История возникновения города. Часть третья.

Средневековый город

Обитатели Майданицкого должны были срубить, сооружая свои жилища, до полумиллиона древесных стволов, что само по себе не удивляет — мы уже знаем, что каменный топор и долото для раскалывания бревна вдоль были вполне сносными орудиями.

Но интересно другое. Поскольку вообразить, чтобы эти стволы тащили издалека, смешно (это ведь не «синие» камни Стоунхенджа, которые привезли из Уэльса, за сотни миль), разумно считать, что само нынешнее поле — дело рук майданицких поселенцев. Но раз поле создано ими, оно не могло быть плодородным долгое время, и через пару поколений надо было все бросить и двигаться дальше. Куда? Скорее всего, на север, к Триполью, нечаянно давшему имя их культуре. Они отодвигали границу леса шаг за шагом, но это — совсем особая история.

Майданицкое по вероятной численности населения превосходит Иерихон и более поздний (более крупный) Мёрсин во много раз, но это — не город. Огромный овал в центре — не площадь, и не фестивальное поле, и не ночная обитель для скотины. Для всего этого он непомерно велик, к тому же животных явно содержали на первом этаже домов. Для хозяйственного поля эта территория, напротив, слишком мала, для огородов же довольно и пространства возле жилищ в промежутке между овалами.

Естественно предположить, что процесс устроения не мог и тогда сильно отличаться от такого процесса на любой девственной территории по сей день — менялась только техника. Передовой отряд, снабжаемый продовольствием с базовых поселений, сооружает плотное ядро селения. Этот же передовой отряд использует для строительства лес, расчищаемый с большой овальной площади,— то, что кругу, овалу, а позже прямоугольнику придавалось магическое значение, уже не вызывает у нас сомнений.

Авангард засевает расчищенное и, очевидно, священное поле, и снятый с него первый урожай позволяет основной массе колонистов обстроить его жилищами за один сезон. Каждый может самостоятельно сделать ориентировочный подсчет, подтверждающий, что это реалистично, когда семьи велики. А то, что семьи были именно такими, в свою очередь, подтверждается размерами каждой из обстроенных площадок — зря бы силы тратить не стали. Наконец, вытолкнутая с прежних мест перенаселенностью и оскудением почвы третья волна переселенцев обстраивает второй, внешний овал, своим подобием первому так же приобщенный к первополю, как и тот.

Хочется думать, что внутреннее поле сохраняет священный характер и посвящено богине плодородия, фигурки которой столь часто попадаются здесь. Нельзя исключить и то, что в центре овального поля могла сохраняться роща — для поддержания хороших отношений с лесом, сокрушенным и отодвинутым ради нивы.

Могло быть и иначе, ни подтверждений, ни опровержений для гипотезы пока нет, она опирается ведь на анализ плана, пространственной композиции. Но уж одно можно утверждать строго: с городом и Майданицкое, и сотни ему подобных окрест не имеют ничего общего. Их жители по неясным нам причинам находили нужным и важным собираться в огромную массу и жить бок о бок, но культивировали при этом сугубо «деревенский» образ жизни, не помышляя о городском.

Майданицкое — не город. Его жители могли вести обмен с метрополией и соседями, они делали изумительную керамику, пряли, ткали, для чего могли быть уже и специалисты, но нет никаких свидетельств тому, что они могли иметь опыт сложно иерархической социальной организации, органически свойственной городу, возникшему как средство господства над сельским окружением. Эта функции города на протяжении истории не менялась, менялись только формы господства.

Пусть надписи из Ассура, порицающие память царя Саламансара за то, что он «смотрел на граждан Ассура как на крестьян», относятся к позднейшей эпохе — содержание этих надписей куда как древнее. Недаром в замечательном отрывке из «Гильгамеша», где звероподобный Энкиду становится человеком, познав любовь женщины, его — для полной, как сказали бы сегодня, социализации — усиленно зовут в город:

«Приди, о Энкиду, в укрепленный Урук,
где народ блистает праздничным нарядом,
где каждый день обращается в праздник».

В ряде других текстов, месопотамских, египетских, воспевается праздная городская жизнь, и даже с учетом поэтического преувеличения, мы не должны сомневаться в том, что городская улица, площадь, храмовый участок являются пространством жизни, обособившейся от сельскохозяйственных трудов. Городской образ жизни, противостоящий деревенскому, во всяком случае еще до 3000 года до новой эры, стал фактом понятным и привычным.

Промежуточную стадию, или протогорода не удается обнаружить. Зато такой обзор делает понятным, что для возникновения города необходимо, но недостаточно накопление некоторой «критической» плотности сельскохозяйственного населения. То, что для этого нужны были и коллективные действия, требовавшие централизованного руководства, очевидно, но ведь мы знаем культуры с развитой социальной организацией (североамериканские индейцы, полинезийцы), так и не создавшие города. Что же было нужно еще для его возникновения?

Автор: В. Глазычев.