Иран – 2500 лет истории культуры

Без вклада Ирана в мировую культуру человечество было бы куда беднее. Созданная Киром и упроченная Дарием (541—488 годы до н. э.), огромная держава Ахеменидов между 546 и 331 годами до н. э. развивала свою государственную систему и внешние связи в небывалых дотоле масштабах и превратилась в могущественную империю, истоки которой прослеживаются в Вавилонском и Ассирийском царствах.

После покорения этих царств иранцами развитие цивилизации между Эгейским морем и Индийским океаном проходило под покровительством «закона мидян и персов, неизменного во веки веков». Ахемениды для понятия «закон» ввели собственное слово «дата» (буквально: «устраивать», «приводить в порядок»), и примечательно, что это слово перешло затем в армянский, древнееврейский и аккадский языки, что свидетельствует о влиянии Ахеменидской державы в Армении, в Израильском царстве на Средиземноморском побережье, а также в бассейне Тигра и Евфрата; на северо-востоке ее влияние распространялось на часть Центральной Азии, а на западе — захватывало Малую Азию.

Отсюда, с этого перекрестка древнего мира, выступали в поход сначала мидяне, а вслед за ними персы, ведомые Киром и Дарием, намереваясь создать могучую мировую державу. В правление Артаксеркса I (466— 424 годы до н. э.) греческие историки и ученые приезжали в империю, чтобы познать мудрость Востока. Если бы Демокрит (умер в 361 году до н. э.) не встретился с вавилонскими учеными и математиками, пользовавшимися покровительством Ахеменидской империи, он, быть может, не создал бы своей атомистической теории. Его отец оказал гостеприимство Ксерксу во время пребывания «великого царя» во Фракии примерно в 460 году до н. э.

Но перейдем от древних времен, когда Иран впервые объединил под своей эгидой многие народы, к более поздней эпохе исламской культуры, которая, вероятно, не смогла бы достичь такого высокого расцвета без вклада, внесенного на протяжении VIII—XVII веков городами Багдад, Бухара, Самарканд, Герат, Рей, Исфахан, Шираз и Тебриз. Во всех этих городах процветали искусства, характерные для культуры ислама, — поэзия, керамика, архитектура, чеканка, миниатюра и каллиграфия.

В то же время во всех этих городах были сильны традиции древней иранской культуры, сохранившиеся со времен господства персидских империй. Багдад, который с 750 по 1258 год был резиденцией исламских халифов, соединявших в своих руках светскую и духовную власть, расположен неподалеку от Ктесифона на Тигре; до сих пор здесь стоит монументальная арка Ктесифона — как память о былом великолепии зимней столицы империи Сасанидов (224 — 651 годы). Бухара, Самарканд и Герат были украшением северо-восточного Ирана, где влияние Ахеменидов и Сасанидов распространялось вплоть до Окса и Гиндукуша, а персидский язык бытует и по сей день.

В VII веке н. э. зародился ислам, культура которого после арабских завоеваний в Византии и Иране обогатилась наследием иранской цивилизации, истоки которой прослеживаются до четвертого тысячелетия до н. э. Иранские керамические изделия тех далеких времен украшены орнаментом, свидетельствующим о том, что уже тогда был совершен переход от натуралистического изображения к абстрактной стилизации.

Отсюда можно сделать вывод, что в прозрачном воздухе Иранского нагорья человек еще в давние времена переключился с наблюдения и воспроизведения естественных объектов на преобразование видимого в абстрактные композиции.

То, что непосредственно представало человеческому взору — животные, готовящиеся к прыжку, птицы в полете, — преображалось в обобщенные символы; иранцы и по сей день сохранили эту способность к обобщению частного, конкретного, проявляя таким образом высокий уровень своей цивилизации.

Искусство древних гончаров как бы возродилось вновь в манускриптах XVI века; в их иллюстрациях подобные орнаменты играют роль декоративного обрамления сцен с более разработанным сюжетом, изображающих пирующих и сражающихся воинов на фоне пейзажа в китайском стиле или мудрецов, беседующих со своими учениками о философских школах Древней Греции, уже давно исчезнувших, но изучавшихся в университетах средневекового Ирана.

Иранский климат с его ясным небом и чистым воздухом во многом обусловил успехи изобразительных искусств, а впоследствии также отразился и на развитии религиозных воззрений.

Таково уж свойство иранских природных условий: они покоряют каждого приезжего, как бы просветляя и возвышая его ум и душу. Этому способствует и суровая обнаженность здешнего пейзажа — мощные контуры горных кряжей на фоне выжженной степи, — которую еще больше подчеркивает пышность садов и рощ, растущих там, где тщательно собираемая и хранимая драгоценная влага орошает плодородную землю.

Можно сказать, что вино и творческий гений — олицетворение Ирана. Промежуточное положение между восточным и западным континентами всегда давало обильную пищу для развития его национального духа, для того чтобы этот дух проявил себя в чем-то новом и значительном.

Начиная с Геродота, мы часто встречаем упоминания о способности иранской культуры воспринимать и заимствовать у других, однако лишь в редких случаях подчеркивается роль иранской первоосновы, стойкой, самобытной и своеобразной, благодаря которой заимствование приводит к рождению действительно нового и дотоле неизвестного. К этому можно добавить, что суровость природных условий в сочетании с высоким уровнем развития культуры и искусства выковали в иранцах душевную стойкость и непоколебимую волю, перед которыми другие народы неоднократно склоняли головы; завоеватели бессильны были истребить иранский дух, его гений, с какой бы жестокостью они ни действовали на иранской земле.

В конечном счете иранцы воспринимали от иных культур значительно меньше, чем давали своим не всегда желанным гостям. Захватчики находились на более низкой ступени развития, Иран привлекал их высоким уровнем жизни и культуры и быстро покорял духовно. Что принесли с собой арабы, пришедшие из пустыни, или кочевники — дети азиатских степей? Только приток свежей энергии и страстное желание приобщиться к жизни цивилизованного государства.

Все это отнюдь не означает, что Иран всегда занимал только, так сказать, оборонительную позицию, да и то не всегда успешно. Нет, в своей борьбе против античных греков Иран, например, столкнулся с Европой и способствовал расширению кругозора эллинов; так в «Киропедии» Ксенофонта появилась философская повесть, основанная на событиях из жизни иранского двора и написанная (что весьма примечательно) в бесспорно персидском стиле, в форме политической полемики.

Иранцы дали Европе люцерну, домашнюю птицу, белого голубя и павлина. При Дарии фруктовые деревья из восточных провинций были пересажены на земли, расположенные западнее Евфрата. Фисташки были вывезены в Сирию, рис в Месопотамию, кунжут в Египет (все это находилось в пределах древних иранских империй). Однако любимые вина «великого царя» не привились в Дамаске. Соленую рыбу из Персидского залива потребляли в Малой Азии, и Египет выплачивал часть своей дани Ирану продуктами рыболовства на Ниле и в Средиземном море. Искусное правление Ахеменидов способствовало созданию и консолидации одного из величайших в истории государственных объединений.

Впоследствии идея создания всемирной державы возрождалась неоднократно. Правда, в 331 году до н. э. Александр Македонский, чтобы вернуть расположение своих приближенных, попрекавших его тем, что он слишком многое перенял у иранцев, разрушил империю Ахеменидов. Однако много времени спустя, в 750 году, сложились благоприятные условия для возникновения нового грандиозного объединения человеческих и природных ресурсов. На этот раз это было ирано-арабское государство — Багдадский халифат.

В географическом отношении Иранское плоскогорье открывало для его населения широкое поле деятельности. Оно возвышается над бассейном Окса на северо-востоке; над долиной Тигра и Евфрата и Аравийской пустыней — на юго-западе; Гиндукуш и Индостан граничат с ним на востоке и юго-востоке. Кавказ высится на севере, а Персидский залив омывает южное побережье этого многовратного караван-сарая, срединного царства между Европой и Азией, Африкой и Сибирью. Через Иран шли к Средиземному морю шелк и бумага Китая, золото и пряности Индии, кони и шкуры из Центральной Азии.

Экспансия древней иранской державы развивалась именно по этим первым торговым путям между Востоком и Западом. Ее культура обогащалась за счет иноземных товаров, которые, проходя через руки иранских ремесленников, освещались животворным светом иранского гения, того гения, что проявил себя еще в искусстве древних гончаров.

Но не одни только причудливые узоры на тканях или коврах дарили иранцы миру, хотя их мотивы и образы дают представление о том, как видел иранский ткач цветы, стройный тополь, птицу на ветке и самые краски иранской земли — иранские контрасты красного, густо-синего и зеленого. Религиозные идеи иранцев также пересекали границы, проявляясь в иудаизме и христианстве, и глубоко проникли в ислам, который Иран сделал своей религией. Если лоза царя Дария и не привилась на почве Дамаска, то некоторые ритуалы зороастризма, древней религии персов, нашли место в христианском обряде причащения вином.

Над страной, большая часть которой возвышается на 1200 метров над уровнем моря, небесные созвездия сверкают ярче, чем над туманными низовьями. Эта страна не знает бессолнечных дней, ее легендарный царь Хушанг научился добывать огонь, а сын его Джамшид ввел Науруз, праздник Нового года, отмечающий наступление весеннего равноденствия.

Сияние иранского неба отражено в эмалевой чистоте иранской живописи и в образах его изысканной поэзии. И может быть, ощущение близости, досягаемости неба привело к тому, что иранская литература и искусство в большой мере проникнуты религиозным чувством.

Это чувство порождало стремление к совершенству, совершенству большему, чем то, которое можно найти в земном мире, и особое умение придать одухотворенность всему, чего ни коснется рука художника. Религиозные воззрения иранцев дают им надежду на милосердие, но в то же время порождают пессимизм и скептицизм по отношению к земному миру. Религиозность и прагматизм в Иране так взаимно уравновешены, что в его поэзии люди находят свет и утешение, когда ничто другое не в состоянии утолить их печали.

Расположенный между Европой и Азией, Иран оказался тем местом, где свет зарождающейся науки начинал рассеивать мрачные суеверия монголов. Один из иранских правителей Газан-хан (1295—1304), потомок Чингисхана, стал ученым. Отбросив заклинания алхимиков и используя все ценное, что было ими сделано, исследования свои он строил на экспериментальной основе.

Одухотворенность иранской культуры внушила преемникам Мухаммеда мысль, что они не только хранители законов ислама, но и хранители божественного откровения, которое отвечало самым возвышенным устремлениям человеческого духа. Иранские последователи суфийского мистицизма хранили для людей в чистоте идею, которую пророк Мухаммад стремился внушить своим примером: человеческие сердца, достигшие очищения, могут стать зеркалом чистого горнего света.

Роль моста между Европой и Азией, однако, была связана со многими трудностями. Духовная сила и мужество иранского народа не раз подвергались суровым испытаниям. И это прекрасно, что Иран после всех испытаний сохранил свою стойкость и самобытность и доказал, что он еще может дать человечеству много ценного в области культуры и международных отношений.

Перекресток — удобный наблюдательный пункт, откуда можно видеть жизнь людей в различных странах и условиях, и народ, обладающий беспрецедентным историческим опытом, может установить здесь своего рода «дорожные знаки», помогающие наметить путь.

На иранском скрещении различных путей развития, разных культур и национальных особенностей Европа может рассказать о себе Азии, а Азия может многим поделиться с Европой. Как Янус, Иран имеет два лица: одно обращено к Европе, другое — к Азии, и взгляд его внимателен и зорок.

Современный Иран располагает необходимыми ресурсами, он вновь обретает уверенность в себе, утерянную в период рабства, в период иностранного владычества, начавшийся в 1722 году, когда династия Сефевидов лишилась власти.

С этой публикации мы начинаем маленький цикл статей посвященный истории Ирана.

Автор: Питер Авери.