Не глядя на доску – из истории шахмат

шахматы вслепую

В 1840 году петербургский альманах «Маяк современного просвещения и образованности» решил заинтриговать своих читателей таким сообщением: «Знаменитый парижский игрок в шахматы господин Лабурдоне весьма недавно представил блистательное доказательство своего умения, выиграв у одного известного члена Лондонского шахматного клуба вдруг две партии; а что всего удивительнее — выиграл их, обратись лицом к стене, между тем как проигравший англичанин смотрел в оба на обе партии. Если это не пуф журналистов, то господин Лабурдоне не игрок, а чудо».

Более 170 лет прошло с той поры, но многим даже и сейчас кажется непонятным и удивительным искусство шахматиста, играющего, не глядя на доску, мысленно представляющего себе все перипетии шахматной борьбы, умеющего «вслепую» проводить красивые комбинации, избегая коварных ловушек своего противника.

Анкета профессора Бине

Было это в конце позапрошлого века. Известный французский ученый А. Бине, исследуя проблемы психологии мышления, серьезно заинтересовался игрой не глядя на доску. Он обратился к видным шахматистам с просьбой ответить на несколько вопросов.

В 1893 году Бине обобщил свои наблюдения и полученные ответы. Психологический анализ игры «вслепую» Бине начинает следующим замечанием: «Каждый первоклассный игрок, как утверждают сами шахматисты, может вести без доски, по крайней мере, одну партию, потому что для игры в шахматы вообще, хотя бы и с доской перед глазами, необходимо — как это ни кажется странным — уметь играть без доски».

Справедливо ли это мнение? Несомненно! Более того, игра «вслепую» вовсе не привилегия касты посвященных. Размышляя над вариантами своей партии, над тем, что может случиться при дальнейшем развитии сражения, любой шахматист мысленно представляет себе изменения на доске, а следовательно, играет «вслепую».

Касаясь проблем игры не глядя на доску, видный гроссмейстер З. Тарраш писал: «Всякая игра ведется, в сущности, «вслепую». Всякая комбинация в 5—6 ходов просматривается в уме. Доска и фигуры только мешают расчетам».

Мешают?! Тарраш, безусловно, увлекся и не учел того, что, играя с доской, приходится мысленно представлять себе только будущее расположение фигур, а без доски — и настоящее. А так как это будущее есть измененное настоящее, трудность представления во втором случае, конечно, больше.

Чем выше мастерство шахматиста, тем яснее, отчетливее видит он то, что может осуществиться через несколько ходов, фиксируя в своем сознании существующую в данный момент позицию.

Как это происходит

«Я отчетливо представляю доску и, дабы не отвлекаться посторонними предметами, закрываю глаза,— писал об игре «вслепую» один из мастеров.— Затем я располагаю на доске фигуры. Ясное представление доски — самое существенное, и как только при закрытых глазах видишь доску, то уже нетрудно представить себе и фигуры на ней в их столь знакомом каждому шахматисту первоначальном положении. Начинается игра. Предположим, что за мной первый ход. Я вижу ясно, как он делается на доске. Образ изменяется; я стараюсь удержать его в представлении в этом измененном виде. Мой партнер отвечает, образ снова меняется, и я снова удерживаю его, как пластинка фотографа — изображение освещенного предмета».

Интересное, но отнюдь не исчерпывающее объяснение. Несомненно, способность играть без доски основывается на памяти и зрительной и словесной. Так как каждая фигура имеет определенное название, каждая клетка доски — определенное обозначение, то для того, чтобы представить себе шахматную фигуру или клетку, можно пользоваться как зрительными образами, так и их названиями.

Память в игре без доски — это память рассуждений и расчетов. Помнят не столько ходы, сколько рассуждения, которые повели к ним, планы атаки или защиты. Каждый ход лишь завершает предшествующую ему мысль, а потому и припоминается вместе с мыслью, выражением которой явился. Вообще партия запоминается тем легче, чем конкретней, определенней идеи, выраженные ею, чем последовательнее она велась.

Недостаточно опытные шахматисты действительно пытаются видеть доску и фигуры как реальные предметы. Некоторые даже представляют себе именно те фигуры и ту доску, на которой они обычно играют. Скажем, если один из белых коней сломан, то и зрительная память фиксирует этого коня с присущим ему дефектом. Но, опираясь лишь на чисто зрительные представления, играть «вслепую» трудно, а высокий класс продемонстрировать просто невозможно.

В представлениях сильного шахматиста, играющего, не глядя на доску, исчезают внешние черты, присущие конкретным фигурам, даже их цвет. Просто игрок знает, что эти фигуры принадлежат ему, он может располагать ими. Фигуры разделяются не на белые и черные, а на свои и неприятельские.

В развивающейся борьбе главные элементы для комбинаций — линии действия фигур, пункты доски, куда фигуры направляются. Играющий мысленно видит не фигуры, а свойственные им возможности нападения и обороны. Несомненно, однако, что шахматная память весьма специфична. Любопытно, что блестяще игравший, не глядя на доску, чешский гроссмейстер Р. Рети в жизни был очень рассеянным человеком. Известен такой комичный случай. Закончив с отличным результатом сеанс «вслепую» на 29 досках, Рети ушел, позабыв в клубе свой портфель. Когда ему вернули портфель, Рети воскликнул: «Вечно я его оставляю, у меня такая плохая память».

Интересен общий вывод, сделанный Бине в его статье: «В игре без доски есть все: и сосредоточенное внимание, и знание, и память, и внутреннее зрение, и способность расчета, и настойчивость, и хладнокровие, и многое другое. Если бы можно было заглянуть в ум играющего, мы увидели бы в движении целый мир ощущений, образов, бесконечную смену состояний сознания, перед которой все наши описания — не более как грубая схема».

С давних времен

Игра не глядя на доску известна уже более тысячи лет. Еще арабский писатель IX века Сафия рассказывал, что Саиб ибн Джубаир, умерший в 714 году, успешно играл в шахматы «вслепую». В 1266 году сарацин Буцека, играя во Флоренции одновременно с тремя шахматистами, в том числе на двух досках «вслепую», выиграл две партии при одной ничьей.

В 1512 году Дамиано в своей книге о шахматах, изданной в Риме, дал несколько указаний о том, как играть, не глядя на доску.

Польский путешественник Лукаш Гурницкий в сочинении «Придворный» (1566 год) отмечал, что на Руси играют в шахматы, и не глядя на доску. Он писал: «Москва, чаятельно в этом мало упражняется, однако всегда весьма хорошо шахматы знает, надо думать, что и на память играет, едучи в дороге».

Не раз сражался «вслепую» с сильными шахматистами русский мастер А. Петров (1794—1867).

Играть, не глядя на доску, одну партию не так уж трудно. Значительно сложнее обстоит дело с сеансом одновременной игры «вслепую». Ясно представлять в уме, без зрительных ориентиров, ход событий одновременно на большом количестве досок на протяжении десятков ходов может оказаться непосильным даже для очень хорошего шахматиста.

Практика показывает, что сильные шахматисты в состоянии уверенно вести без доски по меньшей мере одну партию. Но далеко не всегда более сильный шахматист способен играть и большее число партий без доски — прямой пропорциональности здесь нет.

Чтобы проводить сеансы одновременной игры «вслепую», надо обладать громадной выносливостью, ярко выраженной способностью к абстрактному мышлению, обширной специфической памятью. Кроме того, подобные сеансы требуют специальной длительной подготовки.

Дающий сеанс обычно находится в отдельном помещении. Записывать партии он не имеет права. Секундант сообщает ему лишь номер доски и сделанный противником ход. Все участники сражения располагаются в зале, как и при обычных сеансах одновременной игры. Им дается определенное время для обдумывания ходов. Передвигать фигуры на доске для расчета вариантов воспрещается. За соблюдением всех правил следят специально выделенные секунданты.

Немецкий гроссмейстер Ф. Земиш проводил как-то сеанс одновременной игры «вслепую». Как и обычно, в таких сеансах, участники находились в одной комнате, а Земиш — в другой, куда ему сообщали ходы противников. Среди зрителей, наблюдавших за тем, как сражается гроссмейстер, была одна пожилая дама. Она долго смотрела на Земиша, затем взволнованно обратилась к организаторам сеанса: «Это же чистое жульничество,— заявила она,— какой он слепой, он все видит».

В середине XVIII века французский шахматист Филидор не раз играл одновременно три партии, и его искусство в этой области пользовалось общим признанием.

Достижения Филидора были превзойдены американцем П. Морфи, который, например, 27 сентября 1858 года в парижском кафе «Режанс» сыграл восемь партий и одержал шесть побед при двух ничьих.

Журналист, восхищенный его игрой, писал: «Морфи превзошел Цезаря, ибо пришел, не увидел и победил».

Автор: М. Юдович.