до н. э. земледельцы спустились с гор, быстро освоили ирригацию и начали получать по два урожая в год.

Когда в точности появились земледелие и скотоводство в Восточной и Юго-Восточной Азии, пока не выяснено. Различные ученые отстаивают разные даты: от III тысячелетия до н. э. и чуть ли не до X тысячелетия до н. э. Нет пока и однозначного ответа на вопрос, возникла ли здесь производящая экономика самостоятельно или же под каким-то воздействием извне.

Во всяком случае, не позднее IV тысячелетия до н. э. в долине реки Хуанхэ были уже многочисленные поселки оседлых земледельцев, возделывавших просо. Приблизительно в это же время на севере Индокитайского полуострова стали возделывать рис, который затем распространился на север, везде, где это позволял климат, сменил менее эффективную культуру проса и в конце концов приобрел для человечества, пожалуй, большее значение, чем пшеница.

В той же Юго-Восточной Азии впервые стали возделывать корнеплоды — ямс, таро и другие. Когда в точности это случилось, тоже еще неизвестно. Корнеплоды в целом имели гораздо меньшее значение для судеб человечества, чем зерновые культуры, так как они быстро гнили, и поэтому длительное хранение их невозможно. Однако именно эти культуры помогли человеку заселить неудобные для зернового земледелия острова Океании.

Все попытки доказать, что земледелие в Америке появилось под воздействием культур Старого Света, пока успехом не увенчались. Напротив, сейчас накапливается все больше данных о том, что неолитическая революция в Америке совершалась самостоятельно в V—III тысячелетиях до и. э. В Центральной Америке, как и в Передней Азии, усыхание климата и одновременное исчезновение крупных животных побудило охотников обратить большее внимание на собирательство диких растений. От собирательства индейцы Мексики очень медленно стали переходить к выращиванию тыквы, перца, бобов, кабачков и своей главной продовольственной культуры — кукурузы.

Помимо Мексики и соседних с ней областей Центральной Америки, становление земледелия в IV—III тысячелетиях до н. э. происходило и в Южной Америке, на перуанском побережье, где довольно рано начали выращивать тыкву-горлянку, фасоль и хлопок, а со II тысячелетия до н. э. и кукурузу.

Пример с Америкой, где земледелие возникло самостоятельно, хорошо иллюстрирует соотношение случайного и закономерного в процессе исторического развития. То, что земледелие впервые зародилось в Передней Азии, в общем-то, относится к числу случайностей. Но то, что земледелие и скотоводство, рано или поздно, но неизбежно должны были зародиться на земле, коль скоро на ней существовало человечество в данном природном окружении, было неизбежно.

И от того, когда и где зарождалось производящее хозяйство, какие конкретные формы оно приобретало, то есть от того, что: в первом приближении можно назвать случайными факторами, зависело очень многое, если не в историческом развитии всего человечества, то, по крайней мере, в судьбах отдельных его частей, в судьбах отдельных районов и целых материков.

Те области, где переход к производящему хозяйству совершился раньше, вырвались вперед. Те, где по причинам природного порядка или каким-либо еще этот переход долго был невозможен, например Арктика или Австралия, оказались обречены на длительное отставание. Племена, которые могли заимствовать достижения своих близких или далеких соседей, обмениваться идеями, навыками, земледельческими культурами и домашними животными, развивались быстрее, чем те, которые жили в условиях относительной изоляции.

Наконец, даже в областях, где неолитическая революция успешно совершалась, многое тоже зависело от случайностей. Например, то, что в Америке из животных, пригодных для одомашнивания, помимо собак и морских свинок, были только лама и альпака, относится к числу случайностей. Но именно этот, в общем-то случайный фактор и послужил причиной того, что доколумбова Америка развивалась хотя и в одном направлении со Старым Светом, но более медленными темпами. Отсутствие большинства домашних животных и зерновых культур на островах Океании — тоже часто случайность. Но в результате этой случайности Океания в целом отставала даже от Америки.

Таким образом, неолитическая революция не только смогла за очень короткий срок (два-три тысячелетия на фоне предшествовавших сотен тысяч и даже миллионов лет развития человека, и в самом деле, очень короткий срок) преобразить лицо земли, создать возделанные поля, каналы и стада домашних животных на месте девственных лесов, непроходимых болот и нетронутой степи. Она, помимо всего прочего, резко усилила неравномерность развития отдельных частей человечества.

В пятидесятых годах прошлого века сенсацию вызвали раскопки Иерихона — многослойного археологического памятника в Палестине. На этом месте люди жили почти непрерывно в течение многих тысячелетий. Слой бронзового века на нем образован развалинами города, стены которого, по древнему преданию, рухнули от звуков труб осаждавшего его войска. Слой мезолита (среднекаменного века) составляют остатки небольшой стоянки собирателей и охотников. Между этими двумя слоями зажат мощный неолитический слой, занятый остатками поселения ранних земледельцев. Эти земледельцы жили в глинобитных домах, но еще не умели изготовлять глиняную посуду. По-видимому, у них было довольно много зерна. В слое найдены кости самого древнего домашнего кота в мире, и может быть, приручение его было вызвано потребностями борьбы с мышами, этими вечными врагами зерновых запасов. А само поселение земледельцев VII—VI тысячелетий до н. э., лишь недавно начавших свой стремительный бросок к цивилизации, уже было обнесено мощной стеной из бутового камня.

Вскорости выяснилось, что Иерихон не составляет исключения. Чатал-Гуюк, поселение VII тысячелетия до н. э., раскопанное в Южной Турции, тоже было обнесено мощной стеной и процветало более тысячи лет.

Дома чатал-гуюкцев состояли из небольшой комнаты и одного-двух хозяйственных помещений. Вдоль стен комнаты, как и сейчас еще во многих жилищах Передней и Средней Азии, шли глинобитные возвышения-дежанки, застланные циновками. На них сидели, спали, рожали детей и под ними же находили свое пристанище черепа и кости умерших.

Помимо Иерихона и Чатал-Гуюка, в Азии, Африке, Европе и Америке найдено много других поселений ранних земледельцев и скотоводов. Одни из них богаче, другие беднее; одни больше, другие меньше, одни обнесены стенами, другие открыты и никак не защищены. Но все вместе они знаменуют собой начало новой эпохи.

Казалось бы, уж коль скоро человек привык питаться кашей и лепешками из зерен, злаков, то большое ли значение имеет то, как он эти зерна получает: собрал он их в диких зарослях или на специально засеянном поле. Оказывается, имеет, и очень большое. Именно благодаря тому, что появились поля, появились вслед за ними и постоянные относительно крупные поселения — не как редкое исключение, а как общее правило. Вслед за ними возникли и города, и вся наша цивилизация.

До сих пор человек производил многое — орудия, одежду, жилища, но основными средствами производства были его руки и созданные этими руками искусственные их «продолжения» — топоры, копья, ножи и другие орудия. Теперь же появилось совершенно новое и непохожее на прежние средство производства — земля, искусственно созданная культурная почва. Да, почва культурного поля сделана искусственно: она размельчена, разрыхлена, очищена от сорняков и кустарников, она структурно, качественно не меньше отличается от почвы целинной, чем, скажем, отшлифованный, отточенный каменный топор — от природного булыжника. В природе такой земли нет, как не бывает в ней бумажных цветов или скал из железобетона.

Сделать нож, копье, топор при умении может каждый. В каменном веке, как правило, каждый их сам для себя и делал. Собирать грибы, ягоды, коренья тоже можно и в одиночку. На самых крупных животных, таких, как слоны, африканцы, вооруженные ножами и копьями, обычно охотились группами по пять-шесть человек.

Но попробуйте-ка в одиночку или хотя бы втроем превратить участок девственного леса в поле! Это нереальная задача даже для человека, вооруженного железным топором и железной лопатой.

Труд первобытного земледельца — это труд, который порой, например, при освоении нового участка земли из-под леса, одновременно занимает многие десятки людей, и мужчин, и женщин, а вот при возделывании огорода труд становится, так сказать, семейным. В охотничьем и собирательском хозяйстве почти никогда не бывало так, чтобы муж и жена трудились рядом. С началом земледелия и скотоводства резко возросло хозяйственное значение семейных связей. И вместе с тем возросла, усложнилась и роль общины.

Неолитическая революция привела к тому, что впервые в истории земледельцы и скотоводы стали производить больше, чем им было нужно для удовлетворения минимальных жизненных потребностей, притом не в виде исключения, а постоянно. Появился регулярный прибавочный продукт, появился и регулярный обеспеченный досуг.

Конечно, даже самые примитивные охотники и собиратели отнюдь не были с утра до ночи заняты беспрестанными поисками пищи. И у них временами бывало достаточно досуга. Но беда была в том, что досуг этот распределялся нерегулярно, редко был продолжительным и далеко не всегда сытым.

Другое дело — земледелец. У него несколько раз в году бывает страдная пора, но, во-первых, над ним не висит дамокловым мечом угроза голодовок, а во-вторых, регулярно каждый год в одни и те же месяцы бывает время, когда амбары полны зерна, все полевые работы закончены, и люди могут посвятить свое время чему угодно — празднествам, обрядам, играм, строительству общинных зданий или вырезанию деревянной скульптуры.

Нашу эпоху часто называют эпохой демографического взрыва. Но нынешний «взрыв»— не первый и не самый большой в человеческой истории. По подсчетам некоторых ученых, во Франции, например, в эпоху палеолита жило от 5 до 15 тысяч человек, все население Англии эпохи мезолита не превышало 7500 человек. В эпоху же развитого энеолита, около пяти тысяч лет назад, население Франции составляло 5 миллионов.

Есть народная пословица: один ум хорошо, а два лучше. А здесь на смену каждому прежнему уму пришла тысяча новых и тысяча новых пар рук на смену прежней паре. С ростом производительности труда, с появлением прибавочного продукта отпала надобность в том, чтобы каждый отдельный человек или каждая семья участвовали бы в добывании пищи. Появились квалифицированные специалисты, целые группы ремесленников, которые не столько работали в поле, сколько были заняты изготовлением орудий, украшений, посуды. А кроме того, создались условия и для появления людей, которые не столько рубят, копают и сеют, сколько говорят, где копать, что рубить и когда сеять. Короче, появилась вместе с усложнением производства потребность в его организаторах, полностью или частично освобожденных от других занятий. Они объединяли общину для коллективных работ, определяли их порядок, ведали распределением и хранением запасов, представляли общину в ее общении с соседями. Возрастал авторитет отдельных лиц — вождей, старейшин, предводителей.

Те же потребности производства привели к тому, что в раннеземледельческих обществах существенно возросло значение положительных знаний, зачатков будущей науки, например календаря. Хранение и накопление таких знаний стало жизненно важным делом. Однако в сознании ранних земледельцев положительные знания были смешаны с верой в сверхъестественное, с религией и магией. Поэтому функции хранителей знаний обычно сосредоточивались у жрецов, знахарей, которые, как и организаторы-предводители, начали выделяться из среды рядовых общинников.

Так наметилась возможность социального неравенства, и одновременно появилась возможность неравенства имущественного, опять же потому, что люди стали производить больше, чем было нужно для удовлетворения их минимальных потребностей. Конкретные проблемы возникновения социального неравенства, эксплуатации, кланов, государства очень сложны, дискуссионны, и здесь не ставится задача их осветить. Равным образом не говорим мы здесь подробно и о сдвигах в духовной культуре, в искусстве, в религиозных представлениях, которые также были неразрывно связаны с возникновением производящего хозяйства.

Музыковеды создали специальные исследования о тех отличиях, которые существуют между музыкой и песнями бродячих охотничьих и оседлых земледельческих народов. Но это лишь частное отражение тех важных различий, которые существуют между ними в отношении к миру и в его восприятии.

Жизнь охотника протекает от одного дня к другому, она полна случайностей и неожиданностей. Она требует от него знания природы, но главным образом в мелочах — в отдельных приметах, в чтении следов. Не случайно в языках охотничьих племен часто бывает множество названий для отдельных видов птиц, зверей, деревьев, разные слова для разных их возрастов и состояний, но часто отсутствует общее понятие «дерево» или «птица».

Сельское хозяйство гораздо более, чем собирательство или охота, способствовало формированию абстрактного мышления, умения обобщать, предсказывать, предвидеть и планировать, причем на долгий срок. Охота не менее тяжелый труд, чем земледелие. Но результаты охоты даются в руки сразу, их можно тут же съесть, зато труднее сохранить.

Земледелец волей-неволей оказывается гораздо бережливее охотника. Земледельческие работы сменяют друг друга на протяжении многих месяцев: расчистка участка, пахота или мотыжение, сев или посадка рассады, пропалывание, окучивание, полив, охрана всходов от потравы и лишь потом уборка урожая. Все это воспитывает упорство, терпение, целеустремленность.

Мы уже упоминали о том, что потребность точно знать время, когда следует начинать пахать, когда — сеять, потребовала создания точного календаря, ведения астрономических наблюдений за звездами и солнцем. Именно у неолитических и энеолитических (только начавших освоение металлов) племен, все благосостояние которых зависело от урожая, мы наблюдаем исключительную роль календаря в жизни, своего рода культ календаря. Это было и у майя, и у ацтеков, и у древних египтян, и у западноевропейских создателей мегалитических обсерваторий типа знаменитого Стоунхенджа. Ведь и наш нынешний календарь в своих основах был разработан в древней Месопотамии. С такой «научной разработкой» понятия времени и его измерения связаны и психологические сдвиги в отношении ко времени, представление о ценности времени, которое довольно слабо было развито у первобытных охотников.

По-иному, по-новому воспринимает оседлый земледелец не только время, но и пространство. Бродячие охотники воспринимают его, так сказать, маршрутно, линейно. Когда их просят, они обычно рисуют не карту территории, а схему маршрутов, направлений и ориентиров. Напротив, первобытный оседлый земледелец воспринимает пространство именно как площадь, как территорию. При этом своя деревня рисуется ему как центр мира, а все окружающее пространство, четко сориентированное по странам света, представляется в виде концентрических кругов, все более и более от него удаленных, последним из которых является «край света».

Развитие ориентировки по странам света само по себе тоже связано с этим мироощущением, так как в системе ориентировки бродячих охотников оно обычно подменяется определениями типа «вверх по реке — вниз по реке», «лицом к морю — лицом от моря» и так далее. Как бы ни были наивны и примитивны географические и космогонические представления ранних земледельцев, все же только они смогли стать той основой, на которой затем развились географические знания, знания о земле вообще, а не только о своих маршрутах в поисках зверя.

Как это ни парадоксально, охотник, которому приходилось порой преодолевать огромные расстояния, знал лишь свою охотничью тропу, а не землю в целом. Потребовалась постоянная точка зрения оседлого земледельца, создателя колосящихся полей, чтобы осознать ценность измерения земли как площади, чтобы, обернувшись с вершины холма, проникнуть мыслью за линию горизонта, чтобы из своей деревни увидеть мир.

Автор: А. Хазанов.