Кто был первым императором-христианином?
Многие ответят сразу: Константин Великий, при котором христианство получило правовой статус, за что он и был прославлен как святой равноапостольный. Да, благодаря его эдикту о веротерпимости (313 г.) остановились страшные гонения на христиан, жестоко преследовавшихся императорами-язычниками. Но все ли предшественники Константина были язычниками? Исследовательница истории раннего христианства Татьяна Козлова отвечает на этот вопрос, и ее статья, которую мы предлагаем вашему вниманию, разрушает привычные стереотипы.
В тени равноапостольного Константина все его предшественники выглядят закоренелыми язычниками: либо — в лучшем случае — равнодушными к христианству, либо его жестокими гонителями. Мученичество за веру на аренах цирков принимали христиане в правление Нерона, Диоклетиана и некоторых других римских кесарей, но в таком негативном свете изображается обычно весь доконстантиновский «языческий» имперский Рим. Однако были ли исключения?
За время от Распятия Христа до легализации новой веры в 313 году менялись династии, менялись лица кесарей на престоле. Сегодня в памяти нашего «среднестатистического» современника, может, и промелькнут «увековеченные» романами, театром, кинематографом оргии Калигулы или дилетантское музицирование Нерона, а имена многих куда более достойных внимания императоров стали достоянием узкого круга специалистов-историков.
Незаслуженно софиты исторической сцены выключены для Александра Севера (222—235 гг.), которого такой авторитетный знаток истории Рима, как Якоб Буркхард, назвал «настоящим Людовиком Святым античности». Идеальный правитель, по мнению древних римлян, должен был обладать сочетанием четырех достоинств — умеренностью (dementia), справедливостью (aequitas), мягкостью (misericordia) и благоразумием (prudentia). Александр Север стремился соответствовать этому образцу — и, быть может, потому в наш век повсеместного господства на книжном рынке криминального чтива, эротики и светских скандалов его вполне достойное правление столь прочно забыто потомками.
На императорский трон четырнадцатилетний Александр Север взошел юной надеждой всех слоев римского общества и всех сословий, при общих рукоплесканиях сената и народа: его предшественник Элагабал был развратным мистиком и, в конце концов, по недоброй римской традиции, погиб от меча солдат-бунтовщиков. Воспитанный в греко-римском духе, руководимый достойными наставниками, Александр свою политическую деятельность начал с исправления нравов: максимально упростил пышный дворцовый этикет, отменив его раболепные, заимствованные из ближневосточных деспотий падения ниц перед императорской особой, разогнал придворный публичный дом предшественника, начал чистку государственного аппарата от запятнавших себя взятками и другими злоупотреблениями чиновников. Особенно жестко Александр подходил к заворовавшимся судьям. Он считал, что на эти должности нужно ставить тех, кто избегает их, а не тех, кто их домогается.
Успешно преодолевая и в отроческие, и в юношеские годы все соблазны деспотической власти, Александр заслужил популярность у сената; народ радовался уменьшению налогов, и только солдаты в первые годы царствования роптали на миролюбивую внешнюю политику молодого кесаря и сокращение расходов на армию, но и их симпатии удалось завоевать повышением воинского жалованья и щедрыми раздачами наград. В повседневной жизни император старался быть и выглядеть примерным семьянином, гостеприимным хозяином дома и хорошим другом.
Высказывания и поступки Александра свидетельствуют о его знакомстве с христианством. Назначая в провинции прокураторов он оглашал их имена, поскольку, как он говорил, «раз христиане и иудеи поступают, таким образом, заранее оглашая имена тех, кто должен быть поставлен в священники, то тем более необходимо делать это в отношении правителей провинции, которым доверяются состояния и жизни людей».
Александр любил повторять «слова, которые он запомнил, услыхав их от каких-то иудеев или христиан»: «Не делай другому того, чего не хочешь самому себе». Он так любил это изречение, что приказал написать его в Палатинском дворце и в других общественных сооружениях». Император, несомненно, покровительствовал христианам «Когда христиане заняли какое-то место, раньше бывшее общественным, а трактирщики возражали против этого, выставляя свои притязания, Александр в своем рескрипте написал: «Лучше пусть так или иначе совершается поклонение Богу, чем отдавать это место трактирщикам».
День императора начинался с молитвы, «он совершал утром священнодействия в своем помещении для даров, где у него стояли изображения обожествленных государей и некоторых особенно праведных людей… Христос, Авраам, Орфей и другие подобные им» (Такой религиозный синкретизм вряд ли понравится современному ортодоксу, но он характерен для римского христианского мировоззрения той эпохи. Римскому религиозному сознанию вообще был свойствен космополитизм. Римляне, заимствовавшие богов с греческого Олимпа, малоазийский культ Кибелы, культы Митры из Ирана, Исиды и Сераписа из Египта, терпимо и даже с любопытством относились и к другим иноземным верованиям, отвергая лишь с их точки зрения деструктивные, связанные с человеческими жертвоприношениями и публичными оргиями, как, например финикийский культ Ваала, который пытался насадить в столице Империи Элагабал.)
По-видимому, Александр Север тайно принял христианство. Его биограф Элий Лампридий прямо утверждает: «Он хотел построить храм Христу и принять Его в число богов. Но этому воспротивились те, которые справившись в священных изречениях, нашли, что если он это сделает, все станут христианами и прочие храмы будут заброшены».
Понятно, что жрецы оказали сопротивление этому намерению Александра, и он не решился на его осуществление. Для публичного исповедания кесарев новой веры, а тем более для ее утверждения в качестве официальной, благоприятные времена и впрямь еще не настали. По подсчетам (весьма приблизительным) историка К. Криста, к середине III века только пять процентов населения Римской империи были христианами, причем проживали они в основном на восточной периферии. В родословной Александра, кстати, имелись сирийские корни, а Антиохия, Дамаск, Эдесса и другие сирийские города являлись тогда наряду с палестинскими городами и Александрией Египетской главными очагами распространения Христовой веры.
Негативному восприятию римлянами христианства способствовали и обособление христиан от языческого мира, и слухами искаженное вероучение, и то, что в первые века христианства оно было религией главным образом маргинальных групп общества, и интеллектуальный скепсис позднеантичной философии.
Как христианин, Александр должен был протестовать против идолослужения, но как правитель и, в силу своего императорского сана, верховный понтифик — главный жрец государственного культа, он был обязан публично посещать храмы и приносить жертвы идолам. Римлянин в частной жизни мог исповедовать любую веру, мог быть даже атеистом, но официальные религиозные ритуалы при этом оставались делом общественным — и потому сакральным, обязательным для всех без исключения. Именно поэтому сокрушительные действия кесаря Элагабала в Пантеоне, воздвигнутом в честь всех богов, и в других римских храмах расценивались как помешательство и глумление над чувствами граждан, и удаление из храмов статуи Юпитера и других богов — покровителей Рима вызвало народное возмущение. В богов уже не верили всерьез — разве что как в доброе предание, часть родной старины, — но в самый Рим, в идею священного и вечного государства, продолжали с гордостью верить.
Слава крестителя Рима ожидала другого кесаря. Названный в честь великого македонца, Александр, тем не менее, не обладал харизматичностью знаменитого тезки. Однако современники могли бы поблагодарить Севера за отдых от великих потрясений, глобальных преобразований и династических смут. Когда императрица-мать однажды упрекнула его в том, что он сделал свое правление слишком мягким и не внушающим уважения к власти, Александр со свойственным ему юмором ответил: «Зато — более спокойным и более продолжительным».
Автор: Татьяна Козлова.